Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Жертвоприношения Страница 32

Нажав на кнопку, я вонзаю сверло в кирпич и давлю на него. И через пару секунд визжащего звука, сверло проваливается в пустоту. Я отпускаю кнопку и в наступившей тишине вытаскиваю сверло, не веря своей удаче.

Стена в этом месте толщиной всего в один кирпич.

Может, так и задумано по проекту, но я почему-то думаю, что это схалтурили строители. И это очень хорошо.

Я улыбаюсь, словно я уже вошел к Богине.

Я забыл все неприятные мысли, которые возникли в сознании.

Сегодня я закончу ритуал. У меня есть еще два часа до того времени, когда нельзя шуметь. Я снова включаю перфоратор и делаю следующее отверстие. Работа доставляет мне невыразимое удовольствие, — я довольно улыбаюсь, снова проваливаясь в пустоту сверлом.

Сделав около десятка отверстий и убрав штукатурку, я вытаскиваю первый кирпич. Дальше еще легче, — один за другим я выламываю кирпичную кладку. Я нетерпелив, — когда становится возможным, я фонарем освещаю соседнее помещение.

Ванна на месте.

Канопы на полках.

Всё на своих местах.

Дальше я работаю спокойно. И по возможности бесшумно. Уже вечер и мне бы не хотелось привлекать внимание соседей. Я не собираюсь полностью ломать стену, — мне хватит отверстия, через которое я могу забраться внутрь.

И когда я вижу, что могу попасть к Богине, я заканчиваю работу.

Помыв руки, я готовлю контейнеры с глазными яблоками жертв и папку с рисунками. Всё должно занять своё место.

Я иду к Богине я радостью в сердце и благодарностью в мыслях.

Забравшись через узкое отверстие внутрь склепа, я фонарем освещаю ванну. Тело, скрытое под стеклом, погружено в формалин, легкий запах которого я чувствую. Я расставляю контейнеры с глазными яблоками на полках, произнося слова:

— Я пришел, я принес тебе око Гора. Ты — ба с ним, ты — сехем с ним, ты — уаш с ним!

Затем я сажусь на пол у ванны и закрываю глаза.

Я просто хочу немного побыть с Богиней.

Просто посидеть рядом и вернуться в прошлое, хотя бы в мыслях.

Под темным небом, где нет солнца и нет звезд. В сумраке вечной ночи, в мире, где властвует сухая и темная зелень высокого тростника.

Я иду. Медленно и осторожно.

Кажется, я уже здесь был.

Даже больше, — я уверен в этом.

Я раздвигаю толстые стебли растений, освобождая место для следующего шага, и, сделав его, я слушаю, как шелестит за моей спиной тростник. Он словно что-то шепчет мне, что-то хочет сказать, — наверняка, что-то важное и очень значимое.

— Стань одним из нас, и ты обретешь всё.

Сначала я оборачивался, потому что хотел знать, что тростник хочет сказать, но теперь, когда время превратилось в равномерные шаги вперед, я больше не реагирую на шепот-шелест.

— Прими это, как неизбежность.

Я знаю, о чем тростник хочет мне поведать.

О неотвратимости и бесконечности Тростниковых Полей.

Когда путник идет с надеждой найти пристанище, но никогда не находит его. Как постепенно он теряет надежду и в его душе созревает обреченность. Как хочется ему взлететь над Полями, чтобы посмотреть вокруг, — и задавленные ростки надежды готовы встрепенуться вновь. Но — идеально ровная поверхность Полей без какого-либо намека на любую возвышенность, и отсутствие крыльев за спиной, заставляют путника снова и снова понимать свое бессилие перед величием Тростниковых Полей.

И их вечностью.

Что бы ни случилось в других измерениях и в других мирах, здесь нет времени. Пространство Тростниковых Полей живет по своим правилам, и главный закон — незыблемость того бытия, которое сейчас видит путник.

Так было и так будет всегда.

Хочет путник или нет, но он должен принять этот мир. У него нет выбора. Или иди в бесконечность Тростниковых Полей, или оставайся на месте, — вечно зеленые растения будут всегда с тобой. Когда ты станешь одним из них, твой шепот-шелест вольется в многоголосый хор.

Я иду.

Во мне еще не угасла надежда найти Богиню, хотя я слышу, как тростник шепчет мне о той, что я ищу. Я начинаю понимать, что мне надо сделать, чтобы найти её.

Остановиться и ждать.

— Только, когда твои ноги станут корнями, а руки — листьями.

Но я иду, не останавливаясь, потому что знаю, — замедлив шаг и присев на землю, я останусь здесь и никогда не обрету Богиню. Я еще не готов к тому, чтобы быть далеко от неё.

Земля под ногами рыхлая и темная. Мягкая настолько, что я иногда проваливаюсь в неё, и это ощущение — не сопротивляйся, сдайся, расслабься и отдохни — заставляет меня судорожно пытаться освободится из плена. Темная до черноты, словно мертвая кровь, давно впитавшаяся в землю, покрывает все пространств под ногами. Порой у меня возникает чувство, что и моя кровь медленно уходит из меня, оставляя темно-красную полосу позади. Я боюсь обернуться, хотя знаю, что за моей спиной листья тростника с шелестом смыкаются, отрезая меня от земли и от неба.

Я не знаю, сколько иду. Времени здесь нет, пространство безразмерно, хотя в моем сознании есть знание: я не помню, как я оказался здесь, и я уверен, что мой путь не завершится никогда.

Следующий шаг и — я чувствую, что уже не один. Кто-то идет рядом. Я медленно поворачиваюсь и вижу мужчину в потертых джинсах и белой футболке. Худощавое лицо, короткие русые волосы и улыбка на губах. Он словно знает, что я смотрю на него.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к незнакомцу. Он повторяет за мной те же движения. И я понимаю, что вижу себя, как в зеркале. Лицо напротив улыбается — открыто и доброжелательно. И мне ничего не остается, как тоже улыбнуться в ответ.

Еще я читаю надпись на футболке — I AM A DOCTOR. Глупая идея, — иметь футболку с такой надписью, но именно такая футболка у меня была в первый год после окончания медицинского института.

Он говорит:

— А еще у меня шрам от пулевого ранения. Показать?

Он хочет задрать футболку и показать шрам, но я останавливаю его.

— Да, знаю. Лучше скажи, что ты тут делаешь?

— Тебя жду.

Он видит легкое недоумение на моем лице и объясняет:

— Ты никогда не найдешь её здесь, потому что это твои Тростниковые Поля. Твои и только твои. Я здесь нахожусь с момента твоего рождения, и я буду первым, кого ты встретишь, когда завершишь свой путь.

— Ты хочешь сказать…

— Да, у каждого человека свое место по ту сторону бытия. У одного это Березовая Роща, у другого — Берег Океана, у третьего — Вершина Горы, у четвертого — Карстовая Пещера. У тебя Тростниковые Поля.

— А где же она тогда?

— Не знаю, — пожав плечами, отвечает собеседник. Хотя в его глазах я вижу ответ.

Я молчу пару минут.

И потом говорю:

— Березовая Роща. Да, она сейчас среди берез.

И думаю о том, что так долго шел не туда. Я полагал, что, принеся жертвы Богине, я найду её здесь, и мы снова сможем, рука об руку, идти к свету далеких фонарей. Зачем же все эти жертвы?

— Выходит — всё зря?

— Нет. Это твой путь. Всё, что ни делается, всё к лучшему. И ты это знаешь. Нельзя проклинать прошлое, и нельзя забывать то, что сделано.

Голос собеседника тверд, фразы убедительны, в глазах уверенность. Он садится на землю и показывает жестом, чтобы я сделал так же.

Я сажусь на мягкую землю. И смотрю на него.

— Ты прошел долгий путь, но это еще только начало, — говорит он, — впереди еще много всего, но жертвоприношения больше не нужны. Оставь Богине её склеп и место, где пребывает её душа. Я покажу тебе твоё ближайшее будущее, ну, а дальше ты сам. Ты знаешь, что у тебя получится. А я тебя в любом случае дождусь.

Он улыбается. И я отвечаю ему тем же.

Улыбаться своему безумию — это идиотизм.

Но — я понимаю, что приходит время умирать.

И приходит время рождаться.

Мария Давидовна написала заявление на отпуск и отнесла его секретарю. Она даже не знала, радоваться ей или печалится, — через неделю на целый месяц она едет в санаторий. Четыре недели, которые могут спасти её душевное здоровье, или погрузить сознание в пучину безумства.

Она не сможет отвлечься и не думать о докторе Ахтине.

Она сменит обстановку, будет общаться с новыми людьми, и, может, сможет хотя бы на некоторое время избавиться от навязчивых мыслей.

Мария Давидовна улыбнулась своим наивным размышлениям. Уж ей ли не знать, что простой сменой места жительства проблемы не решить. Другие люди будут постоянно напоминать ей о том, что она оставила здесь. Сознание так просто не отпустит безумные мысли, которые поселились в голове.

Она вздохнула и пошла домой. Как бы то ни было, она поедет в санаторий и попытается отвлечься. Получится или нет, — там будет видно.

К тому же она займется своим телесным здоровьем. Массаж, ванны и различные процедуры. Мария Давидовна улыбнулась и подумала о том, что забыла, когда в последний раз проводила самообследование молочных желез. Ведь давала себе слово, что будет, как положено, раз в месяц осматривать и ощупывать, но — воз и ныне там. Если уж она, человек с медицинским образованием, не следит за собой, что говорить об остальных людях. Надо сегодня это сделать, хотя, — она мысленно посчитала время, прошедшее после последней менструации и поняла, что уже поздно, — надо было неделю назад самообследоваться. Сейчас как раз середина менструального цикла, и уже поздно.