Роберт Рид - Девочка-птичка Страница 2

Она спросила: «Кто?», глядя на свою вышивку — изображение фермерского дома и фургона с лошадьми.

Я сказал:

— Там ребенок на заднем дворе. Девочка. Лет пяти или меньше.

Что заставило ее посмотреть на меня.

— Только один ребенок? — спросила она.

— Я видел только одного, — отчитался я. Она хотела подробностей, но не спросила. Все очевидные вопросы имели очевидные ответы, а какой смысл выслушивать то, что ты и так знаешь? Поэтому голова ее снова опустилась, руки снова принялись за работу с иглой.

Был третий час ночи, когда Женевьева наконец вернулась домой. Это я услышал кошачью дверцу, жена спала как мертвая. Я выскользнул из постели, влез в шорты и встретил девочку на полпути. Она несла свои шпильки в руках, пытаясь не шуметь. Короткая юбка казалась подоткнутой слишком высоко, а волосы требовалось хорошенько расчесать. И это было далеко не все, о чем я тогда подумал. Она же просто стояла улыбаясь, маленькие туфельки качались в ее вытянутых руках. И она словно знала, что происходит в моей идиотской голове.

В конце концов, я шепотом спросил:

— Было весело?

— Как всегда, — ответила она.

И я прямо предупредил ее:

— Никогда ничего мне об этом не рассказывай. Никогда. Договорились?

Девочка ничего не ела, но пробовать могла. Ее маленький розовый язычок оставлял следы на моем завтраке. Не знаю, почему, но мне это нравилось. Почему-то я находил это очаровательным. Она сказала: «Все вкусно», и я согласился:

— Да, в данном случае ИИ мне нравятся. Когда готовят. Прошлой весной мы с женой купили лучшего шеф-повара.

— А нюхать ты умеешь? — спросил я, и она устроила представление с нюханьем, а потом пустилась в легкий лающий кашель, закрывая ладошкой крошечный рот, словно манерная леди.

Как и вчера, она выбралась через кошачью дверь. Я не знал, куда она направилась. Но когда снаружи я пропалывал грядку, она вдруг встала рядом. Я не заметил, когда она появилась. Улыбаясь и продолжая работать, я сказал ей:

— Такая работа тебе была бы скучна.

Она посмотрела, как мои руки дергают сорняки, кивнула и сказала:

— Но если позволят, я бы ею занялась.

Тогда мне в голову пришла идея:

— Тут есть одна работенка, — объяснил я, — и она может оказаться восхитительной.

Ей захотелось узнать, что это.

— Думаю, ты сможешь забраться на это дерево, если я тебя подсажу. — Я показал на большое рожковое дерево в центре двора. — Белки ободрали кору с верхней ветки и она засохла…

— Ты хочешь, чтобы я убила твоих белок? — спросила она. Шутя.

— Может быть, как-нибудь потом, — ответил я. — Сегодня просто отпили мертвую ветку. Окей?

Она почти ничего не весила. Я смог забросить ее практически туда, куда надо. И она оказалась сильнее, чем на первый взгляд, двигаясь вверх с нижних ветвей и неся за лямку мою пилу с алмазными зубьями, зажав лямку большими белыми зубами.

Пилить легко. Она держала пилу обеими руками и вела лезвие сквозь мягкую мертвую древесину, сосредоточенно высунув свой розовый язычок. Потом раздался треск, когда древесины осталось слишком мало, чтобы удержать ветку, и она потеряла равновесие. Рывок пилы захватил ее врасплох, дернул вперед, и я увидел, как она выронила пилу, как обе закувыркались, и, не успев задуматься, я подпрыгнул. Чтобы дотянуться. Думаю, мой план был схватить ее и спасти. Но она весила так мало, что воздух замедлил ее падение, и, пока она визжала от удовольствия, я шарахнулся руками о ствол дерева, а потом слишком жестко приземлился на плечо. Я лежал там, постанывая, когда увидел, что она стукается о землю рядом со мной, а потом хлопает меня по спине. Она спросила участливо:

— Ты в порядке?

Я проворчал что-то, в том смысле, что достаточно крепок. И она радостно напомнила мне:

— Пластик тоже очень крепок. Это на будущее.

Жена так и не услышала всю историю. Она заметила мои поцарапанные ладони и медицинскую повязку да прошлась возле сухой ветки, лежащей во дворе. Ничего не спросив, она сама заполнила пустоты. Я идиот — простая история. Этой версии я и придерживался.

Снова заявился посыльный. И опять коричневая жужжалка укатила прежде, чем я обратил внимание, что адрес-то наш, но имя не моей жены. И не мое. Фамилия та же, но кто такая Карен? На это ответил городской регистр. Первая мысль была позвонить в службу доставки и отругать их за ошибку. Вторая мысль была такой же. Но почему-то до дела так и не дошло. Утро превратилось в день, и во мне проснулось любопытство. Возьми-ка дело на себя. Прежде чем выйти из дому, я взглянул на куклу. Женевьева пришла почти в четыре утра. Она мирно спала, глубоко погрузившись в свои сны, и я не мог удержаться, чтобы немного не поразмышлять, что же она видит сейчас.

Наша улица ответвляется от предыдущей, и номера домов повторяются. Вот почему это выглядело безвредной ошибкой. И, возможно, ею и было. Мой план, насколько я могу сказать, был оставить посылку рядом с парадной дверью и, самое большее, позвонить перед тем, как удалиться. Но на передней веранде уже сидел ребенок. Лет четырех, если я сужу правильно. Он сидел на старом диване, вытянув ноги прямо и глядя в ридер у себя на коленках. Потом он поднял глаза, и что-то вроде улыбки пробежало по его лицу.

— Вам-доставили-посылку-по-ошибке, — заметил он слишком частым голоском. Почти сливая слова вместе, он сказал: — Спасибо-что-принесли.

Мне это не понравилось. Но я не мог просто швырнуть ему коробку и убежать. Поэтому я поставил ее на веранду и, стоя на ступеньках, заметил своим медленным и глупым голосом:

— У нас одна фамилия.

— Она очень распространена, — последовал единственный возможный ответ. И я сказал:

— Что бы ни было в твоей коробке, надеюсь, это не слишком противозаконно.

Что было шуткой. Ничем более. Но он больше не улыбался. Он выждал полсекунды, что для него было долгим временем. Потом сказал:

— В спешной почте превосходные ИИ безопасности и самые лучшие сенсоры, а я не преступник, сэр.

Созданию, скорее всего, только три года, понял я. Они еще умнее, чем четырех-пятилетние чудеса, от чего только хуже. Они умнее и меньше хотят прикидываться, что это не так. И он снова сказал: «Сэр», и жестко посмотрел на меня. У него были громадные черные глаза, врезанные в крошечное круглое личико, и он продолжал пристально ими смотреть, говоря:

— Если вы не против, то теперь я бы хотел сосредоточить все свое внимание на моей работе.

Не знаю, почему, но я спросил создание:

— А над чем вы работаете?

Если мой новый сосед и задумался над моим вопросом, то не более чем на микросекунду. С самодовольной маленькой ухмылкой он заметил:

— Я не думаю, что существует хоть какой-нибудь мыслимый способ, которым я мог бы объяснить вам, что я делаю.

Женщины из клуба снова заявились, только на сей раз для настоящего дела. Они стегали, одевали своих чудесных кукол и чудесно проводили время, говоря все вместе, словно щебечущий шторм, пока я не ввалился в комнату. Тогда все замолчали. Даже куклы. Даже Женевьева. Ее голос был слишком громким, и на нее я смотрел, обращаясь ко всем:

— Над чем это вы смеетесь?

Жена спросила:

— Милый, ты не подслушивал?

Я не хотел представляться полным дураком, но все-таки спросил:

— О чем это вы, леди, толкуете?

Ответила Женевьева:

— О прошлом вечере.

Тогда другие куклы зашикали не нее. Она стояла в новом прикиде, такого я еще не видел. Юбка с цветами доходила до лодыжек, и вместе с жакетом они были светло-пурпурного цвета — кажется, его называют лавандовым — большие зеленые изумруды были в ее чудесных волосах и покрывали плоскую маленькую грудь.

— Я ухожу, — сказал я жене. И в присутствии всех она спросила:

— Куда?

Поэтому я ответил:

— Не помнишь? Парни сегодня играют в турнире. — Я имел в виду банду с моей прошлой работы; от нашей компании не осталось ничего, кроме команды для игры в софтбол.

— Как твоя рука? — спросила она, и я ответил:

— В целом, лучше.

— Не думаю, что тебе надо играть, — сказала она, определенно не слишком счастливая.

— Думаю, ты ошибаешься, — ответил я, несколько темня. Но удостоверился, что она не станет ждать меня домой чересчур скоро.

Человеческие существа никогда еще не играли в лучший софтбол. Это мы говорили себе, когда выходили играть в такие светлые и теплые вечера, как сегодня. Вот для чего именно освободили нас ИИ, хвастались мы. Громко хохоча. Лазая за пивом в холодильник. Каждый крепко бил по медленному толстому мячу, а потом несся к базе быстро, как черт.

Сегодня тоже игрался лучший софтбол в человеческой истории, но не на этом поле. И не нами. Мы были просто стаей мужиков среднего возраста, у которых слишком много времени на еду, и нет на кону ничего действительно важного. Ничего хоть наполовину важного. Через пару минут после игры я не смог вспомнить, кто выиграл. Через полчаса лишь я да пара приятелей остались посидеть на открытой трибуне, приканчивая остатки пива и болтая одновременно обо всем и ни о чем.