Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres) Страница 22

Она решила не вибрировать понапрасну тревогой.

Была бы мама, Зелме необязательно было бы думать о таких вещах. Но мама далеко. Так далеко, что порой Зелме не верится в её существование. Родители в Антарктиде, обслуживают атомный энергетический модуль Колоний. Электронная система внешних никак не связана с интернет-сетью подводников. Так надо, так решили прапредки: слишком разные и не пересекающиеся миры, и всё бы хорошо, но переговоры – они так редки.

Уезжая по контракту, мама взяла слово со своей драгоценной маленькой Зелминь, что она будет душой семьи и по-матерински проследит за тремя взрослыми братьями. В первом же нападении внешних на порт Посейдон погибли старшие ребята Вилкат, а младший, Ник, которого она помнит резвым и жизнерадостным мальчонкой, вернулся покалеченный и совершенно сломленный. Он был неподалёку от Илмара и Руди, просто ему повезло чуть больше, его сняли с горящего причала…

Зелма Даугава подумала: может, им поселиться рядом на время?

Может, Нику нужно её присутствие?

От большой семьи Вилкат остались они вдвоём… Эта война…

Пожалуй, она всё усложняет.

Брат сейчас обращается к ней, и у него весёлый голос:

– Зелминь, заведи себе мужика, ты сегодня слишком старательно льнула ко мне. И тот парень, штифтист, вряд ли решился просить у тебя код связи.

– Почему он – штифтист? – лениво переспросила Зелма, невольно вспоминая широкий в плечах торс незнакомца с могучими предплечьями. Действительно, он может быть и спортсменом…

– Штифтист, точно: он ловко подхватил мой мешок с костями на скользких, бездна их побери, ступеньках. В общем, я всё тебе сказал.

Новое лицо Ника ещё слабо передаёт эмоции, но голос выдаёт приподнятое настроение. Она рада этому.

Зелма кивнула на короткую культю, только что освобождённую от протеза:

– Растереть?

– Я сам. Поезжай домой, – решительно отказался брат, бережно отставляя искусственную конечность, с которой теперь ему предстоит жить.

Сегодня он великодушен и совсем не раздражён. Наверное, Эдемский сад и на него подействовал умиротворяюще. Великая глубь! Пусть бы к нему вернулась Катрин, и всё было бы хорошо.

Зелма предложила:

– Через неделю мы танцуем на сцене «Наяда», могу взять билет. И даже два.

– Один. Для меня, – бесстрастным голосом ответил Ник. – Спасибо, Зелминь! Спокойной ночи!

Она поняла, что Катрин не вернётся.

В следующий выходной Валевский, по определению инсуба, законченный карьерист, как обычно, работал до обеда. Когда вышел из здания Главного Управления, улицы оказались запружены митингующими. Огромная толпа стекалась в центр рифа Союз. Такое доводилось видеть разве что в дни больших спортивных соревнований в местах, где транслировали огромные кубо-кубо. Но сейчас всё было иначе, и атмосфера насыщена тревогой.

«Время перемен!» – смысл рекламного слогана в кадре огромного видео на перекрёстке показался зловещим не только Арту; отдельные из толпы поднимали глаза, читали надпись и начинали скандировать: «Время перемен!»

Униформа парней, обрывки общих разговоров свидетельствовали: со всех сторон гигантского мегаполиса сюда собрались демобилизованные солдаты, новобранцы, которым ещё только предстояло подняться на поверхность, с ними – подружки, родители и сочувствующие. Море суровых, решительных лиц. Все громко выражали своё недоверие правительству. На плакатах и голограммах, сделанных наспех, пылали надписи: «У меня на поверхности нет врагов!», «Это гнилая война!», «Хватит придумывать повод для бойни!», «Я не хочу убивать!».

Большой лозунг «Море и Суша в вечности вместе!» выразительно перечёркнут новой надписью: «В кровавых объятиях?!»

Валевский впервые наблюдал в одном месте все партии Морских Колоний: от политических и до чудаковатых сторонников переселения животных в рифы.

Дело закручивалось серьёзное.

До этой минуты Арт гордился политикой Подводных Колоний. Последние четверть века Надмирье упорно игнорировало интересы восьмидесяти миллионов, заселивших океан. По всем каналам рифов диаспор то транслировали портовиков, отказавшихся подвести шлюз к всплывающему туристическому омега-тэ, то смаковали предвоенные мелкие стычки парней в военной форме Суши и Моря. Прокручивали таинственным путём попавшие к журналистам фрагменты записи закрытого заседания Совета Надмирья. Были и другие факты. Дело действительно складывалось не в пользу Колоний. Дипломатия исчерпала себя, настал черёд действовать.

Но, как бы там ни было, он, работавший на правительство, оказался не готов к такому повороту событий и не знал, как к этому относиться.

Толпу никто не контролировал, лишь низко, на бреющем полёте, над головами людей плыли, буквально касаясь друг друга бортами, стаи электронных такси, обеспечивая возможность быстро и безопасно покинуть толпу. В обществе тотального контроля над ситуацией давка должна быть исключена… Ага.

От скопления такси было сумрачно. Неподалёку от аналитика группа молодых людей хором крикнула в днище ближайшим гондолам: «Трогай!», и послушная техника немедленно пришла в действие: сразу несколько такси испуганными рыбами взмыли вверх. Их место тотчас заняли другие гондолы, программа управления перестроилась и больше не реагировала на выкрики шутников. Впрочем, всеобщее тревожное настроение отбивало охоту шутить. Арт видел, как некоторые поднимали над головой кубо с голограммами съёмок, сделанных на поверхности: на космодроме в Танзании, на антарктических базах и искусственных островах, – и в портах подводники высказывались о войне, навязанной Морским Колониям. Но поводом, накалившим страсти, как понял Валевский, стало другое. В зоне боевых действий происходило что-то, отличное от официальных данных. Количество раненых и убитых, озвученное демонстрантами, поразило Арта. Эти цифры никак не вписывались в сводки, с которыми он имел дело по службе.

Взгляд его остановился на лице девушки с профессиональной камерой в руках, и Арт узнал сестру молодого ветерана Ника.

Она кивнула ему.

Арт шагнул в толпу и пошёл рядом с девушкой.

– Вчера умер мой брат…

– Как?! – ужаснулся Валевский.

Опустил голову.

Тот парень гулял в Эдемском саду всего несколько дней назад. Всего несколько дней назад он был жив, думал, дышал, слушал музыку…

Арт вдруг по-настоящему и сразу всей кожей почувствовал дыхание войны, почувствовал так, что похолодела кисть, недавно пожимавшая руку солдата.

– Меня зовут Зелма Даугава Вилкат. Я наследная Хранительница книг и я – будущий инженер химического контроля воздуха. Я осталась одна. Война отняла у меня троих братьев.

Больше она ничего не произнесла.

Но глаза, выразительные, тёмные, тёплого оттенка сливы, сказали больше: эта девушка знала то, что проглядел аналитик.

Статус Валевского выдали форменный китель и длинная, почти до щиколоток, хакама, Зелма окинула его взглядом с головы до ног, и в голосе просквозила ирония:

– Вы, тот-кто-делает-большую-политику, идёте с нами? – она кивнула в сторону самой активной группы противников войны. – Как это понимать?

Арт подумал, что она права в одном: нам кажется, что мы что-то значим, до тех пор, пока это не начинает происходить. Тогда вдруг обнаруживается, что на самом деле ты – винтик и не влияешь ни на что. Вот и аналитик Главного Управления оказался всего лишь шестерёнкой в сложном и многомерном управленческом механизме Колоний.

– Я с вами! – ответил Валевский, взяв тонкие холодные пальцы девушки в свою ладонь.

Девушка увлекла его за собой в людской поток, кипевший страстями.

Теперь он видел совсем близко лица парней, вернувшихся с фронта. Почти все покалечены: следы ранений, ожоги, у многих протезы пальцев и кистей рук. Пластические шрамы выдавали повреждения ушей и кожи головы. Арт содрогался, зная, какое варварское оружие было пущено в ход против вчерашних мальчишек.

Оракул

Валевский думал о том, что ещё совсем недавно действительность не представляла собой загадку. И в личном плане всё было предсказуемо.

…Да, теперь он кается: считал или же просто допускал, что и любовь придёт по расписанию… Или не было времени задумываться о таких вещах: девушек, роем вьющихся вокруг Эйджи, было вполне достаточно для краткосрочных знакомств. Впрочем, он так и не стал коллекционером женских сердец.

Валевский украдкой вздохнул, попытавшись представить Зелму из Эдема отстранённо и без эмоций.

Не получилось.

Тогда он отогнал волнующее воспоминание, чтобы разобраться в том, что тревожило и что следовало обдумать не спеша.

Работа в Главном Управлении давала возможность судить об обществе Подводных Колоний в целом и делать глобальные прогнозы, но держала аналитика в состоянии некой отстранённости, надмирности – и это заметила Зелма. Валевский пропустил её фразу мимо ушей, решил, это больше поэтическая метафора, чем правда. В тот момент он был уверен, что держит руку на пульсе и в курсе всех событий, связанных с войной и миром в Подводных Колониях. Но многое шло вразрез с его… нет, не только с прогнозами, – шло вразрез с жизненным опытом и здравым смыслом. Арт чувствовал, что не способен объяснить ускользавший от понимания новый фактор, изменивший реальность.