Дмитрий Карманов - Я всемогущий Страница 16

— Я уже рассказал вам правду.

Следователь взвился:

— Правду?! Правду вы мне рассказали?! — Он отбросил ручку и рванул на себя ящик стола. Через мгновение передо мной оказалась фотография. — Вот вам правда! Знакомо личико-то?

Я уставился на фото. С серого некачественного снимка смотрело лицо неизвестного мне кавказца с аккуратной бородкой.

— Беслан Мураев. Знакомы? — Кропотов испытующе сверлил меня глазами.

Я лишь покачал головой.

— Банда Мураева взяла на себя ответственность за гибель самолёта. Их «Кавказ-центр», захлёбываясь от радости, уже которую неделю кричит об этом. А исполнителем теракта были вы, гражданин Колпин. Получив за свои кровавые услуги более десяти миллионов рублей. — Кропотов говорил быстро, выплёвывая обвинения в мой адрес без тени сомнения. — Нам пока непонятен способ, которым вы вывели самолёт из строя, но мы докопаемся до истины, не сомневайтесь. Бортовые самописцы обнаружены, сейчас ведётся расшифровка записей.

Я встал, не в силах выносить ядовитый тон следователя.

— Бред, — сказал я прямо в его раскрасневшееся лицо. — Я не знаю, что произошло с самолётом, но никакого отношения к этому я не имею. У вас нет никаких доказательств. И быть не может.

Следователь вскочил, опираясь руками на стол. Он конвульсивно сжимал и разжимал кулаки.

— Полагаю, я могу быть свободен? — спросил я.

Кропотов махнул в сторону двери и процедил, сделав ударение на первом слове:

— Пока свободен.

В Петербурге нет хороших кедровых орехов. То есть долгое время я вообще не встречал в продаже это своё любимое сибирское лакомство. Но однажды я нашёл его в одном из супермаркетов. Полный воспоминаний о свежих, пузатеньких орешках, пахнущих смолой и теплом печи, я купил объёмный пакетик и в тот же вечер сгрыз всё его содержимое. Увы, подгнившие кедровые орехи в жёсткой скорлупе мало напоминали то, к чему я привык в детстве. И оставляли во рту ощущение тухлости.

Примерно такое же послевкусие я испытывал несколько дней после разговора со следователем. Постепенно оно перешло в предчувствие новых неприятностей. В душе мне хотелось надеяться, что Кропотов оставит меня в покое. Но что-то мне подсказывало, что слишком уж не по вкусу моя история этому человеку, похожему на мультяшного шакала. Я ждал продолжения.

Поэтому, когда внезапно позвонил обычно молчащий офисный телефон, я напрягся, отложил в сторону рабочие документы и поднял трубку. Звонок, впрочем, оказался совсем не страшным — курьер из службы экспресс-доставки просил меня спуститься в вестибюль бизнес-центра, забрать пакет и расписаться в получении. Я пытался зазвать курьера наверх, в наш офис, или послать вместо себя кого-нибудь другого, но мальчик настаивал на том, что нужна именно моя подпись, а подниматься непосредственно в офис ему запрещают корпоративные правила. Я раздражённо повесил трубку, накинул пиджак и спустился вниз.

В вестибюле никакого курьера не оказалось, зато прямо у лифта меня встретили два милиционера в форме, которые вежливо попросили показать документы. Рядом нарисовался и неприметный человек в штатском. Он как бы ненароком встал таким образом, чтобы пресечь мою возможную попытку ретироваться в лифт.

Я достал паспорт и протянул его одному из милиционеров. Тот задумчиво полистал документ, вернул мне и произнёс:

— Гражданин Колпин, прошу проследовать с нами.

Сердце гулко стукнулось в грудную клетку.

— А в чём дело? — Мой голос почему-то осип.

— Не волнуйтесь, ненадолго задержим вас до выяснения обстоятельств.

Милиционер разговаривал спокойно и доброжелательно. Его товарищ, стоявший рядом, смотрел сквозь меня с сухой безразличностью. И лишь человек в штатском позади нервно дышал.

Не размениваясь на дальнейшие разговоры, милиционеры осторожно, но настойчиво подхватили меня под локти и повели к выходу. Охранник бизнес-центра в красивой форменной фуражке с интересом наблюдал, как меня уводят.

Мы спустились по ступеням и направились к старенькому жёлто-синему «уазику», гордо стоящему на VIP-парковке в окружении блестящих туш дорогих автомобилей. Второй милиционер, так и не проронивший ни слова, отпер дверь в задней части «уазика» и взглядом указал, что мне нужно лезть в грязный железный отсек. Видя, что я оторопело замер, он аккуратно подтолкнул меня, и я, сделав несколько неловких движений, очутился внутри машины.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ. Сквозь маленькое пыльное окошко, забранное решёткой, я увидел человека в штатском. Он сказал несколько слов милиционерам и направился в сторону, уйдя из поля моего обзора. Остальные участники моего задержания сели в кабину. Машина завелась, невнятно зашипела рация.

Я, наклонившись, стоял на полусогнутых ногах, не в силах заставить себя сесть на заплёванные железные скамьи, расположенные по обеим сторонам отсека. Однако когда машина тронулась, я был вынужден сначала сесть на корточки, а после — примоститься на скамейке, показавшейся мне наименее отталкивающей из двух.

Я ехал и пытался вспомнить, за что и на сколько меня могли задержать по закону. Однако теоретические знания, которые, как кажется, никогда тебе не понадобятся, редко задерживаются в голове. Я не мог даже представить себе, что мне потребуется знать, законно ли меня задерживает милиция.

В кабине оживлённо разговаривали, однако кроме невнятного «бу-бу-бу», изредка прерываемого шипением рации, ничего не было слышно. Слегка уняв разброд в голове, я сообразил, что мобильный телефон всё ещё при мне, и набрал номер Солодовникова.

Олег знал об интересе органов к моей персоне, поэтому информацию о том, что я еду в машине с решёткой, воспринял быстро и серьёзно.

— У них на меня ничего нет, — говорил я в трубку, подпрыгивая на ухабах вместе с «уазиком». — И не может быть.

— Так-то оно так, — задумчиво отвечал Солодовников, — однако, скорее всего, санкцию на твой арест этот следователь всё-таки получил… Нет, конечно, может быть, это всего лишь недоразумение. Или что он пытается тебя запугать. Но я бы пока готовился к худшему варианту развития событий.

— Как мне себя вести-то с ними? Что говорить?

— Лучше вообще поменьше говорить. И внимательно читай всё, что тебе дают подписывать. Я свяжусь сейчас со знакомыми юристами, расспрошу их. Найдём какого-нибудь человечка, близкого к органам. Организуем внятного адвоката.

— Олег, ты думаешь, всё так серьёзно?

— Я не знаю, Платон, — в его голосе я уловил неуверенность. — Не хочу тебя пугать, но ты же понимаешь, в нашей стране возможно всё. Держись там, а я со своей стороны сделаю всё, чтобы тебя вытащить, если понадобится.

— Спасибо, Олег. Телефон при мне, так что я пока на связи. Звони, как что разузнаешь.

Телефон, впрочем, оставался при мне недолго. «Уазик» привёз меня в отдел милиции, где хмурый сержант, составив опись, изъял мои личные вещи, деньги и документы. Затем, проверив карманы и тяжело оглядев меня с ног до головы, жестом попросил снять ещё и брючный ремень. Я повиновался.

Мои вещи он сложил в полиэтиленовый мешок, затем достал сероватый бланк и размашистым почерком записал в него всё изъятое, отдельно указав сумму денег в бумажнике. Я находился в странном отупении, поэтому даже если бы сержант что-то украл, то не сказал бы поперёк ни слова. К моему вялому удивлению, никаких попыток забрать хотя бы часть денег он не предпринял.

Оставив опись на столе, сержант цепко схватил меня за плечо и подвёл к огромной решётке, заменявшей стену грязному помещению, открыл дверь и протолкнул меня внутрь. После, не говоря ни слова, спокойно запер замок и пошёл обратно.

— Эй, — крикнул я ему в спину, — а мне кто-нибудь объяснит, что происходит? За что меня задержали?

Тёмно-серая милицейская спина осталась безучастной. Сержант, голоса которого я так и не услышал, удалился. Я с отстранённым любопытством подумал, могут ли на работу в милицию взять глухонемого. И сам себе мысленно ответил, что это маловероятно.

Я оглядел помещение. В памяти, откуда-то из отрывками виденных серий «Бандитского Петербурга» всплыло слово «обезьянник». Голые серые поверхности, решётка вместо одной из стен, тусклый свет, вмурованная в бетон железная скамья по периметру. Грязный мешок в углу. От него ощутимо тянуло гнилью.

Я подтянул брюки — лишившись ремня, они всё время норовили сползти. Сел у противоположной мешку стены.

Где-то за углом звонил телефон, хлопала входная дверь отделения. Жизнь, ещё час назад кипевшая вокруг, вдруг разом осталась в стороне. Я же очутился в застывшем воздухе клетки, ошеломлённый и беспомощный. И несколько отстранённый. Было ощущение, что всё это происходит не со мной, что я всего лишь наблюдатель, с усталым интересом пытающийся угадать свои дальнейшие действия.