Андрей Зинчук - Общий район Страница 5

На какое-то время на улице все перемешалось: появились кулинары, музыканты, юмористы, актеры… Нанесли мусору. Он взлетал вихрями то тут, то там, но почему-то из района не выдувался. Повсюду бесшумно сновали мальчики из службы свободного времени.

Внезапно Луку толкнул шедший сбоку мастер.

— Вы чего?.. — спросил Лука.

— Меня самого!.. — начал мастер и не договорил: страшный удар пришелся ему в спину. Тут же налетели и на Луку, сбили с ног, повалили, и он оказался под ногами несущейся куда-то толпы. Снизу эта сцена напомнила Луке некий дом во время незабываемой промышленной катастрофы: у дома подломились разом все поддерживающие его колонны. Разглядев невдалеке клетчатые брюки мастера, Лука с трудом поднялся и побежал вместе со всеми — чтобы выжить, приходилось переставлять ноги.

Между тем толпа выкатилась на площадь, где столкнулась с другой толпой, летевшей ей навстречу. Застонали пришибленные, несколько человек сразу же опустились на асфальт. Через некоторое время выяснилось, что район ловил рецидивиста. Причем поймал. Причем сам, без помощи властей. Каждого рецидивиста знали, как говорится, в лицо — речь шла о человеке, дважды совершившем одно и то же преступление в границах района. Такового следовало без промедления выселять, дабы своими рецидивами он не заразил окружающих. Заработав локтями, Лука устремился вперед, к центру беспорядка. Его толкали. Его не пускали. Одно время ему даже казалось, что это делалось специально. Прикладывая невероятные усилия, Лука продолжал двигаться вперед… А потом он его, этого рецидивиста, вдруг увидел: маленького и тщедушного. Лицо красное, на шее вздулись вены. Он стоял и кричал что-то неразборчивое, что-то насчет Основного закона, и несколько человек в первом ряду, собравшихся вокруг него, уже сочувственно кивали головами, соглашаясь с доводами кричавшего, — зараза распространялась быстро. Ни минуты не раздумывая, через спины впереди стоящих Лука въехал кулаком рецидивисту в лицо. Что последовало за этим, он не видел: на Луку навалились, кто-то вцепился ему в палец и крутил его с отчаянной силой. Потом Луку оттащили. Человеком, оттащившим его, был мастер. И пока Лука восстанавливал дыхание, мастер приводил в порядок его забрызганный жидкой грязью плащ. “Надо было стрелять!” — подумал Лука. Но стрелять уже не было никакой возможности.

Примчалась служба Управления и принялась хватать подряд всех, кто подвернулся ей под руку. До Луки она не добралась — в это время они с мастером убегали с места происшествия в противоположную от Управления сторону.

За каких-нибудь полчисла они пересекли район по диагонали и остановились только тогда, когда перед их глазами выросла огромная, в половину самого высокого здания, глухая стена района: старая, грязная. Рядом с ней валялся мусор и осколки попадавших сверху кирпичей. Между ними под стеной росла крупная сиреневая плесень, культивируемая жителями района в цветочных горшках. Молча дошли Лука с мастером до висевшего над головами огромного фонаря, где сидел солдат. Заметив подошедших, он открыл прозрачную дверцу и высунулся наружу.

— Салют, ребята!

— Салют! — дружно, словно по команде, ответили Лука с мастером.

Солдат расхохотался:

— А сюда, между прочим, вам нельзя. Вам только там! — он махнул рукой в сторону района. — Или, может быть, у вас пропуск есть? А то ведь без пропуска гулять можно только там!

Некоторое время они молча разглядывали друг друга: солдат сверху, они его снизу. Наконец солдату это надоело, он спрыгнул на землю и оказался чуть ли на голову выше Луки. Ремень на боку у солдата оттягивал кожаный, блестящий металлом предмет.

— Онемели вы, что ли? Или свободу почувствовали, кролики? — при этих словах солдат нахмурился. — Ты, очкастый, а ну, покажи, что там у тебя под плащом?

Лука замер, похолодел. Но на его счастье в этот момент в фонаре раздался тонкий свист, солдат переменился в лице, крикнул:

— Наряд! Да ну вас к бесу! — Подпрыгнул, ухватился руками за край фонаря, крякнул и ловко подтянулся на руках. После того, как дверца захлопнулась, фонарь вспыхнул изнутри розовым светом и потух.

На живопись они опоздали. Спускаться вниз не было уже никакого смысла: вот-вот должны были запуститься элеваторы и начать извергать из-под земли огромную трудармию, закончившую свой рабочий день. Пока же все три были недвижны и уходили туда, куда тянулись жгуты кабелей, несших живительную силу для творческого процесса. Может быть, из-за того, что Лука с мастером опоздали так основательно, мальчики из службы времени не появились.

— Ну, пока, — Лука протянул мастеру руку.

— Куда вы теперь? — спросил тот.

— Домой.

— А я еще сам не знаю куда… — мастер скучно пожал плечами.

Преодолев несколько поворотов спирального элеватора, Лука оказался у дверей своей квартиры. Вошел. Прямо на полу за дверью, видимо, просунутое снизу через щель, лежало свежее письмо, на котором по диагонали чернел предупреждающий штамп: ОБЩИЙ РАЙОН.Лука кинул его, не читая, на подоконник в пачку таких же писем с такими же черными предупреждающими штампами и прошел в квартиру.В этой каменной “норе” он жил малым, почти ничем: спал на полу, ужин не разогревал, чаще всего сидел, скрестив под собой ноги, и о чем-то размышлял. Со стороны могло показаться, что его жизнь жалка и скучна, но это было не так, ибо в результате всех этих бесконечных раздумий пришел же он, наконец, к неким чрезвычайным для себя выводам, единственно и наполнявшим теперь его жизнь.На потолочном численнике выскочило очередное число. Даже не вглядываясь в него, Лука знал, что наступает время вечерних развлечений. Он снял очки и помассировал уставшую за день переносицу. Нужно было что-то придумать себе на вечер. Лука чувствовал, что сегодня было какое-то особенное число, поэтому просто сидеть дома и размышлять ему представилось скучным. Тем более что все уже было решено. Когда Лука вновь надел очки и поднял глаза, то увидел, что в передней его квартиры уже стояли двое. И ему сразу стало понятно, откуда они и зачем: на “этих” была особенная печать, их всегда можно было отличить: приятной наружности молодой человек и такая же приятная молодая женщина.

— Извините! — поклонился молодой человек. — У вас дверь была открыта. Салют!

Лука кивнул, извиняя: нужно было выбирать — провести ли вечер в компании приятного собеседника или столь же приятной молодой женщины. Накануне у Луки был в гостях молодой человек — как раз перед тем, как он залез в музей, — и они всю ночь о чем-то вежливо и “профессионально” спорили, и это Луке не понравилось. Из-за чего теперь он и выбирает женщину. Таким образом, выбор сегодня происходил просто. Выбирать вообще, как это понял недавно Лука, очень просто, если удается поделить весь мир на две неравные половины: на то, что ты любишь, и то, что тебе не интересно.

— Вы идите, — кивнул Лука молодому человеку.

— До свиданья! — поклонился тот и ушел так же неслышно, как и появился. Женщина поискала вокруг глазами и неуверенно села на пол. Лука обошел комнату. Его взгляд остановился на подоконнике, на пачке писем. “Пятое! — пронеслось в голове. — Пятое!..” Всего писем в пачке было штук тридцать. Лука взял один конверт и протянул его женщине:

— Читай вслух!

Женщина взглянула на письмо и перевела взгляд на Луку: корреспонденцию с таким обратным адресом читать было нежелательно.

— Да читай же ты, наконец! — вспылил Лука и, пока женщина пробегала глазами первые строчки, отлучился на кухню за питьем. После его возвращения женщина приступила к чтению. На улице только что включился темнитель, и дневной свет стал понемногу убывать, ему на смену торопился нервный рассвет реклам: как будто кто-то натягивал на город дурацкий колпак с полинявшими звездами, оставшийся от предыдущего карнавала.

Читала она плохо, все время сбивалась и перескакивала со строки на строку. Луку это раздражало. Несколько раз он заставлял ее перечитывать прочитанное, удивляясь, что человек может читать так бестолково. Как раз напротив его дома, внизу, находился элеватор, работавший вполовину своей мощности и обслуживавший продовольственный склад. У его подножья постоянно толпился народ. В основном бабы. Из тех, кто собирался вечером плотно поужинать. Склад был единственный на весь район, и в свободное время всегда был плотно осажден. Таким образом в районе решалась проблема свободного времени: в склоках, в недоразумениях, неизбежно возникающих в толпе, находил себе выход неиспользованный потенциал населения. Во время чтения письма, возбужденный им, Лука жалел, что не может находиться внутри этой склоки на улице. И еще вспоминал он о недавнем инциденте на площади и о рецидивисте, которого он почему-то ударил по лицу — сам не зная за что.