Анна Семироль - Игрушки дома Баллантайн Страница 48

Он уходит. Элизабет расшнуровывает лиф платья, путаясь в лентах. Стягивает его через голову, остается в одной батистовой сорочке. Садится на табурет у койки, с трудом наклоняется, распутывает шнуровку ботинок. Снимает обувь, упираясь носком в пятку, вешает платье на спинку стула и залезает в кровать под одеяло. Долго возится, пытаясь улечься на неудобной панцирной сетке, поглаживает поясницу костяшками пальцев. Тянет живот, бьется ребенок.

— Тише, звездочка моя, — шепотом просит Элизабет. — Пожалей меня, маленькая…

Постепенно боль отпускает, и утихает под теплыми ладонями дитя Брендона. Элизабет поджимает колени к животу, обнимает себя за плечи и засыпает под колючим серым одеялом.

На улице быстро темнеет, за дверью раздаются приглушенные голоса, поворачивается в замке ключ. В комнату входят охранник и доктор, тот, что осматривал Элизабет по прибытии в Нью-Кройдон. У охранника в руках поднос с чашкой чая и свежей булкой. Щелкает выключатель, комнату заливает электрический свет.

— Мисс Баллантайн, просыпайтесь, — вежливо трогает девушку за плечо врач.

Элизабет жмурится, трет глаза кулаками, садится на койке.

— Как вы себя чувствуете?

— Здравствуйте, доктор. — Голос тихий, хриплый со сна. — У меня все хорошо, спасибо. Простуда прошла, я не кашляю больше.

— Вы не могли бы выйти? — просит врач охранника. — У нас дело деликатное…

Парень кивает, выходит за дверь, курит у окна в конце коридора. Керосиновая лампа на подоконнике чадит, длинные зыбкие тени пляшут на стене. В вестибюле первого этажа лает доберман. Охранник вспоминает, что не покормил собак вовремя, сокрушенно вздыхает. С псами ладить легче, чем с людьми, знай только установленный порядок да уделяй необходимое внимание.

Доктор осматривает девушку слишком долго, и парень начинает беспокоиться. И когда он уже собирается постучать и поторопить врача, дверь открывается и доктор выходит. Убирает в нагрудный карман пенсне, приглаживает рукой редкие седые волосы. Дожидается, пока охранник спросит у Элизабет, не нужно ли ей чего, и закроет дверь, затем тихо, убедительно говорит:

— Когда придет полковник Стивенс, незамедлительно передайте ему, что мисс Баллантайн необходимо лежать. Никаких нагрузок, никаких стрессов. Только постельный режим.

Журчит вода, текущая из рукомойника, сливается в жестяную раковину, а из нее — в подставленное ведро. Элизабет умывается, чистит зубы краем жесткого полотенца, полощет рот. Долго намыливает руки, скребет ногтями мыло, вычищая грязь и ржавчину. Ночью она тщательно обследовала оконную решетку и дверной замок, попыталась открыть его шпильками, но, когда ключ вставлен снаружи, сделать что-либо трудно. Ржавые прутья на окне приварены намертво, дергать и тянуть бесполезно. Элизабет от скуки даже повисела на них, забравшись, как по лестнице.

«А если разбить стекло? — думает она, насухо вытираясь полотенцем. — В комнате станет слишком холодно, держать меня здесь не смогут. Вдруг меня тогда переведут куда-то, откуда получится сбежать?»

Она кладет полотенце на рукомойник, подходит к окну. Смотрит на водонапорную башню напротив, заглядывает в сгоревший фабричный цех. Черные балки, рухнувшие лестничные пролеты, закопченные стены. Элизабет думает о том, сколько здесь погибло в Судную Ночь, зябко ежится. Вспоминает о матери, о Брендоне и понимает, что она даже не станет пытаться убежать.

Зеркала в комнате нет, и Элизабет, чтобы не мудрить со шпильками и лентами вслепую, расчесывает волосы и оставляет их неприбранными. Девушка шарит в сумке, достает со дна стеклянный шар с макетом одного из замков Монтрё внутри. Садится с ним на койку, трясет шар и с улыбкой наблюдает, как на маленький замок падает снег. Брендон подарил ей эту игрушку на Рождество, которое они встретили посреди Атлантики.

«Я хотел приложить к подарку колечко, но не успел», — сказал он покаянно. «Не переживай, — ответила ему Элизабет. — Кольца мы с тобой купим у лучшего нью-кройдонского ювелира. Выбирать буду, конечно, я».

Солнце медленно вылезает из-за водонапорной башни, заглядывает в зарешеченное окно, свет дробится квадратами на полу. Элизабет щурится, смотрит на свет сквозь стеклянный шар.

За стеной слышатся шаги, и Элизабет быстро прячет шар в сумку. Поправляет на животе сорочку и усаживается обратно на койку. Дверь открывается, входят охранник — другой, не тот, что вчера, — и Стивенс. Полковник гладко выбрит, волосы зачесаны назад и блестят, как у деревянной куклы.

— Как спалось, Лиз?

— А где ваше «здравствуйте», полковник? — холодно отвечает она.

— Твое здоровье интересует меня в последнюю очередь. Живая — значит, сможешь работать. Капрал, проводите девицу в туалет. И поживее, у нас полно дел сегодня.

— Каких дел? — настороженно спрашивает Элизабет сопровождающего, выйдя за дверь. Вместо ответа он тычет ей прикладом в спину. Приходится молчать и повиноваться.

Когда они возвращаются, Стивенс кидает под ноги девушке ботинки.

— Обувайся, нам идти в другое здание.

— Мне тяжело, — упрямится Элизабет.

— Да-да, мне доложили, что врач счел твое состояние неудовлетворительным. Но на рожающую ты не похожа, дорогуша. Значит, все в порядке. Обувайся и пошли.

— Я не завтракала, — гнет свое она.

— Позавтракаешь после. Не испытывай мое терпение! — закипает Стивенс.

Элизабет обувается, берет со стула платье и понимает, что помощи в одевании тоже не предвидится. Со вздохом вешает одежду обратно, снимает с кровати шерстяное одеяло и сверлит полковника злым взглядом.

— На выход, — равнодушно командует он.

Они спускаются в вестибюль, охрана уводит доберманов, открывает дверь. Улица встречает Элизабет обжигающим морозом и ледяным ветром. Девушка с головой кутается в одеяло и почти бежит за Стивенсом, стараясь ступать след в след. Холод пробирается сквозь шерстяные чулки и под тонкую рубашку. Полковник оборачивается, пристально смотрит на девушку, фыркает:

— Вылитая Ослиная Шкура из сказки. Знаешь такую?

— Мама рассказывала, — стараясь не стучать зубами, отвечает Элизабет.

— Ты читать-то умеешь?

— А вы?

Стивенс сгребает ее за плечи, больно сжимает пальцы.

— Еще раз ты вякнешь что-то дерзкое, я тебя посажу задницей в сугроб. И ты не встанешь, пока не разрешу. Поняла?

— Хорошо, я буду молчать, — отвечает Элизабет.

Стивенс самодовольно улыбается, идет дальше. Спустя секунды в спину ему бьет снежок с закатанным в сердцевину куском щебня. Элизабет звонко хохочет, лепит еще один снежок, ветер играет растрепанными русыми прядями.

На входе в водонапорную башню их снова встречают рослые хмурые парни в гражданской одежде. Они приветствуют полковника Стивенса по уставу и с любопытством косятся на Элизабет. Девушка прикладывает к разбитым губам пригоршню снега, по пальцам течет розовая вода.

— Дайте этой гадине платок, — рычит полковник.

Элизабет благодарит охранника за клочок чистой ткани, сворачивает и кладет на стул одеяло. Стивенс толкает ее вперед, и она идет наверх по выщербленным ступеням. Лестница кажется бесконечной. Элизабет останавливается, прислоняется к стене, тяжело дышит.

— Пошла, — погоняет Стивенс. — Ну?

— Если сдохну… вам отвечать… Отдышусь — пойду, — старательно выговаривает девушка, прижимая платок к углу рта.

На самом верху охрана играет в карты. Увидев полковника, вскакивают, с грохотом опрокидывая стулья. Стивенс молча кивает на закрытую на засов дверь, караульный тут же отпирает.

— Господин полковник, вы осторожнее, — с опаской предупреждает мордоворот. — Пленник не в духе вроде.

— Завтрак на троих, — игнорируя предупреждение, распоряжается Стивенс. — Вина, фруктов. И быстро.

— Уже привезли, господин полковник! Я разогрею! — и парень уносится вниз по лестнице.

Стивенс хватает Элизабет за запястье, тащит через порог. Девушку на мгновенье окатывает волной паники, она теряет всякую волю к сопротивлению. Покорно идет за полковником, с трудом переставляя ватные ноги.

В просторной комнате полутемно, из узких окон свет сочится еле-еле. Элизабет не сразу привыкает к освещению, стоит, растерянно озираясь.

— Привели овечку на закланье, Стивенс? — спрашивает бархатный мужской баритон.

— Доброе утро, Баллантайн. Это не совсем та овечка, что вы заказывали, но заказанная будет к вечеру, — усмехается Стивенс. — Если мне не изменяет память, с дочерью вы никогда не виделись, не так ли?

На плечо Элизабет ложится крепкая рука. Девушка испуганно вздрагивает, оборачивается и встречается взглядом с высоким мужчиной лет сорока пяти в темной атласной рубахе и брюках. Длинные волосы ниспадают на плечи, серые глаза надменно глядят на девушку. Байрон берет Элизабет за подбородок, бесцеремонно разворачивает лицом к тусклому источнику света.