Борис Гайдук - Третья Мировая Игра Страница 5

— Чего?

— Типографских картинок. Ко всему этому требуются комментарии, непосвященному почти все покажется непонятным.

— А как же Университет? Там ведь тоже древней истории учат.

— Жалкие крохи. И то по большей части ложь и профанация. Настоящая правда так глубоко запрятана, что сейчас уже далеко не все князья ее знают. Я боюсь, что и государь нынешний почти ничего не знает, а самое главное — знать не желает. А бояре ему в том потворствуют.

— Да что ты такое говоришь, папаша! Государю все известно! Если не государь, кто же тогда правду знает?

— Кто, кто… Подпольные наблюдатели. Посвященные, вроде нас с тобой. Кое-кто из князей нам сочувствует, помогает знание хранить. В некоторых странах и на государственных постах есть наши люди. В других, наоборот, вырубили всех под корень.

— Ох, папаша…

Подъехали к военкомату, а мне из саней вылезать не хочется. Так бы говорил с отцом и говорил. Вот уж удивление так удивление! Посвящен мой папаша в такое тайное знание, которое не всем князьям доступно! Чудеса.

Но надо идти. Назвался грибом, полезай в корзину. Черт меня дернул вслед за Васькой в игру идти! Теперь целый год в поле грязь месить придется. Но уж на следующий год, как только срок выйдет, сразу попрошусь на замену, пусть хоть у самых Боровицких ворот мяч плясать будет. Или раньше выйти, больным сказаться? Нет, негоже. Честно свой срок отыграю и вернусь.

Высадил меня отец, быстро обнял, сказал прощальные слова и сани назад повернул.

— Погоди, папаша! — кинулся я к нему. — Самое главное мне скажи: правда ли, что древние люди друг дружку просто так убивали?

Отец сначала усмехнулся, а потом погрустнел и даже на секунду глаза рукой прикрыл, будто от недоброго видения загораживаясь.

— Правда, — говорит. — Ты даже не можешь себе представить, в каком количестве. И друг друга, и сами себя. А самое главное — не такие уж они и древние. Поэтому и в университетах всей правды нет, и мы свои архивы в секрете держим. Иногда в трудную минуту я думаю — не лучше ли мне утопить этот портфель в озере, а тебе ничего не рассказывать? Счастливее ты без этого будешь, дольше проживешь.

— Нет, папаша, ты уж будь добр, меня дождись. А топить или не топить, это мы с тобой вместе решим.

Засмеялся.

— Слова не мальчика, но мужа! Ладно — прощай! Удачи тебе в игре!

Хлопнул по плечу, сел в сани, хлестнул коня и уехал.

А у меня в голове будто улей разворошили. Вот она, тайна-то где! Не в Университете, за семью замками, а рядом, под носом! Из самих древних времен послание в кожаном сундучке отец под замком держит. А мне вместо тайны — в игру, будь она неладна!

Ладно, потерпим годик. А то и меньше, если гол забьют. Может, пусть уж и забьют поскорее? Это ведь только игра.

Потянулись к комиссариату новобранцы. С одними семейство и друзья, другие в одиночестве. Видно, что многие с сильного похмелья после проводов. Здешние пешком идут, из других сел на санях или верхами. На лицах решимость пополам с растерянностью и гордостью. Счастливый и трудный случай выпал простым парням — в решительный момент в команду вступить, без тренировок, без канцелярской и медицинской канители. Как в омут головой на игру идем.

Вышел районный комиссар, посмотрел на часы. Прочистил горло, строевой командой приглушил сдержанный полусонный гомон.

— В две шеренги становись!

Кое-как построились. Комиссар покривился, сплюнул на сторону.

— Значит, так! Место сбора объявлено у нас. К часу дня прибудет замена из Калуги и других районов. Все вы пойдете в защитники. Тогда же, если по дороге не застрянет, будет и Петька… то есть, тьфу, Петр, как его… в общем, да, сам Петр Леонидович, главный тренер. Он вам устроит смотр, распорядится насчет учений и даст диспозицию. Если успеет, конечно…

Едва выговорил комиссар эти слова, как во двор снежным галопом влетели четверо всадников. Разгоряченные кони прошлись по двору, гулкими копытами взбили морозную пыль, встали, пританцовывая. Комиссар нахмурился и рот было открыл, чтобы гаркнуть на нежданных пришельцев, как он это умеет, да вдруг побледнел и струной вытянулся.

— Здравствуйте, Петр Леонидович, — сдавленно говорит.

«Петька! — пошел по рядам восторженный шепот. — Петька приехал!»

— Здорово, комиссар! — натянул поводья, остановился перед строем. — Здорово, ребята!

А мы воздуха для ответа набираем, а сами друг на дружку глазами косим — как отвечать-то знаем, на экране не раз видели, а тут самим надо. Ну, кто первый?

— Здравия желаем, господин главный тренер! — вразнобой прогорланили.

Петька осклабился, спрыгнул с коня. Петькин конь, Цезарь, не менее своего хозяина знаменит. Гнедой масти скакун, без единой капли жира. Петька, пока в стороне от игровых дел был, несколько раз с Цезарем в международных скачках участвовал и всякий раз призы брал.

— Молодцы! — Петька весело отвечает и — к комиссару: — Сколько людей?

— Сто восемьдесят два человека, — лепечет бледный комиссар.

— Где остальные?

— На подходе, Петр Леонидович. К часу должны быть.

Петька поморщился, потянулся суставы размять, но удержал себя. Всю ночь, поди, в седле протрясся.

— Где ребята сейчас? Есть сведения?

— Никак нет, Петр Леонидович.

— Почему? Вы ведь отвечаете за сбор допризывников в этой точке, правильно? Ну, и я вас спрашиваю: где они? Может быть, с пути сбились? Заблудились? Может быть, им помощь нужна? Из Калуги и райцентров вовремя вышли?

— Н-не знаю, Петр Леонидович. Должны были вовремя. Гонцов с просьбой о помощи не было. И не я за сбор отвечаю, а воевода, Соломон Ярославич, он вместе с калужскими призывниками идет…

Петька крякнул и на наш строй покосился. Ясно, не хочет перед людьми начальство распекать.

— В общем, так, комиссар! Немедленно шлите гонцов навстречу каждому отряду. Если к часу людей не будет — напишете мне объяснительный рапорт. Если не будет к трем — прощайтесь со своим местом. Все понятно?

— Так точно, Петр Леонидович!

— Мне на два часа приготовьте постель. Если возникнут серьезные вопросы — будите незамедлительно.

— Слушаюсь.

Петька повернул к комиссариату, обернулся.

— Да, кстати. Ребят тоже на ногах не держите, — через плечо бросил. — Устройте посидеть или прилечь куда-нибудь под крышу. Скоро им на долго про теплый отдых забыть придется.

Вот таким он оказался, Петька Мостовой, новый российский главный тренер.

4

К часу, понятное дело, полностью все не собрались.

Комиссар наш засуетился, разослал гонцов, ежеминутно докладывал Петьке о продвижении замены, сетовал на бездорожье и неожиданный характер мероприятия. Собравшихся комиссар направил отдыхать в вельяминовский клуб, но, кроме самых похмельных, никто не пошел. Остались во дворе, встречали новых прибывающих, говорили об игре, что-нибудь важное боялись пропустить. Ожидание близкого столкновения с противником волновало, будоражило кровь.

Приехали судейские, те, что нашу замену в игру вводить будут. Судят нынешнюю игру португальцы. Люди южные, к нашим холодам непривычны. Одеты в грузные меховые шубы, шапки с опущенными ушами, судейская форма кое-как сверху напялена. Главный судья, Диаш Гоэньо, со свитой расположился в центре, под Москвой, там мяча ждет. А у нас третий боковой, Альберту Суни. С ним помощники, наблюдатели от Игрового союза, секретари, гонцы — всего человек двадцать. Спросили у Петьки насчет времени замены и в трактир обедать пошли. За ними — целая толпа вельяминовских повалила: и мальчишки, и бабы, и взрослые мужики. Шутка ли: иностранцы-судейские по селу ходят?

Трактирщик расстарался, велел колоть свинью, самолично кинулся чинить колбасы: кровяные, печеночные, мясные, перечные с салом, а пока колбасы не сготовились, приказал подать на стол холодцы, закуски и водки-наливки разные. Альберту Суни отогрелся, снял шубу и шапку, отложил свисток. Откушал, говорят, с большим удовольствием, выпил рюмку хлебной перед едой и рюмку малиновой сладкой к десерту, сказал, что сегодня больше нельзя. Свита его тоже угощением довольна осталась. И хозяин не внакладе, подал счет чиновнику из Игрового союза и тут же на полную сумму чек Международного игрового банка получил, а Альберту Суни ему от себя еще и серебром пару монет добавил. Да и в счет трактирщик наверняка лишнего приписал, эта шельма своего не упустит.

Дальше — больше.

Вслед за судейскими понаехали операторы с камерами, обозреватели, всякий экранный и пишущий народец. Санные фургоны с передающими устройствами расставили, протянули через весь двор провода. Одни камеры на треноги поставили, другие, поменьше, на плечах носят. Такая суматоха поднялась, что только успевай оглядываться.

Петька устроил пресс-конференцию, всех обозревателей у себя принял, стал на их вопросы по порядку отвечать. Камер штук двадцать на него наставили, и больших, и маленьких, а ему хоть бы хны. За границей, видать, выучился от операторов и камер не шарахаться. Наши тренеры обычно обозревателей не жалуют, на пресс-конференциях быстро по бумажке читают и скрыться спешат. Главные тренеры и вовсе для себя зазорным полагают с обозревательским братом разговаривать; ассистентов и младших тренеров вместо себя высылают.