Кентавр - Элджернон Генри Блэквуд Страница 22

– Но, доктор, вы высказываете вслух то, что я полагал существующим лишь в моем воображении, а в обычном смысле – вашем смысле – не совсем соответствующем реальности, как же так?

Некоторое время доктор не отвечал. Обычный насмешливый огонек в его глазах исчез, взгляд стал решительным. Когда же Шталь наконец заговорил, то будто продолжил давно продуманные рассуждения, которые, однако, содержали нечто, чего он наполовину стыдился, но всё же хотел высказать без утайки.

– Существо сродни вам, – сказал он негромко, – но значительно более развитое, Повелитель ваших краев, человек, чье влияние на близком расстоянии не сможет не пробудить дремлющую умственную бурю. – Последние слова он произнес, запнувшись, будто искал более подходящие и, не найдя, решил всё же употребить их. – Ту, что постоянно собирается за горизонтом вашего сознания.

Повернувшись, он пристально вгляделся в лицо спутника. О’Мэлли был слишком потрясен, чтобы испытывать досаду.

– И? – спросил он, ощущая, как атмосфера приключения сгущается вокруг него. – И что же дальше? – громче повторил он. – Прошу вас, продолжайте. Я не в обиде, однако заинтригован. А вы пока держите меня в тумане. Полагаю, я имею право на большее, чем туманные намеки.

– Вполне, – ответил доктор прямо. – Этот человек обладает столь редко встречающимся качеством, что для него даже не изобрели названия, не придумали точного описания, по сути, оно, – поскольку они в разговоре снова перешли на немецкий, Шталь употребил немецкое слово, – unheimlich[24].

Ирландец вздрогнул. Он признал истинность этих слов. В то же время в нем всколыхнулось прежнее негодование, проникнув в его ответ.

– Значит, и его вы пристально изучали, и его поместили себе под микроскоп? И когда только успели за такое короткое время?

Последовавший ответ на этот раз его не удивил.

– Друг мой, – услышал он, в то время как собеседник перевел взгляд на туманный морской простор, – ведь я не всегда был судовым врачом. Эти обязанности я выполняю только потому, что спокойствие и значительный досуг на корабле позволяют мне довести до конца одну работу, систематизировать записи. Долгие годы я трудился в X., – он назвал немецкий аналог лечебницы для душевнобольных Сальпетриер, – ведя исследования поразительных странствий человеческого разума и духа, причем некоторые результаты натолкнули меня на дальнейшие изыскания, которые я проводил уже независимо. Именно их данные я сейчас и обрабатываю. Но среди множества случаев, которые могли бы поразить чье угодно воображение… – тут он снова чуть помедлил, – я натолкнулся на один, вероятность встретить который была одна на миллион, признаюсь, и теперь целый раздел моей книги под названием «Urmenschen»[25] отведен именно ему.

– Первобытные люди, – быстро перевел О’Мэлли. К охватившей его озадаченности добавилось растущее ощущение неловкости, странным образом пронизанное восторгом. Интуитивно он понимал, к чему клонилось дело.

– Существа, – поправил его доктор, – не люди. Приставка «Ur» имеет для меня более глубокий смысл, чем обычно подразумевается в словах «Urwald», «Urwelt» и им подобным. Слово «Urmensch», первобытное существо, обозначает в современном мире выжившего представителя почти невероятного вида, необъяснимого со строго материалистических позиций…

– Языческих времен? – перебил ирландец, которого накрыла волна радости, смешанной с ужасом.

– Куда, куда древнее, – последовал едва слышный ответ.

Скрытый смысл этих слов теперь полностью овладел сознанием О’Мэлли. В его душе поднялись силы, призывающие в друзья море, ветер, звезды – бурные и прекрасные. Но он не вымолвил ни слова. Впервые высказанное доктором вслух представление овладело всем существом ирландца без остатка. Для слов не осталось сил. Он понимал, что доктор наблюдает за ним глазами, в которых зажглась страсть открытия и веры. Их горение зажигало и его самого. Приоткрылась новая сущность Шталя.

– Того вида, позвольте сказать, – продолжал он окрепшим голосом, уверенность которого еще сильнее взволновала слушателя, – чьи самые развитые представители в мире сегодняшнего дня должны будут испытывать одиночество полных изгоев. Они означают собой возврат к человечеству, так сказать, нерастраченной силы мифологических ценностей…

– Доктор!

Его на мгновение охватила дрожь. Вновь море вокруг обрело великолепие, в рокоте волн слышались голоса, а среди пены морской виделись контуры чьих-то фигур и очертания лиц, непередаваемо манящих, но неуловимых, как мечты. Услышанное глубоко потрясло его. Он помнил, как само присутствие незнакомца оживило весь мир вокруг.

О’Мэлли чувствовал, что должно произойти, и прямо спросил, хотя и страшился задать этот вопрос:

– Значит, моего друга, этого «русского» великана…

– Я знал прежде, верно, и тщательно изучил.

IX

Нельзя ли предположить, что возможен способ существования, настолько же превосходящий Разум и Волю, как они превосходят механическое движение?

Гербет Спенсер. «Первые принципы»[26]

Приятели отошли от перил и пошли вдоль по палубе, негромко переговариваясь.

– Его привел к нам хозяин небольшой гостиницы, где ему случилось остановиться, в связи с выпадением памяти, скорее – с полной амнезией. Он был не в состоянии сказать, ни кто он, ни откуда, ни у кого служил. Не смогли мы также выяснить, из какой он страны. Словом, ничего о его прошлом установить не удалось. Какой язык ему был родной, тоже осталось неясным, те несколько слов, которые мы от него слышали, представляли собой набор из совершенно разных языков. Ему вообще с огромным трудом давалось любое словесное выражение. Видимо, долгие годы он скитался по миру в одиночку, совсем без друзей, пытаясь отыскать родственную душу и нигде не находя приюта. Казалось, все, как мужчины, так и женщины, старались держаться от него подальше, а доставивший его хозяин гостиницы был крайне напуган. Людей отталкивало то свойство, которое я только что упомянул. Оно проявлялось и в лечебнице, и именно оно заставляло его чувствовать себя абсолютно одиноким среди любого многолюдья. Свойство это встречается реже, чем… – он поискал подходящее слово, – чем непорочность, которую в наши дни почти не встретишь; такого в точности мне не доводилось наблюдать ни у кого… почти ни у кого, – уточнил он, многозначительно посмотрев на спутника.

– А мальчик? – тут же спросил О’Мэлли, не желая переводить разговор на свою особу.

– Тогда с ним никакого мальчика не было. Он его отыскал уже позже. Вполне возможно, он смог бы найти и других.

После этих слов ирландец чуть подался назад, выставив перед собой руку. А может, это набежавший с моря ветерок заставил его вздрогнуть.

– И вот два года спустя, – продолжал доктор Шталь как ни в чем не бывало, – его выпустили, сочтя не представляющим угрозы для окружающих… – на последних