Андрей Лазарчук - Любовь и свобода Страница 44

— Надо его пометить, — сказал Сапог.

— Как?

— Я сделаю.

— Только не уродуй.

— Куда уж больше.

— Ладно, задержались мы тут, — сказал Лимон. — Давайте через десять минут в штабе. Надо решать, что делать дальше.

— Теперь ваш командир — я, — сказал Лимон и немного прошёлся вдоль строя. — Кто с этим не согласен — тому ничего не будет, просто пойдёте к деревенским. Если кто-то хочет остаться, сразу предупреждаю: у нас дисциплина, и у нас устав. Мы армия, а не банда. За нарушение устава — наказание, вплоть до расстрела. А теперь желающие уйти — шаг вперёд.

Строй шелохнулся, вышли двое, потом ещё двое.

— Все? — спросил Лимон. — Остальные решили остаться?

Поднялась рука.

— Слушаю.

— Мы тут обсудили, — прогудел низкий голос из второго ряда. — Ребята тебя знают, поручились…

Я сам себя не знаю, подумал Лимон.

— Хорошо. Вы четверо — пошли вон. Теперь так: каждая наша секция пополняется до отделения, командир секции становится командиром отделения и назначает подчинённых ему командиров секций. Каждый взвод пока будет состоять из двух отделений. Представляю вам командиров взводов: первый взвод — Элу Мичеду, второй взвод — Агон Арди, третий взвод — Лека Ноа. Бронетанковый взвод — командир Лей Тюнрике. Подразделение связи — Хомилль Шанье. Разведотделение — командир Зее Фахт. Она имеет право брать к себе в отделение любого бойца — на время или совсем, по её усмотрению. Начальник тыла — Ингджел Прек, сейчас в госпитале, но скоро выпишется. Начальник медслужбы — Эдон Гнедых. Мой заместитель — Шиху Ремис. Я, командир роты имени Бессмертных Курсантов — Джедо Шанье. Командирам отделений — приступить к формированию отделений…

Всё это они придумали и расписали втроём — он, Маркиз и Зее — буквально полчаса назад; получилось правдоподобно и внушительно. Массаракш, подумал Лимон, а ведь так, наверное, всё и делается… Он стоял в кузове «Неустрашимого», одной рукой опираясь на спинку сиденья второго номера пулемётного расчёта, и смотрел, как его «комоды», которых он не всех ещё помнил по именам, набирают личный состав. Это было похоже на разбиение класса по командам при игре в мяч. Только класс обычно разбивали на четыре команды, а здесь приходится на шесть…

Потом он увидел Хвоста. Хвост стоял по ту сторону «плаца», у входа в полуразрушенную оранжерею. Сапог поступил с ним жёстко: обрил наголо и выкрасил череп, лицо, шею и плечи фиолетовой штемпельной краской. Эту не отмоешь, сойдёт только вместе с кожей недели через две… Вид Хвоста что-то напомнил ему, но голова сейчас была как тряпьём набита.

Из главного корпуса показалась Элера, подбежала к Эдону. Тот посмотрел на Лимона, понял, что его видят, показал рукой: я — туда. Лимон кивнул. Джакч, что-то случилось?

— Маркиз, — позвал он. — Последи здесь, я сейчас.

Маркиз запрыгнул наверх, а Лимон пошёл, потом побежал мимо сбившегося строя. Бежать было почему-то очень трудно.

В большом холле было прохладнее. Он поднялся по короткой лестнице в коридор, свернул в проходную комнату… Эдон и Элера были в палате тяжёлых. Там же стояла, прижавшись к стене, госпожа Илутера, вдова аптекаря. Лимон, сдерживая одышку, прислонился к косяку.

— Что? — спросил он.

Эдон медленно повернулся. Покачал головой.

— Оба? — прошептал Лимон.

— Оба…

— Значит, не получилось…

Он повернулся и пошёл в палату к Дину. В глазах вдруг потемнело, но Лимон ухватился за спинку стула и устоял. Эдон подскочил сзади, обхватил, хотел посадить.

— Отвяжись.

— Но командир…

— Не сейчас.

Порох, о чудо, дремал в кресле. Дину смотрел в потолок.

— Ну, как ты? — спросил Лимон.

— Надо резать, — сказал Дину. — Распирает. Сможешь сегодня?

Лимон оглянулся на Эдона.

— Инструмент есть, — понял тот. — И всякие простыни. Да, и ты говорил — поискать в комнате у Рашку. Вот, я нашёл… — он достал из кармана серебряную коробку, напоминающую портсигар… тьфу ты, подумал Лимон, что со мной — это же и есть портсигар. Крышка отскочила; под ней обнаружилось штук шесть-семь бумажных цилиндриков, закрученных с торцов на манер конфет; один цилиндрик был неполон. — Он говорил, что у него этого много, в запаянных банках, но… может, он их где-то в другом месте держал. Да и этого должно хватить, я думаю…

— И найди мне какую-нибудь книжку, лучше с картинками. «Операции своими руками»… что-нибудь в этом духе.

— Уже нашёл, отложил.

— Я буду делать, ты — помогать. Смотреть, чтобы я не напахал.

— Командир. Ты на ногах не держишься.

— Точно. Надо меня чем-то подпитать. Спроси у госпожи Илутеры, она должна в этом немножко разбираться…

Маркиз выслушал, кивнул. И не просто кивнул, подчиняясь, а — соглашаясь с мнением командира. Лимон такие тонкости уже научился подмечать.

Город нельзя было оставлять без защиты, среди деревенских попадаются совершенно дивные отморозки. А ещё там остались сколько-то вооружённых пацанов, которых Морк не взял с собой в налёт на санаторий. И небольшие, но крепко сбитые отряды Фатракча, Ачима-Осьминога и какого-то Князя, появившегося недавно, буквально день-два назад, но уже Морку предъявившего. Князя никто не видел, но говорили, что это взрослый дядька и даже офицер. Поэтому Маркиз крикнул «По машинам!», и маленькая колонна, ведомая мотоциклом, а прикрываемая «Неустрашимым», тронулась в путь. Начинало смеркаться.

При Лимоне осталось только разведотделение и штатские.

Кружка густого приторного горько-сладкого сиропа, остро пахнущего какими-то цветами, привела Лимона в состояние почти нормальное. «Ой, мальчики, что вы с собой делаете», — всхлипнула госпожа Илутера, глядя на то, как Лимон давится, но пьёт. Лимон ничего не сказал, только развёл руками. Минут через десять слипавшиеся глаза распахнулись.

Эдон уже оборудовал что-то вроде перевязочной, и Дину лежал на столе голый, привязанный и обильно намазанный йодом.

Лимон положил ему на язык пилюлю из запасов Рашку. Дину покатал её во рту.

— Как думаешь, разжёвывать или так глотать? — спросил он.

— Я бы разжевал, — хмуро сказал Лимон. Вместе с новыми силами пришла мрачная раздражительность, нужно было себя контролировать.

— Ой, да это… она пустая, что ли? — Дину удивлённо шарил в рту языком. — Интересно…

Глаза его затуманились, на губах появилась улыбка.

— Ну, вообще, — сказал он.

— Поехали? — спросил Эдон.

Лимон на всякий случай крепко ущипнул Дину за руку. Тот не обратил внимания, с любопытством наблюдая что-то на потолке.

— Поехали, — согласился Лимон.

Больше всего пострадало левое бедро Дину — в него попало с десяток самодельных картечин. В правое попало две, одну вытащили сразу, ранка уже затянулась. Точно так же затянулась дырка в мошонке, из-за которой Дину сильно переживал. А вот левое бедро… бревно, а не бедро. Сообразуясь с картинкой в книжке, Лимон простой чернильной ручкой нарисовал на натянутой коже те места, куда соваться нельзя ни при каких обстоятельствах. Слава Свету, дыры лежат чуть в стороне. Резать можно вдоль, нельзя поперёк. Ну…

Он сполоснул руки спиртом, потом йодом. Взял зонд. Заставил себя забыть, что перед ним друг и вообще живой человек. Муляж. Или собака. Этой весной на уроках выживания пришлось зашивать живот собаке…

Осторожно, но уверенно Лимон погрузил зонд в дырку на правом бедре. Лопались какие-то плёночки… Дину даже не вздрогнул. Потом из-под зонда выплеснулась тонкая струйка липкой чёрной крови, а следом — выползло немного густого белого гноя.

— Что? — Лимон понял, что к нему обращаются, но ничего не расслышал.

Это был Эдон. Он протягивал что-то вроде ножниц с загнутыми краями. Ах, да.

Пулевые щипцы.

Но сначала проверить пальцем… Да вот она, картечина. Если это можно назвать картечью. Острый на скусах кусок толстой проволоки.

Держим пальцем… берём щипцами…

Есть.

Вытекло ещё немного гноя, более жидкого. Эдон протянул красную резиновую грушу. Промыть.

Повалила пена. Конечно. Это же перекись. Убрать салфеткой. Ещё раз то же самое. Достаточно.

Да, в рану надо вставить вот эту трубочку. Чтобы края сами не закрывались. Отлично. Всё с правой ногой? Всё с правой ногой.

Переходим к левой.

Лимон чувствовал себя странно. Очень походило на то ощущение, когда он попал под удар ручных излучателей. Время, пространство, ты сам — всё как-то перестало быть. Тело при этом совершало какие-то действия и даже поступки, а сознание то ли просто отмечало их, то ли руководило — понять это было невозможно.

Зонд… ох ты, сколько гноя. Это буквально из-под кожи. Вот она, картечина, засела неглубоко, так, прихватили щипцами… а она не тянется. Что там может быть?.. Суки. Другого слова не подберу. Это железная цепочка, несколько звеньев. Так… пальцем, аккуратно… ага. Если подцепить здесь… Пошло. Ф-фу, какая гадость… а как воняет… Перекись. Тут мой — не мой… это потом придётся на такую глубину запихивать мазь. Значит, так тому и быть. Дальше. Это просто картечина, убрали… а это тоже кусок цепи. Правильно мы вас спалили, падлы. Вот правильно — и всё. Достаём… хлынуло. Ну, массаракш-и-массаракш, тут литр гноя, не иначе. Широкий разрез. Кровь… ага, Эдон, хорошо. Ничего важного не порезали? Кажется, нет. Рекомендуется обследовать пальцем, это мы помним. Снова какие-то плёнки… Перекись. Ага, вот ещё картечина, выплыла, можно сказать. Так. А ведь, наверное, всё. Больше дырок не видно. Что? Затёк гноя? Вот здесь? Проверим… Да, есть. Отлично, Эдон. (И куда же ты, доктор, джакч-джакч-джакч, прошлый раз смотрел?) Ещё раз промоем, трубки… что? Потолще? Давай потолще. Ага, и дырки сбоку, понял. Мазь — она вон в том здоровенном шприце…