Кир Булычев - Поступили в продажу золотые рыбки (сборник) Страница 26

Толкаясь в узких дверях и забыв о чае, все бросились обратно в коридор. И остановились как вкопанные. Перед распахнутой дверью в комнату, где хранился сундук с невестиным приданым, лежал связанный стражник с кляпом во рту. Он бешено вращал глазами и корчился как червяк.

Комната была пуста. Ни сундука, ни Дегустатова.

– Может, он где-нибудь еще? – предположила тетя Шура, понявшая, что гостей обокрали, но болевшая за репутацию дома отдыха.

– Дегустатов! – крикнул Эрик.

И в ответ по асфальтовой дорожке у окна грянули копыта, из-под них брызнули искры до сосновых вершин, и черный конь, взмахнув длинным хвостом, рванул с места к темнеющему лесу. На коне сидел Дегустатов, под мышкой тяжелый сундук, а сзади, обхватив его живот гладкими руками, Анфиса.

– Спелись, – сказал стражник.

– Держи вора! – воскликнула княгиня Пустовойт, а мудрый старик Ерема ответил на это скорбно:

– Не догонишь. Это же Ветерок. Конь Ветерок, волшебное животное. Ни одна тварь на свете его не обгонит.

– Значит, Иван мое кольцо украл?

– Он самый, больше некому. Конь Ветерок только хозяина кольца слушается.

– Значит, он меня во сне, еще не поцеловавши, обокрал? – настаивала царевна.

– Так, Елена, так, – повторил старик.

Тут терпению Эрика пришел конец. Он встал в дверях и произнес громко:

– Вы вовсе не те, за кого себя выдаете. Никакая вы не киногруппа. Рассказывайте, кто вы на самом деле, почему здесь оказались. Тогда примем меры.

– Достойный разговор, – сказала Александра Евгеньевна. – Давно по Дегустатову Уголовный кодекс плачет.

– Мы себя ни за кого не выдаем, – ответил старик Ерема. – Не то что ваш друг Иван Юрьевич.

– Не друг он нам, – поправил Эрик. – Попрошу перейти к делу.

В Эрике появились серьезность и собранность, как на пожаре. Впереди языки пламени, опасность для жизни, в руках лестница, и надо приставить ее к многоэтажному зданию и лезть наверх, спасать женщин, стариков и детей.

– Так вот, – сказал старик, оценив серьезный вид отрока в золотом шлеме. – Мы родом из тридевятого царства, тридесятого государства. Случилось так, что на рождение царевны Алены вредная колдунья, Анфисина притом двоюродная бабушка, приглашения не получила. И поклялась она страшной клятвой нашу царевну со света свести. Но другая колдунья, близкая нашему царю, царство ему небесное, на это так сказала: «Не будет смерти Алене прекрасной при ее совершеннолетии, а заснет она глубоким сном, и спасет ее один рыцарь, который полюбит ее навечно, поцелует в хрустальном гробу и разбудит. Ее и всех придворных людей».

– Спящая царевна! – воскликнула Александра Евгеньевна.

– Она самая, – согласился старик Ерема. – А ты откуда знаешь?

– Так о вашем приключении сохранилась память в художественной литературе.

– И в устном творчестве, – добавил Эрик, не сводя глаз со Спящей царевны.

«Алена, – шептали беззвучно его губы, – Аленушка». И царевна, хоть момент был очень тревожный, на взгляд ответила и потупилась.

– О вас, – продолжала Александра Евгеньевна, – множество сказок написано. Фильм снят. И даже мультипликация, про иностранный вариант. С гномами.

– Такого не знаем, – сказал старик. – Значит, заснули мы, как и было приказано, в день Леночкина совершеннолетия. Что дальше было – не помним. Дракон нас охранял, чтобы случайный человек не польстился на наше беспомощное состояние. Потом, видно, пещера заросла, пути к ней потерялись, и дракон помер. Так и случилось – проснулись мы от постороннего присутствия. Видим – незнакомый витязь в странной одежде нашу царевну в губы целует. Значит, кончилось наше затворничество и будет свадьба.

– Конечно, – подтвердила Александра Евгеньевна. – Как сейчас помню. Потом была свадьба, и сказке конец.

– Да не сказка это, – ответила царевна, сморщив носик. – Я в самом деле все эти годы в хрустальном гробу пролежала. На пуховой перине.

– Мы поверили, пошли за вашим Иваном Юрьевичем. Он нас сюда привел, а дальше сами знаете.

– Он про вас сказал, что вы артисты.

– Кто-кто?

– Артисты.

– Таких не знаем. Ошибся он.

– Ряженые, – подсказал Эрик. – Так раньше назывались скоморохи.

– Да за такое… За такое… – У старика слов не нашлось, и он сплюнул на пол в негодовании.

– Я чистых голубых кровей, – топнула ножкой царевна и посмотрела на Эрика.

– Это нам все равно, – заметила тетя Шура, которая до этого молчала. – Нам бы человек был хороший, не жулик.

– Тоже бывает, – согласился старик Ерема. – А все-таки царевна.

– Царевна, – вздохнула Александра Евгеньевна. – Люди на Луну летают, реки от химии спасают, телевизор смотрят, а тут на тебе, царевна…

– Ладно, потом разберемся, – сказал Эрик. – Помочь надо.

– Нет, – ответил старик Ерема. – Помочь ничем нельзя. Ветерка не догнать. Они сейчас в другое царство ускакали.

– До другого царства не доскакать, – ответил Эрик, улыбнувшись. – До другого царства много дней скакать. Да и границу ему на коне не переехать.

– Стража? – спросил с надеждой Ерема.

– Пограничники. Пошли позвоним в город.

– В колокола звонить будет, – объяснил старик остальным. – Народ поднимать.

– Нет, – возразил Эрик. – Я своему начальнику позвоню. Может, придумаем что. Есть у меня одна идея.

– Брандмейстеру? Молдаванину?

Память у старика была хорошая.

– Ему самому.

– Зачем ему? – удивилась тетя Шура. – В милицию звонить надо.

– В милиции не поверят. Что я им, сказку о Спящей царевне по телефону расскажу? Товарищи, скажу, в сказке возникли осложнения?

– А начальнику?

– Начальнику я знаю, что сказать.

Эрик оставил зареванную царевну с ее обслугой в домике, приказал стражникам никого близко не подпускать: чуть что – в топоры. Им придал для усиления Александру Евгеньевну. И поспешил в главный корпус. Тетя Шура и старик Ерема отправились за ним.

День клонился к вечеру. Небо загустело, тени просвечивали золотом, и в воздухе стояла удивительная прозрачность, так что за несколько километров долетел гудок электрички.

– Знаю, куда он поскакал, – сообщил Эрик. – К железнодорожной станции. К Дальнебродной.

– Очень возможно, – согласилась тетя Шура.

– И еще неизвестно, когда поезд. Далеко не каждый в Дальнебродной останавливается.

Старик Ерема не вмешивался в разговор, а представлял себе в воображении железную дорогу – накатанную, блестящую, с неглубокими сверкающими колеями, и была она знаком страшного богатства и могущества этих людей. Ему нравилась деловитость отрока в золотом шлеме и внушала некоторые надежды. Но, конечно, больше всего он рассчитывал на помощь князя Брандмейстера. Если Брандмейстер не поможет, то страшный позор обрушится на царский род, вымерший почти начисто много веков назад.

В дежурке стоял серый телефон. Эрик снял трубку.

– Девушка, мне ноль-один. Пожарную.

Ерема присел на просиженный диван. На стене висели листки с буквами и картинки, но икон в красном углу не оказалось. Вместо икон обнаружилась картинка «Мойте руки перед едой». Там же была изображена страшная муха, таких крупных старику еще видеть не приходилось. Старик зажмурился. Если у них такие мухи, то какие же коровы?

– Ноль-один, – повторил Эрик. – Срочно.

Старик вытянул ноги в красных сапожках, раскидал по груди седую бороду и глубоко задумался. Поздно проснулись. Что стоило какому-нибудь рыцарю проникнуть в пещеру лет пятьсот назад?

Эрик дозвонился до пожарной команды, обрадовался и сказал дежурному:

– Это я, Эрик. Узнаешь? Докладываю, пожар в доме отдыха на восьмом километре. Одной машины будет достаточно. Небольшую пошли. У нее скорость.

– Влетит тебе от начальства, – сказала тетя Шура.

– Ничего, разберемся. Поймут. У нас в пожарной команде на первом месте гуманность, а стоимость бензина я из зарплаты погашу. Через десять минут здесь будут.

Старик зашевелился на диване, поморгал и спросил:

– Князь Брандмейстер к нам будет?

– Нет, – ответил Эрик. – Будут его славные дружинники. Пойдем к нашим, предупредим. А то испугаются с непривычки.

У второго корпуса были суматоха и мелькание людей.

Княгиня Пустовойт бежала навстречу и причитала:

– Царевна себя жизни лишила! Позора не вынесла.

– При чем тут позор! – воскликнул Эрик. Каска на голове стала тяжелой, и в ногах появилась слабость.

– Не беспокойтесь, товарищи, – сказала из окошка Александра Евгеньевна. – Я ее валерьянкой отпаиваю. Леночка только погрозилась повеситься, поясок сняла, в комнатку к себе побежала, да не знала, к чему поясок крепить.

– Я все равно повешусь. Или утоплюсь, – заявила царевна, высовывая встрепанную голову из-под руки Александры Евгеньевны. – Лучше умереть, чем позориться. Мне же теперь ворота дегтем измажут.

Тут она увидела расстроенного Эрика и добавила, глядя на него в упор:

– Потому что я, опозоренная, никому не нужна.

– Вы нам всем нужны! – крикнул Эрик, имея в виду лично себя, и царевна поняла его правильно, а Александра Евгеньевна, глядя в будущее, предупредила: