Сергей Дубянский - Арысь-поле Страница 27

— Девчонки! — Катя тоже испугалась, — хватит вам! Какая разница, почему человек не пьет?.. Лен, скажи лучше, ты местная? — это было первое, что пришло ей на ум, чтоб сменить тему. Она видела, как Лена поворачивает голову — так не хотелось встретиться с ней взглядом!.. Но ничего страшного не случилось — туман во взгляде рассеялся; лицо приняло нормальное выражение; перед ней сидела просто недовольная женщина без искорок в глазах.

— Нет, я — москвичка, но полжизни прожила в Карелии.

— Ух, ты! Говорят, страна тысячи озер, да? — воскликнула Катя восхищенно, — там красиво?

— Очень. Особенно я люблю Онегу.

— Онега — это что?

— Озеро, — Лена улыбнулась, — Кижи, слышали? Это рядом с нами. Кроме Кижей, еще острова есть, где просто люди живут.

— А что там делать? — решилась вернуться в разговор Юля.

— Жить. Вообще-то, все они рыбаки, а в сезон в заповеднике подрабатывают, в Кижах. Там целых три деревни.

Юля представила Лену среди курносых, веснушчатых девок, которые подоив коров, собираются вечером на бревнах, погрызть семечки. Конечно, это была очень примитивная картинка, но другой Юля нарисовать не могла, потому что никогда не жила в деревне, и все ее представления складывались из кинофильмов времен «развитого социализма», который она успела захватить краешком своего детства.

Она так недоверчиво посмотрела на Лену, что та рассмеялась, и задорные прозрачные брызги вновь вернулись.

— Мои родители — историки, потому мы и жили в заповеднике. А вы обе местные?

— С пеленок! — Катя гордо стукнула кулаком себе в грудь.

— Это хорошо. Тогда, может, вы мне поможете?

— Поможем. А в чем? Найти кого-то надо?

— Надо, но не сейчас. Например, завтра.

— Мужик, небось, да? — Катя скорчила хитрую рожицу.

— Мужики все одинаковые. Не хватало еще бегать за ними.

— Это правильно, но не всегда получается, — заметила Юля.

— Получается. Надо только знать цену себе и цену им.

Юле не понравился этот безапелляционный тон. Она уже собиралась затеять полемику о взаимоотношениях мужчины и женщины и объяснить, что, если не предпринимать никаких шагов, то так и останешься «старой девой», но видевшая вход Катя, громко воскликнула:

— Анька! Мы здесь!..

Юля обернулась, помахав рукой, а Лена тихо сказала:

— Она, вот, умеет себя предлагать, и что? От этого она намного счастливее? Не думаю, что она поступает по-женски… а разве нет? — Лена улыбнулась, глядя в изумленное Катино лицо, — я же читаю это в ее глазах.

— Привет, — подойдя, Аня остановилась.

— Садись, — Катя отодвинула стул рядом с собой, — знакомься — Лена, а это — наша Анечка.

— Наверное, моя знакомая уже не придет, — Лена неожиданно посмотрела на часы, — пожалуй, я пойду — поздно уже. Девчонки, но вы обещали мне помочь. Может, завтра встретимся?

— Ну… — Катя пожала плечами. Она никогда не строила планов на утро, если не знала, чем закончится вечер, — давайте, сначала созвонимся. Есть куда записать телефон?

— Я запомню, — выслушав номер, Лена повторила его вслух и встала, — я позвоню. Хорошего вам вечера, девочки.

— Кать, тебе не кажется, что она чокнутая? — спросила Юля, провожая ее взглядом.

— Ну, эмансипированная дамочка, так это ж не диагноз. Как думаешь, сколько ей лет?

— Лет двадцать семь — тридцать. Но телефон я б ей давать не стала. Мне кажется, она какая-то сектантка. Знаешь, в газетах пишут про всякие «белые братства» и тому подобное.

— А, вообще, кто это? — Аня достала сигарету, — мне она жутко не понравилась. Я, конечно, не знаю… но вылупилась, будто плюнула.

— Вот и я Катьке говорю, что она какая-то ушибленная пыльным мешком. Она тут окрысилась на меня, так я чуть не рехнулась — у нее глаза, знаешь, как пузырьки с черной тушью, и змеи в них извиваются, — Юля сделала руками поясняющий жест и засмеялась, а за ней, остальные.

— Хватит вам, девки, — Катя не любила долгих разборок, — накинулись!.. Может, у дамочки с мужиками проблемы, оттого и змеи в глазах.

Еще на один коктейль денег хватало, а за это время Катя сообщила Артему, новоявленному владельцу водного мотоцикла, где они находятся, и этого оказалось достаточно, чтоб тот примчался, вместе двумя приятелями. Настроение у всех сразу изменилось — стало можно капризничать, дурачиться, чувствовать себя маленькими и вредными девочками, зная, что за это тебе ничего не будет.

Домой Катя добралась поздно ночью; осторожно открыла дверь; сняла туфли.

— Ты же сегодня не работаешь, — услышала из темноты сонный голос матери.

— Сегодня я отдыхаю. Спи, ма. Все нормально.

— Отца на тебя нет. Он бы тебе показал, и отдых, и работу, — беззлобно пробормотала мать. Диван заскрипел — видимо, она перевернулась на другой бок.

Катя босиком прошлепала в ванную, включила свет и упершись руками в раковину, уставилась на свое отражение. Из зеркала на нее смотрело блестящее от пота лицо с двумя светлыми прядками, прилипшими ко лбу. Стрелка у правого глаза слегка размазалась, а от помады на губах остался лишь тонкий, неровный контур.

…Козел… — Катя вспомнила, как Артем тискал и целовал ее на заднем сиденье такси. Еще он хотел увезти ее к себе, но сегодня почему-то у Кати не было настроения — уже под конец вечера ей очень захотелось домой, и она не могла объяснить этого желания. Обычно бывало наоборот, к закрытию ей всегда хотелось, чтоб праздник продолжался, и ради этого она готова была ехать, куда угодно и с кем угодно.

Вздохнув, Катя включила воду и стала раздеваться…

Простыня показалась ей жарким пуховым одеялом. Она отбросила ее в ноги и вытянулась на постели, ощущая свежесть и полную свободу от сковывающей, липнущей к телу одежды; при этом лунный свет, пробиравшийся в комнату, казалось, наполнял все ее существо, давая силы приподняться над землей, без проблем выплыть в форточку и лететь выше и выше, чувствуя нежные воздушные потоки. Голова слегка кружилась, и от этого ощущение полета становилось вполне натуральным. …Надо запомнить пропорцию, — подумала она, — три коктейля, бокал «Мартини» и чуть-чуть «Куантро»…

Она глубоко вздохнула — показалось, что в легкие вместился весь воздух, находившийся в комнате, и от этого тело сделалось совсем невесомым; закрыла глаза и не поняла, то ли это уже сон, то ли переполнявшее ее чувство воздушности и легкого опьянения складывало в мозгу странные феерические картинки: дома растекались, сползая вниз, образуя незнакомый, но вполне земной ландшафт. Узкие и длинные долины, видимо, в прошлом бывшие улицами и проспектами, отделялись друг от друга горами — зелеными у подножья, но, по мере подъема вверх, становившимися строже; то там, то здесь на их серых, мрачных камнях возникали белые клочья снега. Катя чувствовала, что уже не парит над этим странным миром, а будто воздушный шарик, слегка коснувшись одной из скал, взмывает в небо и пролетев десяток метров, опускается на склон другой скалы. От новизны и яркости ощущений захватывало дух. Она видела свои полупрозрачные босые ноги; руки, гибкие и тонкие, как ивовые прутики… Перелетев одну из гор, Катя опустилась слишком низко — туда, где не было снеговых шапок, а густая мягкая трава нежно обнимала ступни. Эта нежность казалась приятней любой ласки — так к ней не прикасался ни один мужчина, и даже руки матери казались шершавыми и грубыми. Она вдруг почувствовала, что не в состоянии оттолкнуться, чтоб вынырнуть из этой неги. Сделала шаг, потом второй и блаженно побрела навстречу красноватому зареву, медленно разраставшемуся над вершиной горы. Она ждала, когда же наконец появится солнце, и все радостно заиграет в его лучах.

Время слилось в один счастливый миг… или, наоборот, в вечность. Только солнце так и не появлялось, хотя небо становилось все более багровым и каким-то низким. Туч не было, но по земле побежали уродливые тени. Катя остановилась, решив, что, наверное, все-таки стоит взлететь и посмотреть, что же происходит за горой, но не успела оттолкнуться, как в небо выстрелили тысячи желтоватых искр, которые падали и гасли, оставляя серый дымящийся след. Навстречу им взмывали новые, и постепенно все небо превратилось в подвижную, мерцающую мозаику. Катя не могла оторваться от зрелища, и не только потому, что оно завораживало — ноги были так заплетены травой, что от ее желания ничего не зависело.

Неожиданно на горе появился огромный ослепительный язык — желтый, с красно-черными переливами. Он, словно живое существо, медленно полз вниз, поглощая серые скалы, окрашивая их в свои огненные цвета.

Катя сообразила, что так выглядит извержение вулкана, и спасти ее может только очень затяжной и очень высокий полет. Попыталась согнуть ноги, но не ощутила их — она видела их полупрозрачную сущность, но мышцы не слушались. Они больше не принадлежали ей, как, впрочем, и руки. А «язык» приближался — уже ощущался его жар. Катя перестала метаться, поняв бесполезность попыток даже чуть-чуть сдвинуться с места.