Евгений Лукин - С нами бот Страница 17

– Послушай, Лёня, – несколько нервно заговорил он. – Если ты за что-то подобным образом мстишь Еве, то должен тебе сказать… Я не для того основывал «Мицелий», чтобы ты с его помощью сводил какие-то свои счёты с женой…

– Ещё и с женой, – подтвердил динамик.

После таких слов мы с Петровичем оторопели оба, но, вероятно, по разным причинам: мне ответ показался слишком неожиданным даже для автопилота, а уж какой смысл вложил в услышанное Труадий – не берусь судить. На всякий случай я вызвал распечатку предыдущей фразы. Ну понятно! Концовку её бот распознал как «ещё ты с женой».

– Лёня… – У Труадия даже голос слегка упал. – Ты безжалостен, Лёня… Так нельзя.

Я поспешно отключил автопилот. Вернее, не то чтобы совсем отключил… Пусть пишет, но молча.

– Вы полагаете, Труадий Петрович… – промямлил я, – что для Евы следует сделать исключение?

– И ты об этом спрашиваешь меня?!

Мне стало совсем неловко.

– Я уже и сам думал, Труадий Петрович… Да! Конечно! Сделаем…

– Ну слава богу… – с насмешливым облегчением промолвил Труадий. – Хоть что-то человеческое прорезалось… Слушай, Лёнь! А не слетать ли тебе с нами через месячишко в Испанию? А то ведь так и сгореть недолго на работе.

Возможно, я ошибаюсь, но такое впечатление, что после моего краткого владычества и последующей стратегической ломки Труадий слегка изменился. Обычная его рассеянная улыбочка, с которой он давал указания сотрудникам, смотрелась теперь несколько застывшей. Приклеенной. В молодости Петрович, как мне кажется, был тот ещё волчара, а барственную личину примерил, лишь убедившись, что его «Мицелий» не по зубам уже ни уголовным рэкетирам, ни государственным.

И всё-таки, думается, в глубине души он по-прежнему полагал себя зубастым и беспощадным. Вот, дескать, похаживаю я среди вас весь такой благостный, подчёркнуто старомодный, церемонный, а изменись конъюнктура – секунды не буду колебаться, ни перед чем не остановлюсь.

А конъюнктура-то, оказывается, давно изменилась!

Какой-то, простите, сопляк, которому дали немножко порулить (даже и не порулить – так, за шишечку штурвала подержаться), резко меняет курс и в итоге оказывается прав. Насколько я могу судить, сделанные ботом ходы были довольно циничны, однако вполне очевидны и, главное, неподсудны. А Труадий их проморгал. Не заметил.

То ли маска приросла, то ли впрямь состарился.

Осмелюсь также предположить, что грызло его теперь ещё одно тайное сомнение: а ну как геликософия – это всё-таки нечто большее, нежели набор звонких нечленораздельных терминов? И я понимаю Труадия. Мне и самому временами так кажется. Хотя, если подумать, нет такого набора терминов (сколь угодно звонких и сколь угодно нечленораздельных), который не смог бы при определённых условиях воплотиться в жизнь. Возьмём американскую мечту. Или, допустим, наш коммунизм…

О так называемых мировых религиях я и вовсе молчу.

А с геликософией, по-моему, совсем просто. Грубо говоря, мой отдел предсказывает будущее. За хорошую плату. А поскольку нашим глубоко научным пророчествам клиенты либо верят, либо делают вид, что верят, заставляя тем самым поверить других, то, предсказывая будущее, мы его, получается, создаём.

Разве не так?

Другое дело, что даже я, начальник отдела, главный оракул, без пяти минут доктор геликософии, понятия не имею, с какого потолка, с какой колокольни эти прогнозы берутся. Из компьютера, говорите? Но к компьютеру-то я сажусь только на автопилоте! Оно мне надо – самому разбираться во всей этой заведомой дури? А уж как автопилот обрабатывает внешнюю информацию… Знаем, видели.

Так что грядущее, господа, одному боту известно.

Кстати, о ботах.

Труадий – не бот. Сто процентов. А вот насчёт Лёши Радого я, честно признаюсь, долгое время сильно сомневался. Судите сами: невозмутим, монументален, говорит редко, кратко, зачастую невпопад. По всем статьям подозреваемый номер один. Потом присмотрелся к нему, прислушался и понял, что нет. Лёша задаёт вопросы, причём не риторические, а по сути.

Стало быть, подозрение снимается. Можете идти, гражданин Радый, вы свободны. Бот заведомо знает всё. Или ничего не знает, что, собственно, одно и то же, ибо исключает какие-либо сомнения.

Был момент, когда я подозревал буквально всех. Всматривался в глаза, хотя мой собственный опыт неопровержимо свидетельствовал о том, что, во-первых, хитрые контактные линзы совершенно неприметны, а во-вторых, пытаться углядеть в них хотя бы отблеск вспыхивающих значков и надписей – заведомо зряшное дело. Не раз проверено самолично перед зеркалом.

Что же касается речи и поведения… Рано или поздно ботоподобный сослуживец (а все они, как правило, ботоподобны) проявлял колебания, любопытство, элементарную трусость наконец!

Ни то, ни другое, ни третье боту не свойственно.

Кроме того, ни у кого из подозреваемых не наблюдалось в руках чёток или какого-либо другого предмета, которым бы он постоянно поигрывал.

ПОДЬ СЮДЫ

Дело в том, что политкорректное до идиотизма «Желательно личное присутствие» к тому времени изрядно намозолило мне глаза, и я сменил напоминалку. Теперь она выглядела и выразительнее, и короче:

ПОДЬ СЮДЫ

Согнал с бледно-сиреневых обоев внутреннего мира очередной текст и вернулся в объективную реальность, данную нам в ощущениях.

Прямо перед моим столом обозначилась загорелая сероглазая брюнетка в маленьком чёрном платье. Она смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Клиенты так не смотрят. На всякий случай я взял её узкое смуглое лицо в рамку распознавалки, поскольку было не исключено, что бот в моё отсутствие уже беседовал с этой особой и не однажды.

НЕЗНАМО КТО

Значит, не беседовал.

– Чему обязан? – осведомился динамик.

– Исключительно вашим редким деловым качествам, Леонид, – прозвучало в ответ. Интонации показались мне удивительно знакомыми. Каждое слово выговаривалось с издевательской тщательностью и неторопливостью.

Пока я вспоминал, кому ещё свойственна подобная манера речи, неизвестная коротко взглянула через плечо на юную сотрудницу (остальные две были в разбеге). Та встрепенулась, испуганно округлила ротик.

– Ой! Меня ж ещё просили зайти… – Схватила сумку, устремилась к дверям, обернулась. – До свидания, Герда Труадиевна! Это вы на Крите так загорели?

Труадиевна?

Я встал.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказали мы с ботом, помешав друг другу. Кажется, стоило взять беседу на себя. Что я и сделал.

– Не стоит беспокойства, – небрежно отозвалась Герда Труадиевна. – Если мне понадобится сесть, я сяду. – Огляделась. – Так значит, здесь вы, Леонид, и горите на работе? Сегодня самосожжение ваше откладывается. Ценных сотрудников надо спасать. Я вас забираю.

Интригующее начало.

– Куда, если не секрет?

– На ужин.

– Да, но…

– Папа в курсе.

Не могу сказать, чтобы её бесцеремонность показалась мне очаровательной.

– А в чём смысл мероприятия? – холодно осведомился я.

Однако не на ту нарвался.

– Хочу познакомиться поближе с новым приобретением, – сказала она, дерзко глядя в глаза. – Папа, увы, не вечен, а судя по тому, что он о вас говорит, знакомство нам предстоит долгое.

До того, как я стал ботоносцем, за мной стойко держалась репутация циника. Но подобная прямота высказываний даже меня покоробила. Хотя с дочерьми владельцев заводов-газет-пароходов мне как-то раньше встречаться не приходилось. Вдруг они все такие!

Пока выбирались из здания, я велел боту развлечь мою спутницу, а сам вышел в интернет и навёл справки. Наверное, это следовало сделать сразу же, как только меня приняли в «Мицелий». Семью босса рекомендуется знать в лицо.

Тут же обнаружилась масса интереснейших сведений матримониального характера. В законном браке Труадий Петрович состоял трижды. С первой супругой развёлся, вторая умерла, с третьей у него брачный контракт. Герда – единственная дочь от второй жены. Тридцать четыре года. Наследница. Вся в папу: два раза успела побывать замужем. Имеется сын Валерий (двенадцать лет), страдает чем-то врождённым и пребывает в неком пансионате за дальним рубежом.

Ещё в наследники лезут два отпрыска от первого брака. Упорно, но безуспешно.

Облицованный дубом подвальчик располагался в двух шагах от конторы, так что мы с Гердой Труадиевной добирались до места пешком. Я шёл на автопилоте и сосредоточенно выбирал режим предстоящего разговора. Всё надлежало обставить культурно, даже куртуазно, однако без каких бы то ни было интимных поползновений. Подбивать клинья под будущую хозяйку, во-первых, неэтично, во-вторых, пошло. Сразу вспоминается драматургия Островского: приказчик, ухлёстывающий за дочерью купца, и всё такое.

Впрочем, беседа сложилась вполне дружеская и неожиданно приятная. Язычок у Герды, следует признать, не менее ядовит, чем у папаши. Пару раз я даже вырубал автоответчик и лично вступал с ней в словесное фехтование. По-моему, ей понравилось.