Адам Вишневский-Снерг - Нагая мишень Страница 27

— В лифте?

— Откуда ты знаешь?

— Я тогда ехал с тобой.

— Тебя я не помню. В тот миг я была настолько перепугана, что не видела ничего, кроме того кошмара.

— И что же это было?

— Гигантская волна, цунами…

— Ты видела ее через стенку кабины лифта?

— В том-то и дело, что никакой кабины я не видела! У меня было такое впечатление, будто бы я вишу в пространстве, и передо мной вздымается гигантская, словно гора, стена воды, которую ничто не остановит от того, чтобы обрушиться мне на голову.

Я выпил водку, что была в рюмке Лючии. Приходилось молчать, ведь мои объяснения только заострили бы страхи девушки и ее неуверенность в завтрашнем дне.

— И воспоминания той волны мучают меня во сне и наяву, — продолжила девушка.

— Здесь ты занимаешь номер на одного?

— Нет. Я живу еще с одной девушкой. Ее зовут Катарина.

— А она кто такая?

— Я ее почти что и не знаю. Сюда она приехала из Рима. Нас поселили вместе, потому что гостиница переполнена.

— А еще каких-то других видений у тебя не было?

— Нет. Но за последние дни уже трижды у меня были провалы в памяти, пьяницы называют такие разрывами в биографии…

— Но ты точно была трезвой?

— Ты же сам знаешь…

— И как это выглядело?

— Первый раз — на рынке на Капри.

— Перед рестораном «Кампанилле», когда увидала меня там и выбежала навстречу?

— Ты тоже был там?

— А ты меня не заметила?

— Нет.

— Тогда, к кому же ты бежала?

— К Альберто, четырехлетнему сыну моей сестры. Я его обожаю, и не видела несколько дней. Малыш вышел с моей сестрой погулять, я его увидела…

— И что произошло?

— Я потеряла память.

— В тот самый момент, когда бежала к пацану?

— Да.

— А когда ты пришла в себя?

— Только лишь в саду возле дома Софии. Там я узнала, что нахожусь в Сорренто.

Лючия сидела передо мной, на ковре. В ее рассказе не все соответствовало правде. Я понимал, почему она не знала, каким образом мы перенеслись с Капри в Сорренто. До момента открытия контактных переключателей я и сам не подозревал, что такое молниеносное перемещение возможно. Но почему она не упоминала о нашей встрече у обрыва, которая произошла вскоре после смены канала — перед самой атомной вспышкой? Тогда она подбежала ко мне и произнесла три магических слова: «Бомба взорвется в Неаполе».

— Лючия, — я охватил ее лицо своими ладонями. — Попробуй вспомнить поточнее, где и когда ты увидела меня в первый раз в Сорренто.

— В доме Софии, когда ее отец отвечал на вопросы журналистов. Помнишь? Ты тогда вошел в комнату и сел рядом со мной.

— А раньше? Ты не помнишь нашей встречи у моря? Я ожидал тебя возле самого края обрыва. Когда ты подошла ко мне, вдруг сделалось так светло, словно бы ночью вспыхнуло солнце.

— Этого я не помню. Мне так кажется, что на берегу в Сорренто я никогда не была. Не помню я и нашей поездки из Помпеи в Рим или же из Рима на Капри. Вот дорогу в Неаполь помню хорошо. А потом опять два многочасовых провала в памяти. В себя я пришла на рынке в Помпее, а еще раз — на Пьяцца Венеция в Риме. После того мне показалось, что в одно мгновение переношусь в место, удаленное на несколько сотен километров: словно бы я заснула возле Колизея, а проснулась возле нашей гостиницы на Капри. От той поездки не могу вспомнить ни малейшей подробности. Я даже не знаю, на чем мы ехали: на поезде, на автобусе?… А корабль? Как я могла его забыть? Ведь, с того момента, как увидела ту громадную волну…

Я не позволил ей закончить — не говоря ни слова, схватил ее за руки и притянул к себе. Губы я ей замкнул долгим поцелуем. Мне уже не хотелось размышлять о тактике фабрики снов и беспокоиться о судьбе миража, затерянного в семьдесят восьмом стереоне. Здесь мне хотелось переживать одни только приятные иллюзии. Впрочем, Лючия тоже — во всяком случае, в течение часа — предпочитала не думать о том, что так мало запомнила из нашей поездки в Рим.

К бассейну мы спустились в четыре часа. Все так же было жарко, погода стояла превосходная. Поскольку в это время «Лунный Цветок» (отель-близнец, стоящий напротив «Голоса Тишины») отбрасывал длинную тень на бассейны, мы перенесли лежаки на траву, где светило солнце. Вода была прохладная, что, по сравнению с раскаленным воздухом, мне очень подходило. Я плавал, нырял до самого дна, выходил на берег и снова прыгал в воду с трамплина. Наконец-то мне можно было забыть о всех тех проблемах, что мучили меня в течение множества необычных дней. В воде Лючия несколько раз улыбнулась мне. Она всегда плавала рядом со мной, но, чтобы не замочить волос, спускалась в бассейн по лесенке.

Потом мы загорали на лежаках. Лючия еще раз вспомнила про Сорренто. Она сказала мне, что там чувствовала себя так, будто бы перед тем, как прибыть в дом Софии, у нее была свадьба. И под впечатлением этого брака она оставалась много-много часов. Это чувство сопровождало ее по дороге в Помпею (которую она помнит со всеми мельчайшими деталями), и окончательно покинуло ее только после возвращения на остров, перед входом в «Голос Тишины». Никогда раньше в ее жизни не было столь убедительной иллюзии. И хотя она понимает, что чувство это образовалось в ней в результате общего нервного кризиса, точно так же, как другие амнезии и видения, за развитие которых в огромной степени несет ответственность ее бедная мама, но, возможно, под воздействием чего-то другого, о чем сейчас она предпочла бы не говорить, и хотя сейчас ее подавляет грусть — об этой одной иллюзии она не будет жалеть до конца жизни. Когда я спросил у Лючии, кто в этом сне завоевал ее сердце, она ответила очень серьезно: «Ты же знаешь, кого я имею в виду».

В этот самый миг я увидел Мельфеи. Он стоял в плотном костюме под трамплином и глядел в нашу сторону. Он был не сам: сюда пришел с Паолой, внучкой де Стины. Я извинился перед Лючией и подошел к нему. Паола осталась возле бассейна, а мы уселись на лавке под стеной гостиницы, где больше никого не было.

— Где это вы так загорели? — спросил он.

— В Сорренто. Мне удалось обмануть бдительность ваших агентов и поплыть туда с Софией. Эту девушку я подозреваю в занятиях террористической деятельностью.

— Мы тоже следили за ней. Вот уже неделю она находится в нашем списке. Но на острове она появляется редко. В гостиницу приходит в компании своего отца. У него сломан нос, и, похоже, он известный психолог. Сегодня они находились здесь до полудня. У них есть домик в Сорренто, но София снимает номер в «Голосе Тишины». Она интересуется вашими песнями. Много информации относительно нее нам передал Нузан, который флиртует с Еленой, ее приятельницей. Обе девушки занимают номер 1123. Это хорошо, что вы заключили такое близкое знакомство. Поздравляю вас и благодарю. Вас повела интуиция?

— И она меня не подвела! После моего звонка у вас было достаточно времени, чтобы провести все операции. В данный момент, от установленного в ультиматуме Черных Перьев «часа-ноль» нас отделяет два полных дня. То есть, я могу сказать, что свое задание выполнил с опережением, которое гарантирует угрожаемому городу полнейшую безопасность.

— Еще раз, от своего имени и от имени своего начальства благодарю вас за передачу нам необычайно ценных сведений. Мы вам очень обязаны.

— Когда власти ввели контроль дорог вокруг Неаполя?

— Вчера, ровно в шестнадцать ноль-ноль. Вы позвонили мне в половину первого дня. Сообщение я сразу же передал наверх. В час дня были приняты все необходимые решения, и в течение трех часов власти реализовали разработанный ранее тактический маневр под криптонимом «Концентрация — Блокада — Проявление». Заключенных, которые находились в дальних от угрожаемого города тюрьмах, в Неаполь перевезли на самолетах. В шестнадцать ноль-ноль наступил финал этой операции. Все четыреста шестьдесят восемь экстремистов, осужденных за террористическую деятельность в рамках нелегальной организации Penne Nere, были разделены на небольшие группы и под плотным эскортом размещены в казармах карабинеров на всей территории Неаполя.

— После этих слов камень упал у меня с сердца. Теперь я буду спать спокойно.

— Синьор Антонио, я не сидел бы с семьей на Капри, если бы у меня не было абсолютной уверенности, что со стороны Неаполя нам ничего не угрожает. Сейчас мы здесь находимся в большей безопасности, чем где-либо еще. Обратите внимание на тот факт, что концентрацию заключенных и блокаду дорог необходимо было провести одновременно. Сквозь тюремные стены всегда проходит какая-нибудь информация. То есть, если бы заключенных начали собирать раньше, террористы могли бы перевезти бомбу в другой город. А в том случае, если бы вначале были перекрыты дороги, наши не знающие никаких угрызений совести противники имели бы возможность провести покушение до того, как мы успели бы свезти в город заключенных. И тогда ответственность за катастрофу возложили бы на армию.