Александр Проханов - Человек звезды Страница 5

Дубок томился. Ему не хватало общества. С фотографии на него смотрело лицо умершего друга, со злой укоризной, с застывшей на узких губах волчьей улыбкой.

— Ну что смотришь, братан. Сам выбрал свою судьбу. — Иона Иванович перекрестил портрет былого товарища, продолжая томиться духом.

Рому Звукозапись хоронили торжественно, по египетскому обряду. В гроб из красного дерева с бронзовыми ручками, напоминающий дорогой старинный комод, положили смену белья и несколько пар теплых носков, чтобы в холодном подземелье покойник мог согреться. Туда же, зная набожность усопшего, опустили икону, и рядом положили порнографический журнал, любимое чтиво Ромы Звукозаписи. Плеер, куда переписали бодрящие песни. Телевизор. Минибар с комплектом напитков. Мобильный телефон с заряжающим устройством. Электробритву и пистолет «ТТ», который так и не успел достать Рома, когда путь его джипа перегородил грузовик и салон прошили смертоносные автоматные очереди.

— Звони, братан, если станет скучно, — с горькой улыбкой произнес Иона Иванович.

Все это время Дубок не выпускал из рук телефон, который постоянно тренькал, мигал, пульсировал голубыми кнопками, и Иона Иванович смотрел на определитель, одни звонки оставлял без внимания, на другие раздраженно откликался.

Звонил депутат района, по которому проходила многострадальная трасса. Она должна была пересечь заповедную рощу, и на ее пути оказался священный тысячелетний дуб, внесенный в Красную книгу. Он засох, и его, по закону, разрешалось спилить. Но местные активисты, среди которых подвязались шаманы, препятствовали уничтожению дуба.

— Да они, Иона Иванович, хотят обратиться в Гринпис. Говорят, лягут под пилы. Называют вас, Иона Иванович, дубоедом. Говорят, что спилить надо не дуб, а дубок. Нужны нам перед выборами такие безобразия?

— Ну что ты, Репа, воешь, как дурная баба. Когда кассы брал, небось, знал, что делать. Возьми канистру бензина, ночью залей дубу в дупло и подожги. Скажи, молния вдарила. А на молнию суда нет.

— Так ведь погода, Дубок, ясная. Откуда молния?

— Шаровая, Репа, шаровая. Они в любую погоду летают, — Иона Иванович прекратил разговор, сетуя на низкую квалификацию депутатского корпуса.

Еще один звонок подтвердил его сетования. В городской психлечебнице по стенам пошли трещины. Аварийное здание не ремонтировалось, а выделенные из бюджета средства были столь ничтожны, что когда их украли, этого никто не заметил.

Лечащий врач грозил вывести на демонстрацию тех больных, которые были способны двигаться.

— Иона Иванович, он их хочет прямо в больничных халатах. Прямо в тапочках к зданию заксобрания. Как быть, Иона Иванович? — умоляюще вопрошал депутат.

— Ну что ты пылишь, Федюня. Пусть в смирительных рубахах выходят. Ты им сунь в руки плакатики, что они поддерживают на выборах компартию. И мы тебе за это налом заплатим.

Дубок держал на ладони телефон, перебирая список абонентов, среди которых были генералы и бандиты, депутаты и проститутки, банкиры и священники, прокуроры и киллеры, сотрудники ФСБ и торговцы наркотиками, бизнесмены и журналисты. И среди мелькающих имен возник телефон Звукозаписи. Его мобильник уже полгода находился в земле, под слоем глины, на котором возвышался мраморный памятник, где усопший, в полный рост, держал колоду игральных карт. Дубок смотрел на номер, который уже был не нужен, собирался убрать его из списка, но больное любопытство побуждало его узнать, сохранил ли свой заряд аккумулятор погребенного телефона. И он набрал номер. Вместо жестяного женского голоса, извещавшего о том, что абонент недоступен, раздались гудки, в трубке щелкнуло, и Дубок отчетливо услышал сиплое дыхание. Так дышит человек, на грудь которого навалилась страшная тяжесть. Это было подземное дыхание мертвеца, сиплый звук, исходящий из мертвых легких.

— Звукозапись, ты? — с ужасом прошептал Дубок. Дыхание оборвалось, и металлический женский голос произнес: «Абонент не обслуживается».

Иона Иванович не знал, что это было, быть может, наваждение, связанное с переутомлением изнуренного алкоголем рассудка. И был рад, когда вошла длинноногая, в мини-юбке, секретарша и очаровательным, бархатным голосом доложила:

— Иона Иванович, к вам какой-то господин. Говорит, его направил к вам губернатор.

— И кто тебя, такую длинноногую, трахает, когда я бываю в поездках? — он залез секретарше под юбку и, пока там что-то искал, она терпеливо, слегка улыбаясь, выдерживала паузу:

— Пригласить или сказать, что вас нет?

— Пригласи, пригласи. У всех баб одно и то же под юбкой.

В кабинет впорхнул Маерс, смешно щелкнув каблучками и отвесив поклон, согнув свое полное, с животиком, тело, улыбаясь, как конферансье. Это рассмешило Иону Ивановича и вернуло ему хорошее настроение после странного зловещего наваждения. Он рассматривал незнакомца, его неловко сидящий костюм, сладкую улыбку и масленые подобострастные глазки.

— Что это у тебя на лбу? — Иона Иванович указал на малиновое родимое пятно. — Утюгом что ли жгли?

— Никак нет-с, родовая-с травма-с. Щипцами неловко прихватили.

— Это бывает. Значит, тебя, как гвоздь, из материнского чрева вытаскивали.

— Как гвоздь, ваш превосходительство, истинное слово, как гвоздь, — и визитер снова щелкнул каблучками. Это окончательно развеселило Иону Ивановича, и он захохотал. И Маерс в ответ захохотал, и так они некоторое время смеялись, глядя один на другого.

— Что надо? — спросил Дубок, перестав смеяться, уже зная наперед, что визитер обратится к нему с какой-нибудь чепухой, бессмысленной и безвредной белибердой, имеющей одну-единственную цель — выудить толику бюджетных денег.

— Любезный Иона Иванович, — приступил к выуживанию потешный гость, — ваша слава известного мецената, покровителя искусств, высокого ценителя всех видов современного искусства вышла далеко за пределы города П. Скольким молодым писателям вы помогли издать их первые робкие книжицы, а ведь среди них наверняка окажется будущий Толстой или Чехов. Скольким художникам вы помогли устроить их персональные выставки, а ведь это будущие Кандинские и Малевичи. Скольким молодым певцам и певицам вы помогли записать их первые диски, а ведь это новые Шевчуки и Макаревичи. Я преклоняюсь перед вашей добротой и щедростью. — Маерс согнулся в поклоне, а Дубок, радуясь своей проницательности, видя в визитере мелкого плута, важно произнес:

— Не скрою, я таков.

— Любезный Иона Иванович, — продолжал гость, прижимая полные ладошки к груди. — Но вы не просто меценат, вы прежде всего успешный современный политик. Вы заслуженно добились высот в губернской политике, оставив далеко позади своих конкурентов, — гость мельком взглянул на портрет Звукозаписи, — и это для вас не потолок. Вы вполне могли бы претендовать на почетные роли в федеральной политике, и я уверен, что мы увидим вас среди самых ярких политических деятелей государства Российского.

Дубку нравилась эта откровенная лесть, и он соглашался:

— Верно глаголешь, сын мой.

— И не мне вам говорить, как важно для публичного политика облечь свои идеи в яркие, завораживающие формы. Вам, я знаю, скучны и отвратительны те проекты, которые предлагают убогие и бездарные пиарщики. Эти жестяные слова, набившие оскомину речи, бездарные лозунги, убогие, отталкивающие своей примитивностью инсценировки. И вы совершенно правы, когда предпочитаете этой глупости и убогости собственную волю и силу. Наглого противника надо запугать, а не обыграть. Избирателя легче купить, чем убедить. Современные выборы — это боксерский ринг и финансовый рынок, не правда ли?

— Мы еще ребята молодые, хуг слева, хуг справа, — Дубок крутанул плечом, нанося удар невидимому противнику.

— Но современную молодежь не заманишь в политику деньгами и не загонишь на выборы дубинкой. Она аполитична, разочарована, тонко чувствует фальшь. Единственный язык, который она понимает, это язык эмоций, язык чувств, на котором говорит только искусство. Современные политики Европы превращают свои предвыборные кампании в настоящие шоу. Музыка, поэзия, живопись заменяют манифесты и речи. Кто овладеет сердцами молодежи, тот овладеет будущим. Я пришел, Иона Иванович, чтобы помочь вам овладеть будущим.

— А что, я не против. Выкладывай. — Дубок весело следил, как незадачливый плут раскидывает вокруг него сети, заманивая в ловушку. Делал вид, что не замечает подвоха. Ему нравилась эта игра в поддавки.

— Вы только вообразите, Иона Иванович. Открывается наш фестиваль, и по красной дорожке, как во время церемонии «Оскара», шествуете вы, в окружении звезд Голливуда. Том Круз, Джулия Робертс, Майкл Дуглас, Аль Пачино. И среди них вы, с белозубой улыбкой, посылаете в толпу воздушные поцелуи!