Владимир Колышкин - Златоград Страница 22

— Откуда здесь всадники?

— А я знаю?!

Они встали на ноги, но не разгибаясь, чтобы их не заметили. Но разве в тундре можно спрятаться.

— Точно, всадники, — подтвердил Степан, увидев приближающиеся от горизонта высокие фигурки.

— Какой-нибудь местный Тамерлан, — высказал догадку Вадим.

— Может это стадо оленей, какой-нибудь чукча гонит, — попытался успокоить кореша Степан, но сам уже видел, что это всё-таки были всадники. По мере их приближения отчетливо можно было разглядеть лошадей и сидящих на них воинов. Конница. Причем конница древнеримского образца, вот что странно. Впрочем, почему странно? Ведь в духе всё возможно. Даже такая нелепица, как римская конница. Одно, несомненно, было хорошо — всадники вспугнули тундровых волков и они удрали. Далеко ли?

Между тем воины подъезжали. Передние всадники уже остановились перед нашими путешественниками, остальные подтягивались. И вот уже все войско встало, прекратился топот копыт и бряцанье оружия, лишь кони разгоряченные иногда всхрапывали.

Да, судя по внешнему виду всадников, это были воины времен Римской Империи. Одетые весьма легко, не по климату, голоногие, от холода заворачивались они в короткие плащи-накидки. Края которых поднимал холодный ветер, открывая взору толстокожие, обшитые металлическими бляхами, доспехи. Доспехи имели анатомический рельеф, и потому все воины казались атлетами. Но, взглянув на худые, изможденные лица всадников, можно было догадаться, что под кожаной броней, которая, для придание ей рельефа, изготавливается под прессом, — мышцы их так же истощены.

Один из всадников вскинул руку в римском приветствии и обратился к нашим путешественникам:

— Центурион третьего легиона Божественного Августа Тит Полюций Марон по прозвищу Галльский приветствует вас, о незнакомцы, и желает знать, кто вы такие и куда держите путь?

Для Степана это был первый контакт с иностранцами в этом мире. И, к своему удивлению, он обнаружил, что легко и до тонкостей понимает смысл обращения. Хотя центурион говорил на древней латыни. Мало того, поэт вдруг явственно осознал, что и сам способен говорить на мертвом языке.

— Поэт Степан Николаевич Денисюк по прозвищу Одинокий тоже вас приветствует! — ответил Степан и покосился на своего спутника, намекая, что теперь его черед.

— Вадим, — вяло подняв руку, ответил кент по-русски. — Наше вам с кисточкой.

— Чего так коротко? — прошипел Степан, скривив губы в сторону напарника.

— Да ладно, сойдет и так, — отмахнулся напарник, — не в ментовке же…, не в протокол же писать… Ты лучше переведи, о чем базар и кто они такие?

— То же самое их интересует про нас.

— Значит, будут протокол составлять. Наверно, это местные погранцы.

— Ладно, надо отвечать, — сказал Степан, — а то они уже волнуются.

Поэт подошел к всаднику поближе и вступил в переговоры. Вадим помалкивал, наблюдая. Бородатый мужик, который, судя по всему, командовал конным отрядом, ему, Вадиму не нравился. Слишком дерганый, того и гляди прирежет. Да и у остальных рожи не слишком приветливые. А отряд-то не маленький, сабель сто будет или около того, вернее, не сабель, а мечей…

Предчувствие Вадима не обмануло — едва Степан Николаевич сказал, что они с напарником русские, как этот вояка тотчас выхватил меч и, по всей видимости, нецензурно выражаясь, стал наезжать на кента, грозясь его зарубить. Ну, все — хана! Потом, разумеется, очередь дойдет и до него, Вадима. И никуда не убежишь, всадники обступили уже со всех сторон.

Но тут, к счастью, батяня всё-таки сумел договориться. Он что-то долго втолковывал бородачу, и тот наконец допер, что не на того наезжал. Степан потом объяснил, в чем дело. Оказывается, начальник перепутал русских с херусками. В вкратце, история такая: Случился в провинции Германии бунт, переросший в восстание. Наместником там был Публий Квинтилий Вар. Восставшими руководил вождь племени херусков Арминий, состоявший на службе у римлян и даже был всадником.

Восставшие завлекли римлян в глубь страны. Когда легионы вошли в Тевтобургский лес, завязался бой, в котором все три легиона были уничтожены. Сам Квинтилий Вар кончил жизнь самоубийством. А он, Тит Полюций Марон, сумел вырваться из окружения с ничтожными остатками конницы — всего три турма — и, взяв командование на себя, пытается прорваться на юг. Но, видимо, они прогневили богов, ни как не могут вырваться из этой холодной страны варваров и попасть в родную солнечную Италию…

— И давно вы так прорываетесь? — спросил Степан командующего.

— Приблизительно, около месяца, — жестко почесав бороду, ответил римлянин. — Что за проклятая страна! Ни лесов, ни селений! Ни дорог! Ни провианта! Мои воины голодают. Сначала мы ели гнилую солонину, потом съели павших лошадей, затем перешли на подножный корм. Питаемся, чем придется, что под руку попадет: то птицу подстрелим, то суслика затравим, то шакала загоним… э-эх! Впрочем, римские воины и не в таких передрягах бывали… Скажи-ка, мужественный пилигрим, долго ли нам еще скитаться здесь? И нет ли какой-нибудь верной дороги в Италию?

Степан подумал о странностях этого мира. Парни умерли две тысячи лет тому назад, а утверждают, что находятся здесь не более месяца. Кто знает, какие узлы и петли времени здесь существуют? Если этим людям не помочь, возможно, они вечно будут скакать по ледяной пустыне, думая, что только недавно вырвались из окружения. Кстати, вот ответ на не заданный пока вопрос о продолжительности жизни в астральном мире. Наверняка он на порядок или два выше земного…

— Послушай, доблестный Полюций Марон, — обратился Степан к ждущему ответа, — что я тебе скажу. Но сначала ответь: желаешь ли ты услышать горькую правду или сладкую ложь?

— Кому нужна ложь, даже сладкая? — отозвался Полюций Марон. — Разве что рабу. Свободный человек предпочитает правду, сколь бы горька они ни была.

— Еще один вопрос, любезный Полюций Марон, последний, прежде чем ты услышишь правду: что ты знаешь о загробном царстве?

— Я ничего не знаю о загробном мире, — ответил римский военноначальник, — кроме того, что там холодно и мрачно, как в стране скифов.

— Мне печально это тебе сообщать, но ты и твои воины давно мертвы, и теперь вы находитесь в царстве мертвых. Вот почему здесь холодно и мрачно, в точности с вашими представлениями… Вот почему вы не можете никак попасть в родные края. Боюсь, что Италия для вас потеряна навсегда…

И тут этот доблестный воин заплакал, как ребенок.

— Я давно это понял, — сказал он сквозь всхлипы и рыдания, — только никак не желал это признать. Ты подтвердил мои ужасные догадки, правдивый пилигрим… О Юпитер! Что я скажу своим воинам. Они впадут в безумие и я не смогу ими управлять!..

— А ты ничего им не говори, — посоветовал Степан. — Езжайте с нами. Мы идем на Север. Говорят, там выдают путевку в новую жизнь. А там все само собой утресется.

— Что такое путевка? — утирая слезы и сопли, спросил доблестный воин.

— Документ на право начать новую жизнь на земле. Правда, не могу обещать, что в следующей жизни вы обязательно станете римлянами, но ведь все люди — люди. Не правда ли?

— Ты хочешь сказать, что варвары — тоже люди?

— А почему нет. Я потомок скифов. Разве я не человек? Не у меня ли вы спрашиваете дорогу?.. Ведь у собаки или шакала вы не станете спрашивать совета?

Полюций Марон долго думал над проблемой равенства людей и было видно, что в сознании этого закоренелого гегемона, идет жестокая борьба. Наконец, он пришел к решению:

— Что ж, если иного не дано, надо принимать то, что есть. Будь нашим проводником.

— Это решение достойно поистине разумного человека.

Полюций Марон чуть помялся, но высказался решительно:

— Но хочу предупредить заранее: главный здесь — я, и последнее слово за мной. Никакой конкуренции я не потерплю. Ясно?

— Слово чести!.. Да и где это видано, чтобы римляне выбрали вождем скифа?

Марон самодовольно ухмыльнулся.

— Но у меня тоже есть условие. Мы не ваши пленники и если разойдемся во мнении, имеем право уйти, куда захотим.

— Согласен. Скрепим наш договор.

И они крепко пожали друг другу руки.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Лошадиными шагами мы продвигались на Север. Для нас с Вадимом нашлась пара гнедых истощенных кляч, из числа сменных. Атакующая конница имеет страшный вид. Заблудшая конница производит удручающее впечатление.

Всадники понуро брели сквозь метель. Снегопад с каждым часом усиливался, как и встречный ветер. Иногда порывы стихали, но лишь для того, чтобы с новой силой наброситься на измученных людей и животных, задуть, закрутить снежный вихрь. Иногда эти вихри принимали странную форму, отдалено напоминающую человеческую фигуру до пояса со змеиным вертящимся хвостом вместо ног. Если бы это происходило в пустыне, бедуины назвали бы их Джиннами, злыми духами пустыни. Впрочем, какая разница, здесь тоже была пустыня, только холодная.