Адам Вишневский-Снерг - Нагая мишень Страница 3

Я хотел было вернуться к диску, но Нузан схватил меня за руку и потянул в противоположном направлении.

— Только не спорь с ними, — предупредил он меня. — Сейчас нам нельзя терять ни минуты. Надо выбирать все, что угодно. Может сюда… — остановился он. — Семьдесят восьмой канал свободен. Нужно рискнуть. Осторожно!

Через красную линию он провел меня вовнутрь небольшого квадрата, поверхность которого заполняли непонятные знаки. Еще пару секунд я видел вокруг себя безбрежную плоскость Крыши Мира. И тут же ее место заменила совершенно иная, удивительная картина.

Призраки стереона

Солнечный день сменила ночь. Из темноты проявились сотни освещенных прожекторами лиц. Я услышал гул и аплодисменты заполненного до краев зрительного зала. Собравшиеся под куполом люди скандировали наши имена:

— Ну — зан! Кейз! Су — ха — ри!

Мы стояли посреди громадного амфитеатра, в самом видном месте, в котором концентрировались все световые лучи. Округлую сцену рядом занимал оркестр. Дирижер склонился в низком поклоне. На отдельном помосте в танцевальном ритме вихлялась группа девушек, повторявших какой-то припев.

В лучах цветных прожекторов костюмы солистов выглядели столь же эффектно, как и внутреннее убранство зала: стоящая между нами девушка была одета в длинное вишневое платье, на нас же были ослепительно белые брюки и серебристые жилеты на черных, словно сажа, рубашках. В руках мы все держали гитары.

Когда уровень шума достиг кульминационной точки, из тоннеля, ведущего на сцену, вышла пара конферансье. Женщина послала зрителям улыбку, ее партнер поднес к губам микрофон.

С первого ряда донесся громкий голос:

— Сыграйте нам еще раз, милые «То тут, то тамы»!

— Мы просим прощения у зрителей, — ответил на это мужчина-конферансье, — к сожалению, группа «То тут, то там», сегодня петь уже не будет.

— Ну — зан! Кейз! Су — ха — ри! — скандировала толпа. — «То тут, то там»!!!

— Прошу минуточку внимания!

Зал заполнили свисты. Большинство из собравшихся было молодыми людьми. Парни вскакивали на сидения стульев, орали или топали ногами; девчонки-подростки пронзительно визжали. Лишь через пару минут подкрепленная мощными динамиками вежливая просьба утихомириться несколько остудила запал безумствующей аудитории. Пара ведущих вернулась к неблагодарной роли стражей порядка. Теперь уже мужчина вежливо улыбался, в то время как его помощница пыталась пробиться к рассудку непоколебимых фанов:

— Вы же прекрасно знаете, что правила фестиваля не предусматривают возможность выступления на бис в конкурсный день. Мы не можем делать исключения даже для самых больших любимцев публики.

Когда конферансье объявлял выступление следующей группы, Кейз (ибо именно так — согласно скандируемым толпой крикам — звалась стоящая между нами девушка) поклонилась в последний раз и спустилась со сцены в туннель, ведущий на зады амфитеатра. Нузан вприпрыжку последовал за ней, мина у него была совершенно веселая. Идя за ним, я оставил гитару в уголке темного коридора, при этом вздохнул с облегчением, поскольку, хотя инструмент совершенно не мешал мне кланяться перед телевизионными камерами, расставленными по всему залу, если бы дошло до бисирования, я бы понятия не имел, как за него держаться.

— Ребята, — обратилась к нам Кейз, когда мы впихнулись за ней в раздевалку, уже занятую другим, ожидавшим своего выступления ансамблем. — Ночной Лондон — это сказка! Прошвырнемся?

В комнату заглянул какой-то чернокожий тип.

— Очень-очень нужна великий господина Нузан и великий господина Сухари! — сообщил он, перекрикивая распевавшихся певцов.

Ударник застонал над своими бочками и дал знак другим перестать играть.

— Чего там?

— Моя господина, фестивальный режиссер, иметь бизнес и просить ваша в своя кабинет. Там быть большой деньги, ах, какой большой деньги!

— А в город? — напомнила Кейз. — Хочу посмотреть его с вами.

Нузан поцеловал ее в лоб.

— Натягивай портки, малышка, и не бери дурного в голову. Выставим этому режиссеру наши условия и минуты через три заскочим за тобой.

Негр провел нас в другое крыло здания. По дороге он молчал. В какой-то момент толкнул какие-то двери, за которыми царила темнота.

— Пожалуйста, заходите, просим, — указал он в темноту. — Тут лампа сделать бабах. — Он стукнул в притолоку двери. — Ваша подождать один моментик, а я полетел за свой хозяин, а он прибежать скоро, ой как быстро! Он потирать руки, так как нюхать бизнес и большие деньги!

— Держи! — Нузан сунул в руку негра найденный в кармане доллар. — Мы дадим ему заработать!

Он похлопал по плечу нашего проводника и первым переступил порог. Разыскивая на стене выключатель, мне показалось, будто в комнате находятся какие-то люди. В воздухе висел дым от сгоревшей марихуаны — этот характерный запах чувствовался очень хорошо. Еще я увидел жар папиросы и услышал шепот: мужской голос приказывал сохранять тишину, кто-то еще говорил по-итальянски, что заставило меня задуматься, поскольку до сих пор звучал исключительно английский.

Вдруг хлопнула дверь. Кто-то заблокировал ручку со стороны коридора. Я столкнулся с блуждавшим в темноте Нузаном.

— Это ловушка, — шепнул ему я.

И в тот же самый миг я почувствовал на плечах несколько пар рук, которые потащили меня в глубину комнаты и повалили на пол. Чья-то костистая ладонь закрыла мне рот. Я слышал итальянские ругательства, звон бьющегося стекла, грохот валящихся стульев и звуки возни с места, где Нузан боролся с другими нападавшими.

Самым паршивым был укол иглы: я почувствовал его на предплечье руки, прижатой к полу коленями одного из противников. Он перепугал меня гораздо сильнее, чем удар ножом. Но после нескольких ускоренных ударов сердца тело залила волна приятной расслабленности.

Остров

Время стерло большую часть подробностей того долгого путешествия. Сознания я не терял, но почти что все происходящее со мной в течение нескольких последующих часов напоминало, скорее, наркотические галлюцинации, и наверняка они были вызваны именно ими. В образе наркотического сна какое-то число ситуаций, спутанных со сновидениями, выглядело весьма правдоподобно, то есть, они носили признаки действительных событий; впрочем, факты, которые стали мне известны, вскоре подтвердили их истинность.

В памяти у меня остались образы покрытой толпой улицы, цветастые неоновые рекламы, видные сквозь стекло мчащегося автомобиля; высокий лом на самом краю равнины, рев двигателей реактивного самолета, еще один укол иглы, головокружение, обрывки разговоров на итальянском языке, из которых следовало, что «Черные Перья» ничего не боятся; лица людей, которые в дождь переносили меня в другой автомобиль, снова огни крупного города, и, наконец — шум волн, колыхание и окончательный покой внутри какого-то жилого дома.

Когда я открыл глаза, стоял жаркий полдень. Яркий дневной свет попадал в комнату через широкое окно, заполненное синевой неба и обрамленное ветвями инжирного дерева. Большая комната была заставлена дорогой мебелью, новой, но сделанной по образцам антиквариата минувших эпох. Потолок был покрыт фреской, представляющей райский сад, пол же — мраморной мозаикой из плиток с бледно-розовым узором. Из-за стены доносился голос итальянского радио диктора, читающего дневные известия.

Я лежал на широкой кровати рядом со спящим мужчиной, в котором без труда распознал товарища необычных приключений — таинственного Нузана. На нас обоих были белые брюки (правда, не слишком чистые) и серебристые жилеты, застегнутые на черных рубашках, то есть, на нас были те самые костюмы, что появились на наших телах после перехода определенной линии на Крыше Мира. Именно там — после завершения принятого бурными аплодисментами выступления группы певцов — нас окружила сцена и внутренняя часть амфитеатра, забитого поклонниками этого ансамбля, то есть, нашими фанами.

Это резюме вовсе не упорядочило хаоса, уже много часов царящего у меня в голове. Уверенный, что вскоре Нузан объяснит мне механизм нескольких уже совершенных здесь чудес, я сорвался с кровати и подбежал к двери. Она не была закрыта на ключ; опять же, я мог выскочить в спд и через окно. Но ведь нас же похитили!

Я приоткрыл дверь — в глубине обширного фойе, стоя на коленях, уборщица мыла лестницу. Я вышел из спальни.

— Где мы? — спросил я по-английски.

Женщина только пожала плечами и занялась выжиманием тряпки. В конце коридора исчезала фигура широкоплечего мужчины.

— Dove siamo? — бросил я в его сторону.

Тот остановился и вернулся ко мне. По пути он поглаживал щеку, покрытую черной щетиной, и глядел на меня из-под низкого лба, нависающего над глубокими глазницами. Подойдя ко мне, он низко поклонился.