Питер Чиппендейл - Норки! Страница 51

В ожидании, когда луна зайдет и он сможет часа три нормально поохотиться, Филин думал о полевках, на которых он мог бесшумно пикировать и стремительно бросаться, и благодарил судьбу за то, что их существует такое великое множество. Полевки-береговушки, короткохвостые полевки, лесные, луговые… Всех их Филин знал и ценил, а ведь были еще мыши — полевые, лесные, амбарные, зерновки… И все это были дары волшебного и удивительного леса, который он любил всем сердцем, пока Сопричастные Попечители не увлекли его мысли на иную стезю.

Филин слегка повернул голову и снова заметил на берегу какую-то возню. Никаких сомнений — невинная полевка пробирается на легоньких лапках вдоль топкого берега, направляясь к раскидистой ольхе. Он мог не торопиться — жертва не видела и не ощущала его присутствия, да и сам Филин был не настолько голоден, чтобы броситься и убить. С другой стороны, лишняя полевка не могла повредить его пищеварению. Кроме того, ее неожиданное появление было весьма кстати: Филин задумал эксперимент, который помог бы ему разобраться, есть ли зерно здравого смысла в увещеваниях Маргаритки или это очередные кроличьи какашки. Почему бы не проверить это сейчас?

Приняв решение, Филин камнем полетел вниз, но у самой земли затормозил, широко раскинув крылья. В следующий момент, вместо того чтобы схватить полевку своими изогнутыми когтями, он в облаке брызг опустился перед ней на мокрую от росы траву.

— Добрый вечер, — сказал Филин, складывая крылья и глядя сверху вниз на неподвижное серое существо. — Надеюсь, вы простите мне мое драматическое и в высшей степени неожиданное появление. Да, я знаю, мы не представлены. Позвольте мне в этой связи назвать свое имя: меня зовут Филин. Очень рад с вами познакомиться…

Полевка словно окаменела. Она не произносила ни звука и не шевелилась — только смотрела на него своими глазами-бусинками.

«Десять очков в мою пользу»,— с удовлетворением подумал Филин. Среди Сопричастных Попечителей считалось в высшей степени невежливым не отвечать на приветствие.

— Так вот, уважаемая Мышь, — с вашего позволения я буду называть вас так — должен с прискорбием сообщить, что в самое ближайшее время я буду вынужден съесть вас, — продолжал Филин, чувствуя необычайный прилив красноречия и одновременно внутренне смеясь над той чушью, которую произносил. — Я, однако, решил воспользоваться представившейся мне возможностью, чтобы уверить вас в том, что я не имею ничего против вас лично. Просто, будучи плотоядным и, более того, хищником, я не вижу иного выхода…

В качестве утешения я могу лишь пообещать, что убью вас со всем возможным милосердием, то есть быстро. Я, видите ли, весьма опытен в таких делах, поэтому вы можете положиться на мои слова. Уверяю вас, что вы не почувствуете ровным счетом ничего.

И последнее: прежде чем прикончить вас, я хотел бы спросить: нет ли у вас какого-нибудь последнего желания? Я с удовольствием бы его удовлетворил. Может быть, вы хотите желудь? Или какую-нибудь ягоду? Не стесняйтесь — все, что хотите…

Полевка продолжала упрямо молчать.

— Как насчет последнего слова? — подсказал Филин. — Не хотите ли передать привет своим обожаемым крошкам? Или послание вашему любящему супругу? А может, вам хотелось бы чего-то более возвышенного? К примеру, какое-нибудь изречение, мудрость которого

пребудет в веках, напоминая нам о вашей безвременной и трагической кончине?

Мышь продолжала таращиться на него бусинками глаз. Потом налетевший порыв ветра взъерошил ее мягкую серую шерстку, и мышь неожиданно повалилась набок.

Филин удивился. Сделав шаг вперед, он осторожно тронул полевку кончиком когтя. Жертва не шевельнулась. Очевидно, она умерла от страха в тот самый момент, когда он так внезапно спустился с небес прямо перед нею. Все это время он обращался к трупу.

Филину стало стыдно своей жестокой игры, и одновременно он снова рассердился на Маргаритку. Ее предложение было даже не смешным, оно было циничным и омерзительным, и он был зол на себя: зачем он вообще слушал глупую крольчиху?

Наклонившись, он сильно ударил полевку в основание черепа, чтобы убедиться, что она, уж точно, отмучилась, и только потом начал разрывать ее клювом, не торопясь поедая мясо и внутренности. Одновременно он думал, что если действовать, как предлагала Маргаритка, означало быть «милым и вежливым*, то лучше он будет коварным и грубым. Нет, хоть он и дал слово Дедушке Длинноуху, с него довольно! Гораздо приятнее быть нормальным хищником, который не обязан быть милым со своей жертвой. Может быть, в качестве компенсации за непочиненное гнездо он даже пригласит Юлу полетать над лесом. В конце концов, брачный сезон был не за горами, и мысль об обществе Юлы — особенно по сравнению со всеми лесными маргаритками — показалась Филину необычайно привлекательной.

Но накануне вечером Лопух упросил-таки его в последний раз появиться а должности Исполнительного Председателя. Наконец-то было назначено самое главное и самое большое за всю историю ОСПЛ собрание, на котором должны были быть приняты Лесное Уложение и Билль о Правах Существ.

Весь вечер Филин наблюдал, как Лопух и его сторонники лихорадочно прочесывают лес, чтобы еще

раз убедиться, что все лесные жители обязательно придут. Даже презренные насекомые получили официальное приглашение, и Филин решил хотя бы ради себя самого появиться на Большой поляне. В любом елучае он зашел слишком далеко, чтобы остановиться сейчас, да и слово «честь» все еще многое для него значило.

Покончив с «вежливостью» и обретя ясность духа, Филин взмыл в воздух. Он был уверен, что отныне у него не будет никаких трудностей в общении со своими «несчастными жертвами». Покидая болотистый берег, он, однако, не сумел отказать себе в маленькой мести и разбросал несъедобные останки полевки на самом виду. По крайней мере, их командам мусорщиков будет чем заняться.

Глава 33. ЛУЧ НАДЕЖДЫ

Стая вприпрыжку двигалась по пустынному шоссе. Восторг, вызванный расправой с Пуссли, и эйфория импровизированного праздника уже улетучились. Слишком много событий произошло за последние несколько часов. Само шоссе тоже не способствовало успокоению. Его незнакомый, резкий и свежий запах раздражал обоняние норок, привыкших к неизменному набору затхлых ароматов грязного сарая, а шершавая поверхность быстро стерла до крови мягкие подушечки их лап, привыкших ступать по деревянным полам клеток. Правда, теперь Мега мог не опасаться, что стая разбежится. Напротив, норки так тесно жались друг к другу, чтобы почувствовать тепло своих товарищей, что едва не падали в толчее. Многие запыхались с непривычки и тяжело дышали, Мега даже рискнул снизить темп. Может быть, норки и были рождены, чтобы править миром, но сейчас, глядя на них, никто бы так не подумал.

Позади них шоссе неожиданно осветилось ярким светом. Следом донесся рев приближающейся грохо-

талки, и Макси скомандовал норкам укрыться в кювете. Меге показалось, что он узнаёт этот звук. Несомненно, это именно она ворчала во дворе, когда они еще сидели в клетках. Высунувшись из канавы, Мега посмотрел вслед удаляющейся грохоталке; он готов был поклясться, что узнал напряженное лицо хозяйки Пуссли и печальную морду Горчицы, глядевшей в заднее стекло. Судя по всему, несчастную кошку везли на лечение. Только вряд ли им удастся много чего для нее сделать. Мега ухмыльнулся и поправил во рту мокрый мех. Он уже решил, что оранжево-черный хвост останется в стае навсегда.

В конце концов даже Мега понял, что пора довериться своим чувствам и признать — они заблудились. Норки уже дважды поворачивали, в точности следуя указаниям Горчицы, однако так и не добрались до загогулистого участка, где хозяин желтой псины ругался на встречные грохоталки. Вместо этого шоссе пошло вверх, о чем Горчица не упоминала, а вместо леса, где, по расчетам Меги, они должны были вскоре оказаться, перед ними открылась безжизненная болотистая пустошь.

Мега посмотрел на Мату и Макси и, заручившись их мрачным согласием, повернул назад, чтобы посоветоваться с Психо. До сих пор этот втируша был совершенно бесполезен и весь путь по шоссе проделал молча, хотя это и было на него непохоже. Почему-то он старался привлекать к себе как можно меньше внимания.

— Ты в порядке? — строго спросил Мега, отводя Психо в сторонку. Впрочем, ответ был написан на костлявой морде: мастер-импровизатор был до смерти напуган происходящим.

— Мне уже лучше, — проговорил Психо извиняющимся тоном, который выдавал его с головой. — Честно говоря, я не сразу поверил, что все это взаправду, поэтому мне потребовалось время, чтобы прийти в себя. Скоро все будет в полном порядке, обещаю…

— Будет лучше, если ты возьмешь себя в лапы сейчас, трус, — прошипел Мега и добавил шепотом: — Мы заблудились.