Сергей Попов - Небо цвета крови Страница 24

— А мне, главное: «Не собиратель я, не собиратель!» — передразнил я, улыбнулся. Тот скромно закивал, тоже улыбнулся, глаза хитро засияли. — Врун ты, Дин. Я ж тебя всего насквозь вижу.

Дин не обиделся, лишь досадно выдохнул, в душе признавая: как бы ни старался, скрыть от меня не удастся ничего.

Пока обрабатывал его раны, волки, унюхав нас, принялись долбить дверь, раздирать когтями. Снаружи в это время доносились то яростный лай, то скулеж, то гавканье, перерастающее в надрывный вой, словно, помимо основной стаи, к ней присоединилась еще одна такая же, но уже преимущественно из бродячих собак. Однако кресло пока выдерживало непрекращающийся натиск, отзывалось только натужным скрипом. Постигающие неудачи вынуждали потрошителей с утроенным усердием идти на штурм, жаждая любой ценой заполучить кусок теплого человеческого мяса.

Бум-бум… бум…

— Ох, как рвутся-то! Оголодали, видать, черти… — посмеивался Дин, виляя перебинтованной ногой. — Надолго вас хватит-то?

— Может, к утру успокоятся, — стараясь не обращать внимания на жуткий грохот, от какого звенели стены во всем доме, вставил я и — спросил: — Костер разводить будем?

— А как же! И так мерзнуть уже начинаю как собака, — и прибавил: — А через окна не запрыгнут? Первый этаж все-таки… Поглядишь?

Обошел всю квартиру, заглянул на кухню, зашел в маленькую комнату — все окна зарешечены, прикрыты темными шторами.

— Если только потрошители умеют перекусывать кованую сталь, — вернувшись, успокоил Дина, — или орудовать ломами.

Напарник тихонько посмеялся.

Костер разожгли из трухлявой мебели и ламината, имеющегося в квартире. В прокаленной холодом гостиной сделалось значительно теплее, светлее, не так мрачно, как прежде. По потолку и стенам запрыгали ярко-желтые отблески, поползли кривые тени. Они извивались гадюками, касались пола, дивана, носились, неудержимые, по углам. Само же пламя смачно трещало, требуя свежих дров, щедро курилось сизым, вовсе не противным дымком. Или уловив его, или считая, что до людей им сейчас не добраться, потрошители на время отступили, курсировали теперь неподалеку от дома, обиженно скулили, по-новому копались в снегу, ища прокорм.

— Гляди-ка, ушли! — обрадованно воскликнул Дин, разломал спинку стула, подкинул в огонь. Тот в благодарность довольно зашипел, заурчал, как сытый кот, обдал обоих жаром, брызнул во все стороны мириадами искр. Те, переливаясь, посыпались драгоценными камнями. — Я уж думал, до последнего будут!

— Ну что же они, глупые, что ли? — участливо промолвил я и прибавил: — Тем более дымом пахнет — не думаю, что волкам он по душе…

— Да как сказать, — не согласился напарник, — у меня вот случай был, когда волк с голодухи прямо в пламя прыгнул. Я тогда в маленьком домике остановиться решил. Думал отдохнуть там, выспаться — устал сильно, весь день на ногах считай, а настрелять никого так и не смог — что-то все не ладилось. И представляешь, такой вот «подарочек» к вечеру влетает? Вот так-то…

— А ты?

— А чего — я? Ну за ружье хвататься скорей, а тот весь огнем перемазался, мечется, зараза, по дому, того и гляди пожар учинит. Пришлось застрелить…

Помолчали. Потом принялись за ужин.

Еду поделили поровну, кушали молча, с аппетитом, грелись у буйного костра, время от времени подкидывая дровишек, чтобы не уходило тепло.

— Вкусные все-таки штуки эти мясные консервы… — блаженно протянул Дин через некоторое время, гремя вилкой по банке. Потом закусил сушеной лапшой вместо хлеба, запил водой из бутылки и прибавил мечтательно: — К ним бы пива еще холодненького!..

Я ничего не ответил, лишь про себя усмехнулся.

Пустые банки и обертки кинули в пламя, закурили.

Дин дымил с каким-то задумчивым видом, шевелил щетинистыми желваками, отливающими в свете огня чугунно-черным блеском, хмыкал, смотря за тем, как желтоватые языки пламени вылизывают обломки мебели, как гудят горячие угли. Я же отошел к окну, вглядываясь в темноту, где плутали волки. Ночь, точно бесплотный призрак, полным ходом шествовала по спящей земле. На антрацитовом небе мерцала блеклая луна, изредка пропадая за несущимися облаками. Свет ее ласкал снега и льды, замерзшие пруды, редкие деревья, одинаково падал на соседние сооружения, столбы и машины, по-своему скрашивая их донельзя убогий вид.

«Ты не обижайся на меня, Джин, — с печалью думал я, — не держи зла. Я иначе не мог. Не могу равнодушно относиться к чужому горю. Просто не могу — и все. Может, ты и права, конечно, что я бесхребетный, но уверен, что и Дин не останется в стороне, когда нам потребуется помощь…»

И, вытащив из-под одежды кулон, незаметно поцеловал и тихо, как заклинание, прошептал:

— Я люблю тебя, Джин, — чуть помолчав, добавил, нарекая: — Поцелуй за меня нашу малышку. Скажи ей, что все с нами хорошо и скоро мы вернемся домой…

— Ты чего там шепчешь-то? — окликнул Дин. — Сам с собой, что ли, разговариваешь?

— Ну, вроде того, — уклонился я от ответа и, затушив бычок о подоконник, повторил тише: — Вроде того…

Погасили костер.

— Давай спать ложиться, — объявил Дин, зевая, — вставать спозаранку.

— Можно, — согласился я и пожелал: — Ну, спокойной ночи тогда.

— Спокойной ночи, — ответил тот, а потом сердечно поблагодарил: — Спасибо тебе, Курт, что вытащил меня. Я в долгу…

— Обращайся.

Пожав мне руку, Дин улегся здесь же, на диване, сунув под голову рюкзак.

— Кричи если что, — попросил я.

— Ага… — опять зевнув, промолвил он и, взбив рюкзак, как подушку, моментом захрапел.

Я разместился на кровати в соседней комнате, где и забылся мертвым сном…

Вторник, 25 марта 2014 года

Поднялась Джин чуть свет — совсем замучили кошмары о муже, где он, весь уставший и бледный как смерть, бесцельно слоняется по улицам того самого города, но почему-то совершенно один и без Дина. Немного придя в себя, отгоняя прочь пережитый ужас — спешно застелила кровать, вышла на кухню. Умывшись, она тихо, чтобы не тревожить дочь, оделась, принесла ведро воды, вымыла полы, всю посуду, прибралась, протерла пыль и принялась разбираться в кладовке, в какой вот уже как несколько месяцев царил полнейший беспорядок. Вышла, когда солнце полным ходом заливало кухню игривыми медно-оранжевыми лучами, а из комнаты Клер доносился безудержный детский смех.

«Проснулась, моя хорошая! — с радостью подумала Джин. — В игрушки, наверно, играет».

Неслышно приоткрыла дверь, улыбнулась — дочь, сидя в разворошенной после сна кровати с откинутым одеялом, дурачилась с куклой, крутила над головой, как космонавтку.

Пару минут понаблюдав за Клер — полушепотом, с нежностью в голосе поприветствовала:

— С добрым утром, солнышко! — и вошла в комнату, как всегда присаживаясь к ней на кровать. Дочка, увлеченная игрой, вздрогнула от неожиданности, взглянула на мать обрадованными глазками. Чуть примятое ото сна личико горело румянцем, волосики спутались, торчали во все стороны.

— Доброе утро, мам! — ответила Клер и, посопев, поинтересовалась: — Как тебе сегодня спалось? Отдохнула?

Джин устало вздохнула, кивнула.

— Вроде нормально, — с улыбкой ответила она, скосившись через малюсенькое окошко на багряное небо, — только чертовщина всякая полночи снилась, а так и вправду нормально.

— А мне вот ничего не снилось… — обиженно сетовала Клер, поправила кукле платье и усадила возле себя, между делом двигая ее руками, — я так долго представляла себе синее небо, думала, что увижу его во сне, но мне ничего и не приснилось…

И умолкла, завозилась с игрушкой.

Джин взглянула на дочку с умилением, пригладила ей всклокоченные волосы, жалея.

— Ну не расстраивайся, миленькая, еще приснится! Вот увидишь! — Джин поцеловала Клер и сразу предложила: — Пойдем лучше завтракать.

— Ура! — мигом забыв о своей детской недолгой печали, протрубила Клер и, как маленький тигренок, юрко спрыгнула на пол, спрашивая: — Мам, а что у нас сегодня на завтрак?

— Тушенка есть, ананасы, персики консервированные остались. Потом папка тебе притащил мюсли разные, хлопья, пюре фруктовые, сгущенка даже была, кажется, — по памяти перечислила Джин, — что же мы с тобой, не найдем, чем позавтракать, в конце концов? — и, чмокнув дочурку, продолжила с весельем в голосе: — Столько всего у нас с тобою есть! А на обед я тогда мясца нам пожарю, только масло немножечко погреем, а то оно загустело от холода, хорошо?

— Хорошо, мамуль! — согласилась Клер и, одевшись, прихватив с собой любимую куклу, первая выскочила из комнаты на кухню.

Завтрак протекал за разговорами и шутками.

Клер с огромным удовольствием кушала вишневое пюре вприкуску с кукурузными хлопьями, запивала вкусным горячим чаем, а Джин подъедала за дочерью почти не тронутую тушенку, от какой она, естественно, отказалась в пользу сладкого.