Людмила Бояджиева - Возвращение Мастера и Маргариты Страница 4

– Жертв и так оказалось не мало, – нахмурилась Маргарита, увидевшая прошлое по–другому. Не так, как виделось из вечного Приюта – сквозь розовую пелену предзакатных лучей, а в упор – с побежавшими по коже мурашками. – Мы пережили страшные дни.

Воланд обратил узкое лицо к Мастеру. На нем светились презрением зеленые тигриные глаза, с вертикальными штрихами зрачков.

– Что скажите на это, герой? Догадываетесь, каковы причины упомянутых Маргаритой Николаевной бед? – Ваша гордыня, тщеславие, честолюбие… Трусость, в конце концов! Да, да, милейший добрый человек – трусость! А уж прелюбодеяний за вами числится – и напоминать не стоит… С Маргаритой Николаевной вы проживали, как сами понимаете, в смертном грехе.

Послышались горестные всхлипы – Бегемот и Коровьев пустили слезу.

– Нет, – скрипнул зубами Мастер. – Не верю. Наша любовь была ниспослана свыше.

– Разумеется, вам несказанно повезло тогда, в весеннем Московском переулке. Полагаю, это ОН вложил в руки Маргариты Николаевны желтые цветы и подтолкнул вас друг к другу, чтобы роман о Иешуа смог состояться. Но просчитался… Ах, как же ОН обидно просчитался! Свой великий роман, свой пропуск в Свет, Мастер предал. Струсил, сжег дело своей совести, жизни. Вдобавок едва не сошел с ума от униженной гордыни и уязвленного тщеславия… А ваша любовь? Ваша великая, тайная, воровская любовь? Нежнейшая преданная возлюбленная, обманывая состоятельного мужа, бегала в подвал к нищему изгою. Он же, ее герой, взвалил на плечи дорогой ему женщины все свои тяготы, обиды, страхи и при этом вообразил себя мучеником!

Мастер поник, в сорвавшемся голосе обозначилась хрипотца:

– Мне надо было, непременно надо, чтобы роман понравился людям! Чтобы он не лежал в столе, в подвале, а явился публике. Чтобы о нем говорили на каждом углу, меня узнавали в лицо, а товарищи, мнение которых я уважаю, трепетно жали руку…

– Благодарствуем за откровенность! – обрадовался Коровьев. – Все слышали? Вот она, хваленая бескорыстность интеллигенции! – Придав лицу неправдоподобную искренность, а голосу ехидную мягкость, он обратился к Мастеру: – Вы, славный сочинитель, полагали, что вдумчивый советский читатель захиреет без ваших откровений, а литературный процесс иссякнет? Не стесняйтесь, голуба, это вполне нормально: творец стремится к пониманию и признанию широкой общественности. А получив признание, становится членом МОССОЛИТА, ест порционного судачка, в Грибоедове. И дом в Перелыгино берет! Непременно берет!

Голос Мастера прозвучал глухо:

– Теперь я знаю, как следовало поступать, что бы получить право на Свет… – он шумно вздохнул и продолжил с напором человека, открывшего истину и готового сражаться за нее до конца. – Каждый должен научиться справляться со злом сам. Научиться побеждать трусость, отчаяние, зависть… На этот счет ему даны твердые указания. – Мастер вскинул голову и отчетливо выговорил заледеневшими губами: – Заповеди.

Воланд встал, скучающим взором обежал комнату.

– И вот с этими своими открытиями вы рветесь все начать заново… Я понял правильно – вы просите о Возвращении!?

– Мы должны пройти через страдания, чтобы снова возжелать покоя. Мы должны расстаться, чтобы снова найти друг друга. – В глазах Маргариты блеснули слезы. – Мессир, самая великая ценность, которой владеем мы, наша любовь. Нескончаемое благоденствие Приюта убивает ее! Любовь не знает покоя. Она может стать настоящей, верной и вечной, лишь побеждая смерть…

– Это, видимо, последнее слово… Ну что ж – будь по–вашему! "Любовь, побеждающая смерть!" – экое поэтическое откровение. Да как свежо! – Воланд захохотал и страшен был его смех.

Он стал вдвое выше, прозрачнее, сквозь зыбкий силуэт гиганта бледно светилось окно с застрявшей на полпути лиловой тучей. Свита, сбросив шутовские маски, стояла рядом в напряжении завершивших переговоры секундантов. Электрические разряды потрескивали в воздухе. Туча медленно двинулась к Дому.

– Будь по–вашему… – тихо повторил Воланд с иной, раздумчивой интонацией и взглянул искоса, словно прицениваясь. – Полагаю, есть повод развлечься. Тяжко быть всеведущим, колеся по кочкам времени и пространства. Заезженные дорожки, знаете ли… Ведь вы от этого бежите. Бежите в неведомое… Хотя подозреваете, подозреваете ведь, что возвращение в Приют может не состояться. МОЖЕТ НЕ СОСТОЯТЬСЯ. И тогда вас растворит в себе Тьма. Вечная Тьма! Не холодит вашу кровь дыхание бездны? Не захватывает дух петля опасности и неведения? – Сумрачный великан пригвоздил взглядом прижавшихся друг к другу людей. Они молчали. И тогда громом раскатился кличь:

– Сыграем же, господа!

И взметнулся, закружив вихрь, черный плащ, и расступились стены, открывая безбрежный мрак. Вихрь подхватил влюбленных, швырнул в бездну. Крошечные песчинки, они неслись в неизвестность, не разжимая объятий. Свита Воланда парила во тьме, то приближаясь, то удаляясь в кружении могучего смерча.

Маргарита охнула и крепко зажмурилась: они оказались на краю гигантской, засасывающей воронки. Заворачиваясь винтом, по–волчьи завывая, проваливалась в пустоту тьма.

– Это вход в Бездну. Туда вам пока рановато. Не стоит торопиться… Жребий, Азазелло! Они должны тянуть жребий! – Воланд поднял руку, сверкнув черными алмазами на раструбе перчатки, и взоры влюбленных обратились вверх.

Скрылась во мраке страшная воронка. Нечто огромное, переливаясь сапфировым светом, приближалось, росло, и вот возник перед лиловым рыцарем вращающийся барабан. Он был прозрачен, гулок и наполнен сверкающей звездной пылью.

– Это жизни. Те, что еще не являлись на свете, и те, что никогда не появятся. Кто первый рискнет сыграть?

Мастер приблизился к барабану, опустил руку в прорезь. Его пальцы растопырились, погрузившись в мириады искр, и сомкнулись.

– Ваша очередь, леди… – учтиво предупредил паж, беря из рук мастера выуженную искру и передав ее Воланду.

Марго подошла к барабану, щурясь от света. Рука, погрузившись в зародыши бытия, ухватила нечто живое, пульсирующее.

– Ловко вы действовали, – приняв добытого светлячка, паж передал его Воланду. Тот помял в ладонях добычу. Искры оказались скрученными листочками тончайшей бумаги, на которой проступали мерцающие знаки.

– Поздравляю. Вы попали в девятку!

– Как?! – вспыхнула радостью Маргарита. – Вы узнали нашу судьбу?

– Вам выпала жизнь. Она будет. И это единственное, что я пока знаю. Остальное ведомо лишь ЕМУ. Путь тех, кто избрал возвращение, скрыт туманом непредсказуемости. Нынче на Земле 1950–й. С этого мгновения там, неведомо когда и неведомо у кого родятся дети. Славные такие мальчик и девочка. Может, сейчас, а может – пройдет вечность. Далеко не факт, что вы вообще встретитесь. Вы можете пройти мимо, не узнав друг друга. Вы можете ошибиться, поддаться искушению и соскользнуть во тьму. Всякое случается с обычным смертным.

– Все начнется заново! – воскликнул Мастер, уже трепеща от одержанной победы. – Мы непременно найдем друг друга. Нашим проводником станет любовь.

– Искренне озабочен тем, чтобы этот "прибор" не сыграл с вами злую шутку. Впрочем, надежность избранной тактики вам предстоит оценить самим. Сделка состоялась, господа!

Духа тьмы поглотил сгустившийся мрак, пронизывающий и мертвящий. Лишь глаза светились из бездны, а голос, переливаясь эхом, звучал со всех сторон:

– Игра началась. Запомните же: играете не вы – а вами. Я и ОН!!!

"…Я и он… Я и он… " – повторяли, перекликаясь, холодные, далекие голоса.

– Я и ОН! – хохот Воланда был похож на обвал в горах, грохот камней и стоны раздавленных ими жертв. Или это свирепо взвыл ветер?

В уши Маргариты ударил свист, сердце подпрыгнуло и сделало глухой толчок– наверно, так замирает душа у альпиниста, сорвавшегося в пропасть. Когда звон утих и темнота рассеялась, она разглядела, что стоит у дверей дома, завитого диким виноградом, а рядом, словно путник с посохом – Мастер.

– Прощайтесь! – разнеслось с высоты.

Избегая смотреть друг на друга, они обошли дом. Холсты Маргариты, рукописи и реторты Мастера, навсегда опустевшая кровать в спальне. Покинутое вечное пристанище. Вечный Покой, вечная красота, вечное тепло…

Шквал накатил тотчас же, срывая цветы и листья, унося их по песчаной дорожке к горбатому мостику. Тучу пронзили огненные стрелы и рвануло, загрохотало со всех сторон. Старый слуга кинулся закрывать окна, ловя взвившиеся шторы, и замер, упустив вырвавшуюся раму – звеня, посыпались на мраморный пол разбитые стекла. Но старик не заметил случившегося – не отрывая слезящихся глаз он смотрел на хозяев. Вместо того, чтобы присесть в обнимку у запылавшего как обычно в грозу камина, они уходили! Распахнули дверь, остановились на пороге. Протянули друг другу руки, но их пальцы не соприкоснулись, словно встретив стекло.

– Ты уверен, Мастер? – Маргарита рванулась к нему, как с подножки уходящего поезда, прильнула к незримой стене. – Уверен!?