Питер Чиппендейл - Норки! Страница 50

Глядя на мельтешащих вокруг кошачьего зада норок, Мега подумал, что организованные усилия могли бы дать лучший результат. С другой стороны, если Пуссли надежно уцепилась за что-то внутри, то они скорее разорвут ее напополам, чем вытащат наружу. Кроме того, кошачий мех стал скользким от норочьей слюны, и Пуссли могла в любой момент вырваться и испортить всю забаву. Теоретически стая могла последовать за ней сквозь лаз и прикончить в амбаре, однако времени на это у них не было. Пуссли орала во весь голос; ее вой способен был поднять мертвого из могилы, и Мега совсем не удивился, когда на втором этаже в доме Хранителя зажегся свет.

На какую-то долю секунды Мега даже пожалел, что поддался внезапному импульсу. Если они проиграют эту первую схватку, моральный дух норок будет подорван, да и Хранитель вот-вот мог выскочить из дома. Но уже в следующее мгновение решимость вернулась к нему.

Оттолкнув пару особенно рьяных норок, он смерил взглядом обслюнявленный хвост Пуссли. Рядом с ним словно из-под земли появилась Мата. Припав к земле, она скалила зубы и свирепо урчала. Их взгляды встретились. Так уже было когда-то, в прошлой жизни, — удивительно, каким далеким казалось это событие! — когда .они вместе рвали на части залетевшую в вольер птицу.

Мата кивнула ему, давая знак начинать. Мега напружинил мускулы, прыгнул и вонзил зубы в основание отчаянно мечущегося хвоста. Пасть его мгновенно наполнилась длинной жесткой шерстью, и Мега ожесточенно сплюнул, но в ту же секунду Мата свирепо куснула в то же самое место. Так они трудились по очереди, вырывая клочья шерсти и обнажая беззащитную бледно-розовую кожу. Вот уже первые капли крови брызнули из-под зубов, а Мега все кусал и кусал, остервенело рвал неподатливую кошачью шкуру, не обращая внимания ни на ноющие челюсти, ни на отчаянные рывки жертвы. Наконец под зубами Меги что-то хрустнуло. Он с силой тряхнул головой, вырывая большой кусок мяса, и увидел, как Мата в свою очередь вложила все силы в последний, решающий укус, и теперь уже все услышали тошнотворный сухой хруст.

Тем временем Макси удалось организовать норок, и они, уцепившись зубами за хвост Пуссли, тянули и дергали его по команде своего командира. Вот он махнул лапой, норки рванули, что-то затрещало, и хвост оторвался. В то же самое мгновение окровавленный кошачий зад исчез в отверстие лаза, а норки повалились друг на друга, выпустив из зубов хвост, который несколько раз конвульсивно дернулся и затих. Из амбара донесся душераздирающий мяв, и Мега и Мата победно улыбнулись друг другу.

В следующую секунду над крыльцом вспыхнул фонарь в решетчатой сетке.

— Пуссли! Кисонька! Что с тобой? Мы идем, уже идем! — раздался истошный женский крик.

Пуссли орала на такой высокой и пронзительной ноте, что у Меги заныли зубы. Мрачное предсказание

Максн, опасавшегося, что нападение на кошку не позволит им осуществить второй этап «Плана А» полностью оправдывалось. Оставалось одно — спешить.

Мега схватил кошачий хвост в зубы.

— Вперед, за мной, мои храбрые норки! — придушенно прокричал он, отчего хвост задергался у него во рту, словно живой, и первым помчался к воротам фермы. За спиной его раздавались запыхавшиеся, все еще возбужденные голоса, но вся стая без колебаний последовала за своим вожаком. В следующее мгновение на крыльцо выскочил их бывший Хранитель. Он натягивал куртку и, к счастью, не заметил норок. Опрометью перебежав через двор, Хранитель попытался открыть дверь амбара.

Мега прибавил ходу и, проскользнув под воротами фермы, выскочил на шоссе. Там, следуя полученным от Горчицы указаниям, он повернул налево. Концы хвоста мели шершавую и твердую поверхность дороги.

Здесь его догнала Мата и побежала рядом, держась всего в полушаге позади. Остальные инстинктивно выстроились клином.

Окрыленный успехом, Мега посмотрел сначала на Мату, потом бросил взгляд через плечо. Эти оскаленные пасти, эти возбужденно блестящие глаза принадлежали норкам, его норкам, настоящим норкам, которые любили свободу и готовы были ради нее рисковать жизнью. И, как и было предсказано, он, Мега, вел их в Землю Обетованную. Впереди лежало пустынное шоссе, а над головами мерцали только звезды и медленно плыла в вышине луна.

Весь мир отныне принадлежал им.

Позабыв строгие инструкции Макси, Мега испустил громкий радостный клич. Услышав его, норки остановились и, сломав строй, бросились обниматься. Некоторые подпрыгивали высоко в воздух или молотили перед собой передними лапами. Мега тоже повернулся к Мате, и они крепко обнялись. Их челюсти сомкнулись вокруг кошачьего хвоста и губы слегка соприкоснулись, когда оба повалились на дорогу, в восторге тряся головами. Ощущая прижавшееся к нему упругое тело Маты, Мега подумал, что теперь их отношения стали еще более определенными: он, законный Вождь норок, признавал

ее своей Королевой. Однако стоило ему перехватить взгляд Маты, который, казалось, стремился пронзить его насквозь, как он понял, что это она примеряет на себя его мантию!

Неожиданно Мата оттолкнула его и высвободилась. И сразу кончилось очарование.

— Займись этим с Психо! — крикнула Мата, отступая на шаг назад. В ее черных глазах плясали веселые огоньки.

— Только для тебя, и ни для кого другого! — крикнул в ответ Мега и, выронив изо рта кошачий хвост, бросился к коротышке.

Подбежав незаметно сзади, Мега оторвал его от земли и сжал с такой силой, что у бедняги захрустели кости. Психо завизжал — наполовину от страха, наполовину от восторга, а остальные норки скакали вокруг, вереща как полоумные.

Глава 32. ВЕЖЛИВОЕ ПРОЩАНИЕ

«Полевки! — мысленно напевал Филин, бесшумно скользя над вершинами деревьев. — Полевки-полевочки, у-лю-лю, траля-ля…»

Несмотря на это, он чувствовал себя глубоко обеспокоенным. С некоторых пор он решил держаться подальше от Лопуха, Маргаритки и прочих травоядных Попечителей, однако свое обещание Филин исполнил только наполовину. Физически — да: физически он не встречался с ними, но дух Сопричастных Попечителей по-прежнему пребывал с ним. На данный момент он все чаще тревожился из-за слов Маргаритки, которая очень хотела, чтобы он был «любезен» со своими жертвами. С тех пор как Филин имел неосторожность выслушать ее увещевания, он начал совершать глупые ошибки, что называется, на пустом месте. И самое страшное — во время охоты тоже. Умение убивать, которым он так гордился, подводило Филина все чаще и чаще, и в конце концов дело дошло до того, что нескольким предпола-

гаемым жертвам удалось избегнуть его когтей. Правда, он пока не голодал, однако эта необъяснимая неловкость раздражала Филина все сильнее.

Филин знал, в чем тут беда. Еще в детстве, когда он, неуклюже растопырив когти, падал с ветки на свою первую живую добычу, его отец не уставал повторять, как необходимо, для того чтобы быть удачливым охотником, жить исключительно настоящим моментом.

«Думай только о том, что делаешь, сынок, ■— втолковывал ему старый филин. — Только так ты сумеешь высвободить все свои силы для решения насущной задачи. Но если хотя бы часть твоей головы будет в эти мгновения занята прошлым или будущим, ты не сумеешь сосредоточиться как следует. Нужно научиться выбрасывать из головы все лишнее. Так поступают все взрослые филины, так поступаю и я. И если бы ты, сынок, попытался остановить меня в броске, я бы, наверное, даже не узнал тебя».

Маргаритка смутила его разум. Из-за нее он потерял способность концентрироваться на предстоящей задаче. Нет, разумеется, ей не удалось пробудить в нем чувство вины, однако теперь он все чаще задумывался там, где раньше действовал инстинктивно. Единственным выходом из создавшегося положения было попробовать стать «милым и любезным» и посмотреть, что из этого получится. Даже если ему удастся не думать об этой кроличьей чепухе, этого будет более чем достаточно.

Полная луна стояла высоко, но ее свет нисколько ему не помогал; своим острым ночным зрением Филин мог различить самомалейшие движения даже в кромешном мраке. Скорее наоборот — луна была его противником, поскольку каждая лесная тварь могла разглядеть в небе крылатый силуэт хищника.

Филин дважды взмахнул крыльями и вспомнил любимый стишок отца:

В лунную ночь Мышь поесть не прочь. Если ночь темна — Для филина она.

И все же Филин любил кувыркаться в лунных лучах, хотя, строго говоря, свет луны лишал его одного из преимуществ. Но сегодня полный, круглый диск ночного светила был виден так ясно, что он без труда рассмотрел на нем лица и фигуры, которые они с отцом любили воображать себе каждый раз, когда луна вставала над лесом во всем своем великолепии. Да и лес внизу преображался самым волшебным образом, одеваясь в черное и все оттенки серого — вплоть до белого, когда серебристые лучи касались ветвей и заливали светом поляны.