Виктор Пелевин - Ананасная вода для прекрасной дамы Страница 48

— Ну да. Чтобы вы поняли, что пришел свой человек. Возможно, с моей стороны было нахальством представляться таким образом — на статус Шивы я, естественно, не претендую…

— Отрадно слышать, — заметил Аристотель Федорович.

— И потом, ведь ничего важного не сгорело, — добавил Борис виновато. — Просто пустые коробки.

— А что вы пели? — спросила Румаль Мусаевна.

— Бхаджаны, — отозвался Борис. — Священные гимны.

Аристотель Федорович и Румаль Мусаевна надолго погрузились в молчание. Через некоторое время Борис нарушил тишину.

— Ну как, — спросил он, — сдал я экзамен? Достоин служить богине?

Аристотель Федорович наклонился к Борису и внимательно заглянул ему в глаза.

— Насколько вы уверены, что действительно этого хотите?

Борис рассмеялся.

— Вот, — сказал он, — наконец-то вы говорите со мной как с человеком. Н у, разумеется, на все сто.

— Не покажется ли вам, что богиня требует от вас чрезмерного?

— Нет. Я готов на все. Если хотите, проверьте меня, дайте любое задание. Я в совершенстве владею румалем.

— Кто вас научил?

— Сам. Тренировался на манекене. Может быть, несовершенный метод, но поверьте, с закрытыми глазами в темной комнате — все сделаю как надо.

Аристотель Федорович тихо засмеялся.

— Ах, юноша, — сказал он. — Дело ведь не в физических навыках. Вы сами совершенно правильно отметили, что служение богине — это духовный путь. Откуда вы знаете, чего захочет от вас мать Кали?

— Чего бы она ни захотела, я согласен.

— А как насчет естественного человеческого интереса к другим религиям? Ведь в мире их много.

— Прямо здесь и сейчас, — произнес Борис, сделав энергичное движение всем телом, — отрекаюсь от всех остальных богов, от всех иных путей!

Аристотель Федорович одобрительно кивнул.

— Вы серьезный искатель, — сказал он. — Впрочем, с вами у меня никаких сомнений с первой минуты не было.

Он подошел к алькову между двумя фоторепродукциями и откинул закрывавший его багровый занавес.

Борис поднял глаза.

Перед ним стояла Кали.

Это была раскрашенная статуя в человеческий рост, с блестящими разноцветной эмалью глазами, зрачки которых глядели огненно и страшно. Одна из ее четырех рук держала настоящую дамасскую саблю с древним черным лезвием. В другой была мужская голова в надувшемся полиэтиленовом пакете — тоже настоящая, со смутно видной козлиной бородкой, пятнами разложения и отчетливо различимой серьгой в прижатом к полиэтилену ухе. На талии богини висел передник из человеческих рук, целомудренно скрытых рукавами рубашек, платьев и пиджаков — видны были только истлевшие до костей кисти, скрепленные тонкой золотой проволокой и стянутые кое-где полосками высохшей кожи. Эти подшитые к поясу разноцветные рукава придавали облику Кали что-то пестро-цыганское. И еще вокруг нее словно витала какая-то древнеиндийская пыль и копоть, — то, что в романтических источниках принято называть "ароматом веков".

Аристотель Федорович строго посмотрел на притихшего под взглядом богини Бориса.

— Теперь, юноша, осталась одна ритуальная формальность, и мы освободим вас от пут.

— Я готов, — сказал Борис.

Аристотель Федорович повернулся к изваянию и открыл резную шкатулку, стоящую у ног богини. В руках у него появилось блюдце, на которое он серебряными щипчиками переложил из шкатулки три небольших кусочка чего-то похожего на ярко-желтый мел.

— Я знаю! — воскликнул Борис.

— Что вы знаете, юноша? — спросил Аристотель Федорович снисходительно.

— Знаю, что это.

— И что же?

— Священный желтый сахар. Никому из профанов не известно, каков его состав, но говорят, что, один раз попробовав его, человек уже никогда не сойдет с пути служения Кали. Тхаги принимают его во время своих религиозных ритуалов.

— Вы очень осведомлены, — промурлыкал Аристотель Федорович, подходя к Борису. — Да, что-то вроде того. Всем по кусочку — вам, мне и Румали Мусаевне. Но сперва вы должны произнести специальную формулу, чтобы подарить себя богине. Беззаветно и от всего сердца, три раза подряд. Это крайне важный момент.

— Формула на санскрите? — озабоченно спросил Борис. — Или на хинди?

Аристотель Федорович улыбнулся.

— На русском. И очень простая: "дарю себя Кали".

Борис закрыл глаза и на его лице изобразилось молитвенное сосредоточение.

— Дарю себя Кали! Дарю себя Кали! Дарю себя Кали!

— Вот и славно, — сказал Аристотель Федорович, поднимая с блюдца кусочек сахара. — Ням…

Борис открыл рот, и желтый осколок упал ему на язык.

— Хорошо, — прошептал Аристотель Федорович.

Поставив блюдце рядом со шкатулкой, он молитвенно сложил руки у груди, воздел глаза к потолку и вдруг ухнул филином.

Тотчас же затаившаяся за спиной Бориса Румаль Мусаевна выхватила из-под жакета желтый промасленный платок и ловко, как сачок, накинула петлю Борису на шею.

Аристотель Федрович даже не посмотрел на корчащегося на стуле неофита. Он повернулся к изваянию, и, все так же держа сложенные руки у груди, тихо забормотал какое-то неразборчивое заклинание, в котором иногда повторялись созвучия, похожие то ли на "калинка-малинка", то ли на "калитка маленько". Он читал его довольно долго — пока не стих шум борьбы за спиной. Потом он поклонился богине и повернулся к Румали Мусаевне, уже снимавшей с шеи пучеглазого неподвижного Бориса свой платок.

— Понравился он ей, — заключил он, внимательно оглядев мертвеца. — Вишь, язык вывалил. Так всегда бывает, когда матушка рада.

Румаль Мусаевна кивнула в ответ.

— И все равно надо что-то менять, — сказал Аристотель Федорович. — С Нового Года всего второй. Слишком уж тихаримся.

— А что ты поменять хочешь?

— Ну хотя бы название. Вместо "Fancy Car" сделать "Фансигар", он правильно говорил.

— Может, сразу оперов в гости позовешь? — хмыкнула Румаль Мусаевна. — Не дури.

— Ну тогда… В английском есть слово "гар"?

Румаль Мусаевна задумалась. Потом отрицательно помотала головой.

— Есть во французском. Вокзал. Нам не подходит. Можно знаешь как… Можно, например, открыть сигарный клуб. Куда будут приходить выпить виски и выкурить сигару. А назвать "Fun cigar".

— Ой, — наморщился Аристотель Федорович. — Это ж сколько взяток платить… Сосчитать пальцев не хватит. И кредита сейчас не дадут. Даже под откат.

— Да, тяжело, — согласилась Румаль Мусаевна. — Ну а зачем тогда что-то менять? Ведь приходят пока.

— Раньше насколько чаще ходили, — вздохнул Аристотель Федорович. — А теперь… Иногда, знаешь, ловлю себя на том, что уже всякую надежду потерял. Просыпаюсь рано утром, когда метель воет, и думаю — так мы и сдохнем в этой снежной пустыне…

Румаль Мусаевна ободряюще потрепала его по плечу.

— Ну, ну, не хандри. Просто время такое бездуховное. Кали Юга…

— Слушай, а может так и назовем — Кали Юга? Откроемся где-нибудь к югу от окружной…

— Не дури, — сказала Румаль Мусаевна. — Засмеют. И потом, оккультный элемент попрет. Сейчас хотя бы случайных гостей не бывает.

— Это верно, — согласился Аристотель Федорович и еще раз вздохнул — уже легче, успокаиваясь. — Ну что тогда… Давай хоть башку поменяем.

Он поднял блюдечко с алтаря и подошел к Румали Мусаевне. Печально переглянувшись, они положили в рот по кусочку желтого сахара и повернулись лицами на восток.

Отель хороших воплощений

Святочный рассказ

— Быть или не быть?

Кажется, следовало ответить — хотя и не особенно хотелось.

— Ну, быть…

Что-то изменилось, и вокруг стало темно. Вернее, стало понятно, что вокруг темно, а как было раньше, уже трудно было вспомнить.

— Это правильный выбор. Добро пожаловать в Бытие.

— Кто ты?

— Ангел новой жизни.

— А кто я?

— Ты — моя прекрасная дама.

— Кто-кто?

Ангел засмеялся.

— Ты Маша. Это твое имя в человеческом рождении. Оно еще впереди, но ты можешь думать и чувствовать как люди уже сейчас. С моей помощью ты в состоянии понимать слова и складывать их в мысли. Потом, когда ты родишься, ты научишься делать это сама.

Маша некоторое время переживала тот факт, что она теперь Маша и может думать как люди, но особо ярких или интересных эмоций это не вызвало. Поэтому она перенесла внимание на ангела. О нем уже можно было сделать некоторые выводы.

Во-первых, он был невидим. Во-вторых, невозможно было понять, где он находится — он то ли был со всех сторон сразу, то ли где-то прятался. В-третьих, он говорил.

Маше казалось, что в нее попадают мягкие шарики — это были обращенные к ней слова. Натыкаясь на нее, они взрывались смысловыми облаками, которые она каким-то образом понимала. Оказалось, она тоже умеет кидать такие шарики — и они, несомненно, долетали до цели, потому что ангел ей отвечал.