Питер Чиппендейл - Норки! Страница 24

Он хихикнул.

— Смешно, да? А между тем наши молодые активисты затронули проблему еще более значительную. Существуют, видишь ли, формы жизни, которые даже не осознают себя как индивидуумы. Они не имеют никакого представления о том, что означает местоимение «я», не говоря уже о том, что выражение «я голосую» не имеет для них смысла. Ну скажи, как может голосовать клубок червей для рыбалки? Разумеется, на собрании на это нельзя даже намекнуть, — сокрушенно вздохнул Лопух.— Не успеешь оглянуться, как Фронт Освобождения Червей возьмется за тебя всерьез.

Рассказ о «Паразитской Вольнице» вовсе не понравился Филину, однако последнее замечание кролика заставило его сдержанно улыбнуться. По крайней мере Большая Задница пытался острить, хотя и не очень удачно. Вместе с тем Филин даже не пытался притвориться, будто понимает, где тут голова, а где хвост.

— Мне казалось, вы считаете всех жителей леса равными, — прогудел он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее. — Что же плохого в том, если каждый будет голосовать так, как ему хочется?

— Равенство — это одно, — ответил Лопух таким тоном, словно Филин покусился на святыню. — А равноправие — другое. В реальном, а не в абстрактно существующем лесу некоторые существа должны быть более равными, чем другие, даже вопреки теории демократии.

Стараясь понять, что тут наговорил Лопух, Филин неожиданно представил себе, как все его блохи путем голосования решают, во сколько ему вылетать на охоту и когда возвращаться. Даже думать об этом было неприятно.

— Почему бы тебе не позабыть на время обо всех этих проблемах и не сказать мне прямо, чего вы от меня хотите? — жалобно сказал Филин, пытаясь вернуться на твердую почву.

Этот вопрос заставил Лопуха произвести стремительную переоценку ценностей. То, что он только что рассказал Филину, давало лишь самое общее представление о сложной политической паутине, которую плели Сопричастные Попечители. Ах, если бы ему только удалось заинтересовать хищника ее многочисленными тонкостями и нюансами, тогда он и воспринимал бы ее по-другому, однако Лопух только нащупывал правильный подход, который помог бы ему добиться хотя бы частичного взаимопонимания с могучей птицей. Возможно, Филин был совершенно прав и им стоит двигаться дальше, не заостряя внимания на частностях. Хищники, как уже давно подозревал Лопух, считали, что действия говорят сами за себя гораздо громче, чем слова. Что касается подробностей, то в них Филин разберется позднее.

— На следующем собрании я собираюсь представить тебя как Постоянного Исполнительного Председателя, — откликнулся Лопух самым деловым тоном. — После этого, действуя со всей решительностью и твердостью, ты должен будешь изменить сложившуюся ситуацию, изменить в нашу пользу. Я собираюсь протащить законопроект о голосовании по признаку «мех и перья». Если он будет принят, то правом голоса будут обладать

только существа, покрытые либо тем, либо другим. Никаких насекомых, никаких низших форм… Я не хочу, чтобы ты обвинял меня в элитизме и высокомерном пренебрежении нашими меньшими братьями, — быстро добавил Лопух. — В конце концов, принцип «меха и перьев» тоже несовершенен, в частности потому, что он оставляет за бортом нашего политического корабля жаб и лягушек, внесших неоценимый вклад в наше общее дело в качестве достойных представителей АРРЛ — это Ассоциация Рыб и другого Речного Люда, если ты не знаешь.

Филин не знал, что такое «элитизм»; что касалось Рыб и Речного Люда — тут все выглядело достаточно прозрачно. Просто, решил он, это еще одна дурацкая группировка в составе Сопричастных Попечителей — не хуже и не лучше, чем, например, «Древоточцы и Уховертки за Решительную Колонизацию Ильмов».

«Интересно, что замыслили сегодня трепачи из ДУРКИ? — проворчал бы в этом случае Борис. — Наверняка у них торжественный обед с участием фракции „Дрозды и Дятлы за Рациональное Питание"».

— Мы долго обсуждали возможность допустить к голосованию существа, которые не имеют ни меха, ни перьев, но обладают эндоскелетами,— продолжал тарахтеть Лопух. — Благодаря этой поправке жабы и лягушки получили бы право голоса, но можешь себе представить, сколько опасений было высказано в связи с тем, что благодаря этой же поправке голосовать смогут болотные черепахи и головастики. Как ни печально, нам пришлось отказаться от нашего плана.

Филин с некоторым удивлением наблюдал за беспрерывно лопочущим кроликом. Определенно, он был далеко не глуп, но Филин никак не мог взять в толк, как может существо, имеющее на плечах голову —• хоть и украшенную чрезмерно длинными ушами, — так волноваться из-за таких тривиальных пустяков.

— Самое важное — это протащить наш законопроект. И тут на сцене должен появиться ты! — заявил тем временем кролик и потер передние лапы с таким откровенным злорадством, что Филин невольно поежился.

Впрочем, он почувствовал себя значительно лучше, когда Лопух принялся растолковывать ему детали своего плана. Некоторые выражения — например, «существа равные и еще более равные», а также «дремокра-тия» и «вопреки основополагающим принципам»— по-прежнему ставили его в тупик, однако главная мысль была очевидна: решающую роль в предстоящих событиях должен был сыграть не хилый кролик, а могучий хищник.

Глава 15. ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА

— Надеюсь, они не сумели одолеть тебя?

Мега аж подпрыгнул. Мата неслышно подкралась к нему как раз в тот момент, когда он глубоко задумался именно над этим вопросом. Пожалуй, Старейшинам не удалось его победить, однако Мега все равно оказался в трудном положении. И никакого выхода он не видел.

— Можешь все мне рассказать. Я же все равно узнаю…— негромко добавила Мата.

Мега и сам понимал, что не может избегать ее вечно. Не только она, но и вся колония вскоре узнает обо всем. Старейшины уже оповестили обитателей вольера о предстоящем диспуте, и теперь каждая клетка жила ожиданием этого события. И в исходе дискуссии сомневаться не приходилось — решение было просто написано на мордах норок старшего поколения.

Мата казалась ему самой загадочной норкой в колонии — а в некоторых отношениях она его просто пугала, — и Мега никак не мог понять, что заставляет его одновременно и тянуться к ней, и относиться с такой нас то роже н но стью.

— Ты хочешь вывести нас из клеток, правда? — вкрадчиво спросила Мата, и Мега подпрыгнул еще выше.

— С чего ты так решила?

— Иначе ты по-другому вел бы себя со Старейши-«ами,— улыбнулась Мата.— Ты переметнулся бы на их сторону.

Она говорила совсем не громко, но и без тени сомнения.

— Я — с тобой, Мега, и ты знаешь это, — продолжила она, улыбаясь ему чуть ли не с обожанием. — И мы всегда будем вместе, что бы ни случилось. Мы идеальная пара. Помнишь ту птицу?

Разумеется, он помнил. Но еще лучше он запомнил ощущение, которое появилось у него впоследствии,— ощущение, что Мата способна подчинить его себе и поработить. И, как всегда при мысли об этом, Мега ощетинился, чувствуя пробежавший по спине холодок.

— Я смогу помочь тебе, Мега, но только расскажи мне все. И сейчас.

— Старейшины сделали очень умный ход, — вслух рассуждала Мата, выслушав его. — Они не оставили тебе ни единого шанса. Старшие норки вообще не будут тебя слушать, да к тому же, что бы ты ни говорил, они всегда могут ответить, что небо, мол, упадет. И словами тут ничего не докажешь. Надо, чтобы кто-то выбрался из клетки, но кто на это пойдет?

Мега внимательно слушал. Мата уже удивила его, совершенно спокойно слушая, когда он рассказывал ей о Соломоне, о людях-освободителях и о своей роли «избранного» лидера, который поведет остальных к свободе. (Впрочем, на это последнее утверждение он не слишком напирал.) Он-то рассчитывал, что Мата будет вне себя от возбуждения и восторга, однако вместо этого она принялась анализировать положение, не задав ему ни единого дополнительного вопроса. Да и говорила Мата не как последователь, а как равный ему по положению и авторитету лидер.

— Надо отдать им должное, они очень хитры, эти старые, жирные самцы, — добавила Мата, словно все еще обращаясь к себе самой. — Но не хитрее самца, который действует заодно с умной самочкой. Пора показать им, что они напрасно не принимали нас, женщин, в расчет и держали на вторых ролях. — И чуть более громким голосом, что, видимо, означало} что она

закончила свои размышления вслух, объявила: — Но в этом конкретном случае придется обратиться именно к самцу!

— Что ты имеешь в виду? — Мега мгновенно насторожился. — Только я могу решать это.

— Это еще почему? — ощетинилась Мата.

— Потому что я особенный, избранный.

— Единственный избранный? — загадочно переспросила Мата. — Ты что, не слышал? Мы с тобой всегда будем вместе, что бы ни случилось.