Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes) Страница 38

Теперь… теперь ей очень-очень хотелось, чтобы он был прав.

Глава 21

Всё самое худшее случается в самый неподходящий момент — эту истину знает каждый. Илья вспомнил, как он ковылял по двору и в кармане его куртки запищал сотовый телефон. Судя по мелодии вызова, звонил старший из братьев… и Илья заторопился достать гладкий, заоваленный, на ощупь удивительно похожий на обмылок, «Samsung». И, конечно же! — выронил его. Сердобольный пенсионер из подъезда номер шесть соседнего дома помог Илье поднять развалившийся на две части сотик. Илья неловко вставил отскочившую часть с аккумуляторами, — что, — да-да, дети мои! — весьма неудобно делать полутора руками, вместо двух, — заново включил телефон и попытался перезвонить брату… но было уже занято.

«Не к добру, — мрачно подумал Илья, — ох, не к добру! Самый разгар рабочего дня… не может брательник звонить по пустякам!»

И уже дома, только было Илья собрался умыться и включить чайник, сотик зашёлся «Тореадором» — мелодией, присвоенной Ильёй для позывных сестры Елены Фрайберг, урождённой Васильевой.

— Илюшенька, — прошептала Ленка в трубку, давясь слезами. — Мама умерла… слышишь?! Мама… у… у… умер…ла…

Вот и сейчас, Илья чувствовал себя абсолютно беспомощным. Кривой сегодня день какой-то, вот вам крест — кривой! Вначале Мёрси что-то там в кустах поблазнилось… да так, что сама чуть не свихнулась и Илью с Сашкой перепугала до смерти. Потом Сашка ходил за сумкой и рюкзаком, а Илья стоял на закопчённой лоджии и смотрел, как большая неуклюжая фигура исчезает в тумане. И уговаривал сам себя, что всё обойдётся, что вернётся Сашка менее, чем через минуту, что ничего страшного с ним не случится… а за спиной всхлипывала Мёрси, ни за что не желавшая остаться в комнате одна.

А когда всё обошлось и Мёрси наконец-то заснула, Сашка, возившийся на кухне, вдруг встрепенулся и что-то неразборчиво крикнув, выскочил на улицу. Илья запутался в проклятых палках и с грохотом упал на пол, ушибив колено и локти. «Так и наденешься глазницей на собственный костыль!» — мелькнула в голове дурная мысль и Илья суеверно сплюнул. Когда он поднялся на ноги и проковылял на лоджию, то увидел у подъезда улыбающегося Сашку, окружённого детьми.

Их было семеро… странно сонных и спокойных до удивления. Они чинно вошли в подъезд и прошагав пять ступенек мимо лифта, свернули налево, в общий для четырёх квартир коридор. Мимо велосипеда, мимо пыльного пятна, оставшегося от сожжённых плинтусов, так и не понадобившихся соседу, они прошли к двери квартиры номер один и смотрели, как Сашка открывает им дверь. Это были не призраки, нет! Это были настоящие дети. Их можно было погладить по голове, дёрнуть за нос, поставить в угол, почитать на ночь сказку…

Их нужно было кормить, поить и одевать. И, чёрт возьми, нужно было выяснить, откуда они взялись и где шляются их папы и мамы!

— Ну, ребятня, вы откуда? — бодро спросил Илья, холодея от мысли о том, что он сейчас может услышать. Картины, нарисованные воображением, были одна ужаснее другой…

…сейчас они начнут преображаться…

…зубы их вылезут наружу, как у этих ужасных глубоководных рыб…

…зубы…

…но дети молчали, усевшись на полу, на стареньком, давно не подметавшемся, ковре. И только толстенький малыш в джинсовом комбинезоне, пробормотал:

— Мы гуляли.

— Где гуляли? — поразился Илья. — Где ваши папы и мамы?

— Мы в садике гуляли. Мы пошли на туман смотреть.

Илья почувствовал себя совсем беспомощным. Дети равнодушно смотрели на него. Самая маленькая кнопка с белокурыми косичками, оказывается, уже свернулась калачиком в кресле и закрыла глаза.

— Я вам кушать приготовил, — сказал Сашка. — Будете кушать?

— Печеньки с киселём?

— Печеньки тоже, — сказал Сашка и покрутил руками в воздухе, как бы показывая, мол, у нас тут чего только нет, вплоть до птичьего молока… и уж, само собой, киселя.

— Я спать хочу, — капризно сказала аккуратная чернявенькая девочка.

— Мы поспим-поспим, а потом мама меня заберёт, — прошептал кареглазый мальчик.

Илья мучительно думал о том, что именно надо сказать. Но Сашка опередил его:

— Ложитесь вот тут, на диване, да! А девочки будут соседней комнате спать. Там тётенька спит, не шумите. — Он осторожно поднял на руки белокурую девочку и на цыпочках вышел из комнаты.

Через пятнадцать минут Илья с банкой пива в руке стоял, прислонившись к косяку. Спасительные поручни по всей квартире позволяли кое-как обходиться без палок. Колено ныло. Хмель не брал. Илья тупо смотрел на три пары разномастной детской обуви, аккуратно стоящей у дивана. Приехали, Илюшенька! В самую что ни на есть дурацкую историю приехали!

— Тётя, сказку прочитайте! — сказал во сне толстенький мальчик. — Опять — не страшную…

Илья сунул банку в карман и потихоньку поплёлся на кухню. В квартире теперь, пожалуй, курить нельзя… и вытяжка не работает — ах, как смешно! И воды… воды будет расходоваться — просто ужас! «Да они, наверняка ещё и писаются во сне! — подумал Илья. — Весь диван прокиснет…»

Ему стало неловко за самого себя — подумаешь, жопа какая! Давно ли за тобой говно таскали всей семьёй? Илья упрямо наклонил голову — нет, девочки-мальчики, не надо мне на совесть давить! Это точно — Чистилище! Всё стало ясным и понятным. Принимай, Илья Васильев, подарок… всю жизнь за тобой ухаживали, а теперь — верни-ка должки!

Илья представил себе, как они втроём стирают поутру штанишки и простыни… и развешивают их на чёрной от сажи лоджии…

Он вытащил из-под стола бутылку водки «Хлебная» и, не глядя, свернул пробку. Выпив полстаканчика, он потянулся за сыром. «И жратвы! Жратвы будет уходить до чертовой матери!!!» — мелькнула непрошенная мысль.

А потом он почему-то вспомнил «Солярис» Станислава Лема… и, торопливо долив водки до самого ободка, выпил залпом.

— Теперь давайте так, — сказала Мёрси, — кого как зовут? Только не хором! На кого я покажу, тот и скажет, ладно?

— Ла-а-адно! — протянули вразнобой.

— Леночка, — застенчиво представилась белобрысая пигалица, перебирая подол платьица и глядя в пол.

— А маму как завут?

— Ма-а-ма.

— Ну, понятно, что «мама»… а зовут-то как?

— Ма-а-ама, — прошептала Леночка, роняя крупные слёзы.

— Ну, не реви, не реви… ты уже взрослая, — пробормотала Мёрси. Удивляясь сама себе, она посадила Леночку на колени. Господи, до чего же она лёгонькая! Тощенькая… одни косички! Леночка обняла Мёрси за шею и уткнулась мокрым носом ей в шею.

— Мама книжки читает… хорошие… — всхлипнула она.

— Ну, ладно, — обнимая девочку, ласково сказала Мёрси. Так, вот, значит, что это такое — обнимать ребёнка и жалеть его! — Ладно, хорошо… теперь кто мне скажет, как маму с папой зовут?

Тишина…

Тишина?! Да мать вашу за ногу, имбецилы вы несчастные! Когда Мёрси было полтора года, она уже знала, как зовут её родную мать и где она работает!!!

Мёрси подавила раздражение.

…пузо нагуляешь — не приходи даже!.. по ногам течёт липкое… тёплое и противное…

…у женщин отвисает грудь — их точёные ступни превращаются в расшлёпы…

…домой не пущу!..нагуляешь если — не пущу…

…Мёрси, сделай мне… мине-е-е-ет!..

…ну, чего ты? от этого же не бывает детей… не быва…

…ма-а-ама… она книжки чита-а-ает… хор-о-о-ошие…

…лёгонькая…как воробышек…

— Меня Кондратьев зовут! — неожиданно заявил толстячок в комбинезончике. Слабое оживление.

— Кондрат-квадрат! — застенчиво сказал кареглазый мальчик.

— Тихо-тихо! — машинально повысила голос Мёрси… и вдруг вспомнила, как с точно такими же интонациями рявкала на уроках физкультуры красивая дура физрук Макарка…

— У тебя пистолет! — заявил Кондрат-квадрат, и с непререкаемым авторитетом сообщил Мёрси. — Ты полицейский! Ты детей спасаешь!

— От монстров! — с уважением прошептала Эллочка.

Через полчаса расспросов и выпытываний, выяснилось, что дети, во-первых, чересчур тихие и молчаливые, — что не помешало, кстати, Эллочке проковырять пальчиком дыру в подоле платья подруги, из-за чего та пустила тихую слезу…

Во-вторых, они не помнили имён родителей, а на вопрос: «А что папа и мама делают на работе?» — дружно отвечали, как сборище несчастных идиотов: «Рабо-о-отают!»

В-третьих, в-четвёртых, в-пятых… и так далее, по списку — они так и не могли сказать, откуда их принесло, в каком это детском саду они сидели так долго, за каким чёртом их потащило на улицу, и — самое главное! — кто был с ними всё это время? Кто кормил, стирал, переодевал, вытирал задницы и сопли? Кто, кто, кто???