Вадим Еловенко - Осознание Страница 10

Мы все замерли, ожидая ругани Василия, а тот, стоя с чашкой с чаем, пояснил:

- Много будет срываться. Теперь берите ножовку по металлу и делайте пропил. Вот тут, по стыку частей. Спиливаете болт и готово. Пока один возится с намоткой, второй идет в третий слесарный и там на станках ему высверлят обе части и сделают новую резьбу. Ясно?

Я взял ножовку и сделал, как он говорит, показав пример и поняв сам, что надо делать. Получив похвалу, я взял высвободившийся корпус и понес его, следуя указателям в третий цех. Наверное, это был самый шумный цех на свете. Все там у них выло, свистело, пищало и материлось. Я даже хотел выйти, перевести дух, но заметил мастера в халате и, подойдя к нему, пытаясь перекричать шум, объяснил, что нам нужно для пятого цеха. Он кивнул и подозвал к себе еще совсем пацана. Теперь уже сам, перекрикивая шум, он объяснял задачу и сказал, чтобы тот приоритетно выполнял поручения пятого цеха. Перемотанные движки были жуть как нужны, оказывается, только я так не понял где.

Вернувшись к нам, я сказал, что как сделают, сами притащат. Кивнув, Василий сказал, чтобы мы оставили работу и шли с ним, он покажет, где столовая. Оказывается, надо было перебегать до нее по улице. Неудачно пошел дождь и мы, промокнув по пути, ежились в холодной столовой, ожидая в очереди. Наелся я до отвала. Я впервые, наверное, за пару лет попробовал настоящего прожаренного мяса. Тушенка не в счет. Тут мне досталась здоровая куриная грудка с макаронами и салатом из капусты. И хотя суп с лапшой мне не очень понравилось, но жевать отвыкшими зубами мясо, было классно. Просто здорово! Казалось челюсти, обрели разум и сами тащились от процесса. Но самое абалденное, что за обед не надо было платить. Вообще. Ничего. Ни одной единицы. Пообедав с нами, мастер встал и сказал, что ждет всех в цеху и надеется, что никто не заблудится. Мои товарищи думали, что в цеху им снова сразу придется приступать к работе и они, в отличии от меня, были удивлены, что Василий сказал отдыхать. Меня он подозвал к себе и сказал, что после обеда прибудет еще два наматывающих малых станка, а к вечеру привезут станок для перемотки громадных трансформаторов. Я показал, где планирую их поставить, и он одобрил. Единственное сказал, что придется дополнительные лампы заказывать. Спросил, сможем ли мы сами их подвесить над станками и не вызывать заводских электриков. Я сказал, что уж с лампами я и сам справлюсь. Он посмеялся и сказал, чтобы в тот день мы и заканчивали компоновать цех, так как на следующий будут устанавливать на потолке лебедки для перетаскивания больших двигателей. Телеги нам тоже были обещаны, но Василий сказал, что будут такие еще движки, под которыми и телеги развалятся и лебедки оборвутся. Я спросил, как же мы их будем разбирать-собирать и он, смеясь, ответил, мол, как родина прикажет, так и будем.

Замотался я за тот день чудовищно. Придя домой, я только кивнул приятелям и упал в кровать, отрубившись. Утром проснулся от будильника и ломал голову, кто же из них сделал доброе дело и завел его мне.

Побежал на работу. Контролировал установку лебедок. С работы снова короткими перебежками домой…

В таком вот странном режиме я работал почти неделю. Прибегал домой даже, не ел, вырубался и утром, подскакивая, бежал обратно. Через неделю нам привезли из порта те двигатели, которыми нас пугал Василий. Движки с пожарных насосов и помп были и, правда, чудовищами. И хотя их и на тележках катали и лебедки их выдерживали, мы так намучились, что теперь каждый заказ из порта ждали как страшного суда. Мелочь оттуда не посылали, у них своя ремонтная база была маленькая. Нам вот только таких мутантов отправляли. Хотя осознание, что мы делаем очень полезное, для кормящего город флота, дело, нас вдохновляло. Да и Василий буквально на вторую неделю съездил в порт на переработку и вернулся оттуда с ящиком консервов для нас и себя.

- Благодарность - пояснил он, и мы счастливые потащили домой каждый по восемь банок трески. Олег и Наталья обрадовались рыбным консервам. Их уже притомили супчики быстрого приготовления. Я хоть и оставил им денег немного, но как понял к Нюрке за продуктами они не ходили, перебиваясь тем, что у нас и так было в запасе.

Что было плохо в столовой - это правило не брать ничего с собой. А мне так хотелось угостить и Олега и его подружку нормальной пищей. Один раз я сунулся, но тетка на раздаче на меня только зыркнула недовольно и сказала «не положено». Я не стал настаивать.

Работа мне нравилась. Думать было почти не нужно. Знай из графика не выбивайся и выполняй соответственно приоритетам. Василий нам уже больше почти ничего не показывал. Мы все сами делали. Он только иногда возился с интересными ему движками и присутствовал при проверке, когда нужна была его подпись. Он же нес за работу персональную ответственность.

Когда пошел первый снег я настолько привык к своей работе, что думал всегда заниматься ею. Больше того у меня как-то стали появляться минуты, чтобы читать «Электромеханику» - толстенную книгу, подсунутую мне Василием. Я набирался опыта и знаний. По капельке, но они заполняли мою голову.

Одним из вечеров дома я спросил, хочет ли Олег, чтобы я поговорил с Василием о нем? Олег без особого интереса сказал: «Ну, поговори». Я, правда, надеялся, что мне не откажут, и я устрою его на такую славную работу. Но мне отказали и больше того сделали выговор. Чуть не убрали из помощников мастера. Хорошо Василий заступился. Зря я сунулся в кадровый отдел. Хотя Василий недвусмысленно сказал к ним идти, что только они такие вопросы решают. А кадровикам понадобились всего сутки выяснить, кто такой Олег и что он живет у меня. Как меня распинали. Как мне мозги-то пачкали. Мол, мне оказано такое доверие, а я прихожу, небось, домой и рассказываю всякому антисоциальному элементу о своей важной работе. Пришлось врать, что я ничего не рассказываю и вообще, пока прихожу домой, остается только в койку упасть и спать.

Короче все сочли за неудачную мою попытку искренне позаботиться о друзьях, не вдаваясь в их прошлое. Ну, на самом деле-то так и было. Что мне-то до прошлого Олега и его Наташки?

Через два дня мне предложили переселиться в общежитие при заводе. Это был страшный соблазн. До жилья три минуты ходьбы. Во время обеда кто в нем жил шли отдыхать в свои комнаты. Даже полчаса, но в своей койке стоили многого.

Придя, домой я сказал Олегу, что оставляю им свой подвал и перебираюсь жить в общагу. Что вместе со мной будет жить еще один рабочий. Они молчали, и я стал собираться. Я ничего с собой не забирал кроме любимых книг. Пока я собирал их в стопки и обвязывал, они смотрели на меня скорее возмущенно, чем удивленно. Как же так я их оставляю. Удивление их было столь велико, что даже нужных слов-то мы не нашли что друг другу сказать. Я чувствовал себя смущенно, не смог помочь на работу устроиться, а теперь вообще оставляю их одних. И если раньше они могли хоть на мою помощь рассчитывать, то теперь мы вряд ли вообще увидимся. Может только по воскресеньям, в выходной. Если захотим друг друга видеть.

В общежитии в большой комнате нас и, правда, жило только двое. Я и пожилой помощник мастера второго цеха. Он был одинок. Его родные так же погибли в Последнюю ночь, и ко мне он относился даже не как к младшему товарищу, а скорее как отец к сыну. В первую же ночь, когда меня доставил в общежитие из моего подвала патруль глядящих, он радостно поприветствовал меня и посадил ужинать. Вообще конечно только ради электричества, что было в общежитии, стоило бросать свой подвал уютный. Здесь не надо было думать, где купить топливо для примуса и ламп. Здесь в каждой комнате была электрическая плитка. Зимой общежитие отапливалось с котельной завода и никаких тебе печек и заморочек с углем и дровами.

После позднего ужина мой сосед провел меня в душевые. Вода хоть и шла холодная, но я сделал тоненькую струйку и долго себя под ней оттирал от многодневной грязи. Я вспомнил, что последний раз мылся как раз две недели назад. Тоже в холодной воде под окном, что давало хоть немного света в дальнем конце подвала. Как и тогда я тер себя не жалея кожи, но в отличие от помывки в подвале, после душа я реально почувствовал себя чистым. С голыми ногами, завернутый в полотенце, с постиранными вещами в руках я вернулся в комнату и развесил уже чистое белье на веревку, натянутую от моей койки до гвоздя, вбитого в стену. А потом я первый раз за годы лег на чистое свежее белье. Укрылся второй простыней и сверху натянул шерстяной плед. Пригревшись и слушая бормотание моего соседа, который не особо нуждался в моих ответах в разговоре со мной, я уснул.

Утром нас разбудил такой близкий портовый гудок. Порт начинал работать на час раньше. Поднялись. И пока я соображал, что же дальше делать, мне была вручена зубная щетка и сказано идти в душ. Взяв протянутую соседом зубную пасту, я пошел в душевые, где уже было несколько человек с нашего этажа и, дождавшись освободившейся раковины, я стал ожесточенно оттирать давно почерневшие зубы. Хоть они и остались с желтованым налетом, я остался доволен результатом. Если так каждое утро делать, то скоро они у меня станут прежнего белого цвета. Пока жил в подвале, даже не думал, что цвет зубов так важен в общении с людьми. Я представил как на меня та же Наталья или Василий смотрели, и меня аж передернуло. Но теперь-то я за себя возьмусь. Брился я раз в неделю обычно, но теперь решил себя выскабливать хотя бы раз в два дня. И еще, рассмотрев свои торчащие длинные волосы, решил подстричься коротко, как мой мастер. В принципе я знал в городе парикмахера, он брал всего десять единиц за подстрижку и, думая, что это не так уж и дорого, учитывая теперь мой заработок, я решил, что обязательно пойду к нему в воскресенье. Если на заводе не найду никого, кто может подстричь и берется за это.