Мазуччо Гвардато - Причуды любви: Сборник эротических рассказов Страница 5

— Единственная возможность свидеться с тобой — это тогда, когда мой муж бывает ночью занят на мельнице; в это время я смогу принять тебя в моей постели.

Петруччо радостно ответил:

— Я только что с мельницы, и там так много зерна, что пройдут две трети ночи, пока оно перемелется.

Тогда она сказала:

— Да будет так, во имя бога. Приходи между двумя и тремя часами ночи. Я буду тебя ждать и оставлю дверь открытой, как это обычно делаю для моего мужа; ты же, не говоря ни слова, иди ко мне на постель. Но скажи мне, как же ты оставишь свою жену, которой я боюсь больше смерти?

Он ответил:

— Мне только что пришло в голову занять осла у кума-священника, и я скажу жене, что собираюсь отправиться за город.

Она сказала:

— Это мне очень нравится.

Закончив этот разговор, Петруччо отправился на мельницу, дабы удостовериться, что друг его занят, а за это время Катарина подробно осведомила подругу о том, на чем она договорилась с ее мужем. Застав мельника за его обычным занятием, Петруччо вернулся домой и, прикинувшись больным, сказал жене, что хочет сейчас же ехать в Поликастро, чтобы купить себе лекарство в тамошней аптеке. Жена, отлично зная, куда он собрался ехать, сказала ему:

— Поезжай с богом!

А про себя весело подумала: «На этот раз ты купишь свое, а не чужое лекарство».

Петруччо сделал вид, что уехал, спрятался на краю деревни и стал поджидать там условленного часа. С наступлением ночи Катарина отправилась в дом Сельваджи и, согласно уговору между ними, осталась там, а Сельваджа пошла в дом Катарины и, легши в постель, стала с удовольствием поджидать мужа на желанный поединок, придумывая уже, что она ему скажет напоследок.

Когда настало время, Петруччо направился медленным шагом к дому приятеля и уже собирался войти, как вдруг услышал, что мельник возвращается домой; дело в том, что мельница неожиданно испортилась, так что в эту ночь нельзя было выполнить никакой работы. Вследствие этого Петруччо, встревоженный и недовольный, незаметно для всех отправился к себе домой, приговаривая про себя: «Что не удалось сегодня, удастся в другой раз». Но чтобы не провести на дворе целую ночь, он принялся сначала потихоньку, а потом и погромче стучать в дверь и звать жену, чтобы она ему отворила.

Катарина, узнав его по голосу, не только не открыла ему дверь, но, ничего не отвечая, смирно лежала, чтобы он не заметил обмана. Тогда он, несколько смущенный, так нажал на дверь, что отворил ее, а войдя, направился прямо к кровати. Видя, что женщина притворяется крепко спящей, он растолкал ее, разбудил, и думая, что это его жена, стал сочинять басни о том, почему он остался, и, раздевшись, лег рядом с ней. И так как он совсем приготовился к ожидаемому поединку, то решил, что раз ему не удалось вспахать чужое поле, то остается засеять свое собственное, и потому, в полной уверенности, что рядом с ним находится его Сельваджа, он заключил в свои объятия Катарину и совершил с ней изрядную пляску. Бедняжка же охотно и терпеливо вынесла все это, желая оставить его при убеждении, что она его жена.

Тем временем мельник, придя домой и чувствуя себя слабым и утомленным, направился к кровати и молча на ней растянулся. Но Сельваджа, будучи уверена, что это ее муж, ласково обняла его, тоже не произнося ни слова. Прождав некоторое время и не слыша от любовника никакого боевого сигнала, она, чтобы не оказаться обманутой и одураченной, начала его подталкивать. Мельник, полагая, что находится с женой, и чувствуя, что она кусает его и заигрывает с ним, вынужден был приняться за работу, и хотя ему более хотелось спать, чем сражаться, все же с места в карьер полил воду на чужую мельницу. И когда, по мнению сапожницы, настало время дать выход накопившейся в ней обиде, она прервала молчание и принялась отчитывать любовника:

— Ах ты изменник, подлая собака! Кого по-твоему ты держишь в своих объятиях? Не жену ли столь дорогого тебе друга? Думая, что ты обрабатываешь его пашню, ты, видно, из дружбы к нему особенно постарался и показал себя молодцом. А дома у тебя не хватает заряду, а? Но, слава богу, на этот раз твое намерение не удалось; я же позабочусь наказать тебя за твой поступок.

Такими-то и еще худшими словами она поносила его, приставая к нему, чтобы он ответил. Бедняга-мельник совсем онемел при таком повороте дела; однако, слыша речь женщины, он признал в ней жену своего дорогого товарища и вполне уразумел, как все произошло, вследствие чего испытанное им удовольствие тотчас же сменилось печалью. Продолжая по-прежнему молчать, он повернул к ней спину и, хотя еще не светало, быстро отправился туда, где, как думал он, находится его жена. Здесь он крикнул товарищу, чтобы тот вышел к нему по важному делу, и когда тот, сильно встревоженный, вышел, сказал ему:

— Братец, по твоей вине мы оба потерпели ущерб и срам и столкнулись в таком деле, о котором приличнее молчать, чем говорить. Но давай, не будем ссориться.

И с величайшей досадой он рассказал ему по порядку, как все произошло, прибавив, что, по его мнению, если Фортуна благоприятствовала хитрости и лукавству их жен, они сами не должны все же становиться врагами друг другу и ослаблять свою долголетнюю дружбу. И то, что теперь произошло вследствие обмана, пускай впредь во исправление прошлой досадной ошибки, будет принято с общего согласия и для удовольствия всех четырех; и подобно тому, как прежде они сделали общим все свое имущество, так впредь они поделят между собою жен.

Петруччо, поняв из приятных заключительных слов своего милого друга, что наслаждался с той женщиной, которую так сильно любил, и видя, что дело закончилось мирно и благополучно, рассудил, что ему гораздо важнее сохранить друга, которого он мог легко потерять из-за своей ошибки, чем честь (каковую ныне, как можно ясно видеть, не только продают, подобно малоценной вещи, но даже обменивают как самый дешевый товар), и потому добродушно заявил, что согласен на то, что придумано мельником для их общего удобства, вечного мира и спокойствия. Не сходя с места, он позвал Катарину, которая одна не была обманута, и приказал ей тотчас же позвать Сельваджу. Когда все собрались, он сообщил о том, что произошло между ними вследствие обмана, а также и то, к чему они пришли ради святого единения в мире и спокойствии; и это было принято всеми по разным причинам. И с того времени между ними не наблюдалось никаких раздоров ни из-за жен, ни по каким-либо иным причинам. И дело шло так, что только дети их знали собственных матерей.

Перевод С. Мокульского

Аженский епископ

Об авторе ничего не известно. Быть может, он и не существовал вовсе.

Некто Морис Поммье издал в начале XX века, как он утверждал, найденный им старинный манускрипт «Галантные рассказы» (XVI век).

ТЩЕТНЫЕ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ

Я могу сопротивляться всему, но не искушению.

Во времена Филиппа-Висконти, герцога славнейшего герцогства Миланского, юная девушка из Павии из семейства Форнари по имени Корнелия сочеталась браком с мессиром Жаном Ботичелло, ученым законоведом, известнейшим грамотеем, знатоком административных дел, мудрым советником, уже переступившим полувековой рубеж. Наделенный многими знаниями и талантом, он однако показал себя в данном случае человеком, лишенным здравого смысла, ибо действовал легкомысленно, беря в жены девушку, едва перешагнувшую свое двадцатилетие.

Вы возразите, что следует платить дань человечеству; если бы мудрецы иногда не заблуждались, дураки всегда пребывали бы в отчаянии. Молодая супруга была слишком прекрасна для муженька, ибо отличалась приветливым характером, располагающими манерами, а горячие глаза словно призывали: посмотрите на меня.

Мессир доктор заметил это слишком поздно. И раскаялся в том, что будучи старым и бессильным, взял в жены женщину молодую и полную сил; он действительно не мог удовлетворить горячее и частое желание супруги, подкармливая ее редко и не досыта нужной пищей. А потому стал жесточайшим ревнивцем.

В городских делах он пользовался доверием горожан; частенько муниципальный совет избирал его посланником к герцогу Филиппу, который с удовольствием принимал его, ибо знал и ценил его с тех пор, когда правил Павией в качестве графа при жизни брата своего Жана-Мари. Большая часть времени ученейшего доктора была посвящена многочисленным клиентам, которым он давал аудиенцию, кроме того он заседал вместе с подестой и его советом и выступал с адвокатскими речами в губернаторском суде.

Гордыня, амбиции, жажда власти, будучи основными чертами его характера, обрекали его на постоянные труды и частые отлучки из дома. Но столь большая занятость никак не охлаждала приступов его ревности; его терзали черные мысли. В сердце его царило беспокойство, в мозгу возникали химерические страхи, он жил в вечном напряжении и никогда не вкушал отдыха. Он шпионил за супругой, осыпал ее попреками: слова, поступки, жесты, дневные мечтания, ночные сны терзали его чувства — все порождало подозрения. Чтобы обеспечить верность жены, он велел закрасить краской окна, выходящие на улицу, чтобы ни с той, ни с другой стороны в них нельзя было заглянуть. В доме постоянно толпился народ, поэтому он разместил свой кабинет этажом ниже спальни, чтобы никто не проходил через двор; он запретил жене пользоваться лестницей, по которой поднимались клиенты и люди, не принадлежащие к семье; он придумал массу предосторожностей, перечислять которые здесь было бы скучно. Эта свирепая тирания и постоянный надзор наполняли душу Корнелии возмущением, недовольством и огорчением. Он запретил ей выходить из дома; она могла ходить к заутрене лишь в дни церковных праздников в сопровождении слуги; о других церковных службах не стоило и заговаривать, а посещения свадеб, обедов и прочие встречи были делом просто немыслимым. Но больше всего бедняжка отчаивалась от того, что в супруги ей попался хилый мужчина, обрекавший ее на бдения и посты, о которых заповеди не упоминали. Супружеский долг свой он исполнял раз в месяц, а когда у нее через год родился сын то и того реже. Будучи от природы жаркого темперамента и цветущего здоровья, она проводила ночи в безделии, видела, как попусту уходят драгоценные часы юности — холодные минуты медленно тонули в вечности. Знаменитый доктор был до того болезненен, до того хлипок, что требовал за одну едва выигранную битву многих недель отдыха, чтобы оправиться от изнеможения. Он произносил прекрасные фразы, приводил велеречивые аргументы, сожалел об угасшем пламени; но слова не стоят дел.