Борис Гайдук - Третья Мировая Игра Страница 4

И вот на тебе — главный тренер всей команды. В такой тревожный час.

Стали наши зрители на игру собираться. Через два дня, если фон Кройф чего нового не выкинет, должны они низинкой, в аккурат между Вельяминовым и райцентром пройти. Как тут не посмотреть, прямо под носом немцы мяч проведут, будет что потом детишкам рассказать. Все ворчали, охали, но идти намеревались — как такое пропустишь. И я засобирался, Ваську позвал. А тот ни в какую.

— Не пойду! — говорит. — Больно мне на наш позор смотреть!

Ну и что, что позор. В первый раз, что ли? Гол забьют — игре конец. Через полгода или год Игровой союз нового противника по жребию назначит. Может, полегче кто попадется, тогда и выиграем. Игра есть игра. А Васька — ни в какую:

— Не пойду. И рассказов ваших про немцев слушать не буду! Ну вас всех!

Но повернулось так, что на встречу с немцами выйти нам довелось не зрителями.

Ровно через два часа после нашего с Васькой разговора прилетели в Зябликово гонцы и объявили приказ нового главного тренера — замена! Сразу две тысячи человек в игру вступают. Одну тысячу обычным порядком в поле вводят, из учебных лагерей, а другую велено срочно сформировать нашему Калужскому комиссариату. Немедленно собрать людей, зачитать новобранцам правила, обучить основным приемам игры, разделить установленным порядком на десятки и сотни и под началом калужского воеводы Соломона Ярославича Добрынина выступить на соединение с тем же вездесущим князем Дмитрием Всеволодовичем и его питерскими нападающими, которые теперь уже на наш фланг спешат. А место встречи указано — деревня Вельяминово Малоярославского района Калужской области. Так черным по белому в указе и написано. Сроку на исполнение — сутки. Этой же ночью сам главный тренер Петр Леонидович Мостовой выезжает в наши края для осмотра новой тысячи и для игрового совета с князем Дмитрием Всеволодовичем и нашим Соломоном Ярославичем.

Калужский воевода тут же велел все заявки, что в игровом комиссариате годами пылились, удовлетворить и набор добровольцев по Калуге и трем ближайшим к месту действия районам объявить. То есть по Боровскому, Балабановскому и нашему, Малоярославскому.

Ошеломление вышло полное, будто ледяной водой всех окатило. Были мы всю жизнь мирные зрители, а теперь под добровольный призыв попали. Добровольцев уже лет сорок, поди, не набирали. Князьям, известное дело, лучше гол пропустить да новую игру через год начать, чем всякую чернь в команду брать. А Петру Мостовому, видать, не стыдно ради спасения отечества людей на помощь позвать, сам из простого народа в игроки вышел. И в какие игроки! Наутро самолично прибудет новобранцев смотреть и под носом у противника игровой совет держать. Вот это уж тренер так тренер! За таким кто угодно в игру пойдет.

Первый, конечно, Васька пошел. Как только указ объявили, он все бросил, на коня и — в районный комиссариат. Пришел и заявкой, заново переписанной, комиссару об стол хлопнул. Тот покраснел, побледнел, но подписал не медля. Попробуй не подпиши — завтра сам Петька Мостовой здесь будет, от него, если что, спуску не жди. Половину тренерского штаба, который годами не менялся, в один день повыгонял.

Через час вернулся Васька из комиссариата именинником. Сияет, улыбку удержать не может, румянец во всю щеку.

— Вот и решилась судьба моя, — говорит. — А на днях и всей нашей родины судьба решаться будет.

И так он это сказал, что у меня в душе тронулось что-то.

— Я с тобой, Васька! — говорю. — Куда ты, туда и я.

— Да брось. Зачем тебе играть? Тебе в Университет готовиться надо.

— До Университета еще два года. А в игроки прямо сейчас можно попасть. Жалко такую возможность упускать.

Храбрюсь, а самому немножко боязно. Схватка, судя по всему, предстоит нешуточная. Немец не пожалеет, крепко поколотить может.

Ребята наши тоже друг на друга посматривают: идти? не идти? Еще двое ребят из Зябликова вызвались: Антон Горбунов и Валька Сырник; десятка полтора пошли из Вельяминова, у них деревня намного больше нашей, из Дубков семеро, из Гошки пара человек.

Домой пришел, а мои уже знают, что я в игроки записался. Мать вздыхает:

— Ну зачем, зачем? Куда ж вас гонят? Молодых, необученных. Побьет вас немец, покалечит…

Отец ее успокаивает:

— Танечка, я тебя умоляю, не беспокойся. До настоящей игры их, скорее всего, не допустят. Что они умеют? Ничего. Я так полагаю, что Петр Леонидович хочет просто толпу собрать и своего рода потемкинскую деревню перед носом у немцев выстроить. Вынудить их остановиться, предпринимать маневры, искать обход. За это время и подкрепление подойдет, или вообще мяч в центр передадут. А через год на замену все это добровольное воинство отправит, настоящих игроков в поле возьмет.

По правилам три тысячи игроков в год можно менять, не больше. Раньше две тысячи меняли, теперь, когда скорости в игре выросли, договорились на три, чтобы не доводить команды до изнеможения.

Потянулись к нам соседи: напутствуют, поздравляют. Очень все гордятся, что сразу столько односельчан в команду попадут. Обещают установить дежурство и каждый день в Калугу по очереди ездить, чтобы нас на экране невзначай не пропустить.

Устроили нам четверым на скорую руку проводы. Староста Петр Максимович приковылял, стал было говорить речь, но сбился и от полноты чувств заплакал. Долго сидеть не стали, разошлись по домам.

Полночи я не спал, ворочался, вообразить старался — как оно там будет, не подведу ли команду? Разные обрывки из виденных на экране игр перед глазами мелькали. Все это теперь и мне предстоит. Думал ли я еще неделю назад, что в игроки попаду? И самой задней мыслью не держал. А вот оно как повернулось. Потом постарался заснуть, стал считать баранов. До полутора тысяч досчитал, дальше не помню…

3

В шесть часов разбудил меня отец. Мама зажарила яичницы с салом, завернула мне на дорогу десяток пирогов. Не удержалась, всплакнула. Николка с завистью смотрит:

— Эх, кабы и мне в игру!

Отец вывел во двор коня, заложил сани.

— Ну, поехали, волонтер!

При матери он все балагурил, несерьезным мой призыв старался представить, а как от дома отъехали, посуровел.

— Ты, Миша, правильно сделал, что добровольцем в игру пошел. Бывают моменты, когда нужно все интеллигентские рефлексии в сторону отставить и быть вместе со своим народом. Не забывай только одного — это всего лишь игра. Тяжелая, грязная, частенько опасная, но только игра, не более того.

Тут меня будто за язык дернуло:

— Футбол?

Отец головой дернул, прищурился.

— Да, Миша. Футбол.

Вот, думаю, и настал мой момент вопросы задавать.

— Расскажи мне, папаша, про футбол. Про все остальное тоже расскажи. От кого предок наш, Игорь Сергеевич, в глуши схоронился? Что за сундучок кожаный ты в своем столе под замком держишь?

Отец пожевал губами.

— М-да… Так я и знал. Давно мне нужно было посвятить тебя в наши дела. А я, как положено, ждал до двадцати одного года, до совершеннолетия. И только тогда, как предписано инструкцией, собирался тебе вручить нашу семейную тайну. Да и не только семейную. Собственно говоря, совсем не семейную. Тайну, о которой на всей земле не более тысячи человек знают. Ту, которую Игорь Сергеевич, образно говоря, из Москвы в своем портфеле привез.

— В чем привез?

— В кожаном чемоданчике.

Чемоданчик я тоже в отцовом шкафу видел. В тот раз, когда он замок запереть забыл. Гладкий коричневый сундучок с золотистыми замками.

— О чем тайна, папаша? О… доисторических временах?

— Верно. Точнее говоря, и о них тоже. Почти сто лет тому назад в нашем государстве стирали последние следы о той эпохе. Многие из тех, кто хоть что-то знал или помнил, пропадали безвестно. Один коллега Игоря Сергеевича, очень ученый и влиятельный человек, над которым нависла опасность, попросил нашего пращура взять на хранение свой архив. Ну а потом ему и самому пришлось с этим архивом бежать. Звали, кстати, нашего прапрадеда вовсе не Игорь Сергеевич. И фамилия у него другая была, не Прокофьев. Вот такие пироги, Миша. История это долгая, сейчас времени на нее у нас нет. Да и не стоит о таких вещах на ходу говорить. Отыграешь, вернешься домой, и я все тебе расскажу. Ты, главное, береги себя. И что бы ни случилось, помни — это всего лишь игра.

Понятно, что игра.

— А что в портфеле?

— Разное. Результаты наблюдений, экспериментов. Документы прошлых лет, в том числе и доисторических. Магнитные диски. Много фотографий, между прочим.

— Чего?

— Типографских картинок. Ко всему этому требуются комментарии, непосвященному почти все покажется непонятным.

— А как же Университет? Там ведь тоже древней истории учат.

— Жалкие крохи. И то по большей части ложь и профанация. Настоящая правда так глубоко запрятана, что сейчас уже далеко не все князья ее знают. Я боюсь, что и государь нынешний почти ничего не знает, а самое главное — знать не желает. А бояре ему в том потворствуют.