Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1 Страница 56

– Конечно. Кража у тех, у кого ее нет. Вы не можете увидеть этого, не проследив всю цепочку от начала. Хотя бы в воображении. Квартира – это результат миллиона обменов первого куска мяса на последующие блага. Но первый – обязательно краденный! А отнятый – тот, что был лишним, пошел на прирост богатства и завершился, в вашем случае, квартирой.

– И что же, нам отдать ее?

– Такое может совершить лишь человек, – лектор виновато вздохнул и тоже улыбнулся. – И такой финал один из двух… всего-то. Второй – самоубийство.

– А мы не люди, получается?! – выкрикнул кто-то.

– Увы! – Андрей развел руками. – Мы существа, которые делятся на тех, кто стремится стать таковыми, и тех, кто продолжает красть, не задумываясь. Заменяя страсть к героину на страсть к накопительству. Обман на сознательную смерть. Один суррогат на другой. Развиваются! Тяжелейший труд, замечу. Но в обоих случаях – жертва сам. Иногда заблуждаясь, будто польза людям не последнее в его рассуждениях. Тратить свое время на поиск «оправдания» несправедливости вокруг, то есть для процесса кражи – обязательный ритуал. Так что труд действительно тяжелый, в поту, без преувеличения. Потому и путают с заработком. Но корысть неизмеримо важнее самых благородных мыслей. Не маячь впереди еще больший кусок мяса, гораздо больше необходимого, мыслям о людях не было бы места. Место и время! Помните? А уж если впереди огромный! Вот что прячет «существо» и прежде всего от себя. Великую, всепожирающую тайну обогащения! И каждый сознает.

– Ну, уж каждый! – тихо сказал кто-то с первых рядов.

– Да, в общем, не стесняются. Даже горды. Помните, Рокфеллер соглашался объяснить, как он нажил гигантское состояние, с условием, что его не спросят про первый миллион?

– Так ведь живут… и комфортно!.. Не заморачиваются! – третий ряд был активнее других.

– Увы, – Андрей усмехнулся, – если бы так! Любой отдал бы полсостояния за Жар-птицу! Гложет, потихоньку гложет видимая нищета. Уж и селятся отдельно, и не думать стараются. Да что там, на метро не ездят! Но бросается. Режет. Напоминает. О краже-то! Случается, наступает момент, когда «присвоивший» чувствует, что раздражение украденным переходит некие рамки и о нем начинает думать плохо уже и преданное окружение. Тогда включают уникальную технологию – благотворительность, как инструмент исправления имиджа. Отдать часть краденого, но широко рассказать об этом, истратив на такую компанию еще часть. Прием удавался веками. Вспомните, хотя бы «динамитного» короля Нобеля – торговца смертью. Высший пилотаж! И потом, как говорил Остап Бендер: «Лучше отдать часть. Ведь часть меньше целого». И теперь того, кто освоил прием, при каждом удобном случае, поминают как мецената, спонсора или благотворителя. До гениальности простое средство покупки «уважения». Только не покупки, а продажи. И не уважения, а совести. Потому как окружение, тоже считая себя обделенным, скрытно ненавидит объект поминания. Возьмите высший титул государственной власти. Образец для такого примера. Так что из круга не выскользнуть. Удавка прочна. Можно только закрыть глаза. Но мы, по-моему, отклонились…

– Конечно! Причем здесь вера?! И про власть!

– Христианство поподробней… – зал явно хотел дискуссии.

– Гм… христианство, – лектор прошелся взад и вперед. – Заповеди можно определить как «конституцию» человечества. А их появление – как порог, после которого зло во власти, в продолжение краж, стало нарушением такой конституции. Ну, а вера называет это прямо – преступлением перед богом. Так что корни понятны.

Зал снова загудел.

– Так в абсурде… все-таки? Или движемся куда? – выкрикнул молодой человек, которого толкали сразу несколько соседей, подбивая высказаться. – Кража торжествует! А с нею приходит и власть! Заманчиво!

– А религия бессильна!

– Куда-нибудь да движемся! – весело гоготнул кто-то выше.

– Через утренний туалет! К примеру!

– Это ты! А я с сумкой и – в университет!

– Не… Сначала с ведром к мусоропроводу!

– Вот и название финала!

Зал утонул в хохоте.

– Да их полно!

– Туалетов?! Или примеров?

– Финалов! Вчера был кубок России!

– И драка у строителей!

– А завтра Лехин день рождения! И Джозефа Конрада!

Веселье продолжалось. Андрей стоял молча. Он знал, что в такие минуты нужно дать пару выйти. Расслабить аудиторию. Взгляд скользил по рядам, но неожиданно остановился на третьем. Тот самый парень, что задал первый вопрос – не улыбался, а, подперев голову, со скепсисом смотрел на него. Наконец, смех и возгласы о «движении» утихли.

– Примеры?.. – начал он. – Примеры различны, как и финалы. Вы правы. Как я, как всякая молодость. Но дело в цели… – Андрей наклонился к листочкам. – Проверка, так сказать, на способность оценивать… или на отсутствие таковой способности. Да вот, приведу цитату, правда, готовил для другой лекции… – лист, вместе с рукой, замер перед лицом. – Да, пожалуй, отсюда…

«Вторая мировая война. Отечественная, у нас. Через три с небольшим месяца немцы оказались у стен Москвы. После этого были отброшены, с чего и начались наши победы. Но! За полгода тяжелых, жесточайших сражений, мы от союзников не получили и ржавого болта. И только в феврале сорок второго, когда мы уверенно погнали противника к «берегам Одера», я фигурально выражаюсь, они открыли каналы помощи. Логика проста: раз возникла вероятность победы русских, надо срочно примазаться к ней по двум причинам. Первая: результатом победы объявим помощь. Второе: потомки, в случае победы России, не поймут, почему мы были в стороне. Эта технология приводилась в жизнь неукоснительно. Наша война длилась четыре года. Число жертв, наших жертв, потрясает историков до сих пор. А второй фронт был открыт лишь за несколько месяцев до победы. Цель опять корыстная – взять Берлин до русских. Украсть победу и славу. Снова украсть. Гадко? Да. Преступно? Да. Но дёшево. Не вышло. Просчитались. Как и Гитлер. Недооценили. Мы заплатили нужную цену. Но вой слышен до сих пор. Потому и отмечают день победы в другой день. Потому, до недавнего времени, пока не появился Интернет, любой школьник на западе был уверен, что победили Германию именно они. И вот уже поляки ставят фильмы, как русские насиловали женщин, а не клали головы…»

Андрей замолк, заложил руки за спину и прошелся вдоль первого ряда.

– Ну, а сейчас одним кликом вам высветится: кто взял столицу Рейха.

Он вернулся к столу.

– А есть несогласные? Или хотя бы ремарку?

– Есть, – раздался голос из середины шестого ряда. Парень с длинными волосами и в броской шотландке встал.

– Сидя, можно сидя. Слушаем.

– Я тут прочитал «Войну и Мир»… – тот остался стоять.

– И узнал, что автор – Лев Толстой! – задорно выкрикнул какой-то шутник.

Зал снова повалился от хохота.

Андрей поднял руку.

– Так вот, – чуть смутившись, продолжал парень, – я сделал вывод, что последний, из наших полководцев, кто жалел солдата, был Кутузов. Поразительно, что от нас это скрывали.

– Ну да… залепили уши и глаза, а ты сходил в баню и промыл… – уныло заметили сверху.

Явно волнуясь, парень в шотландке огляделся, ожидая еще уколов, но все молчали.

– Именно он, при отступлении французов, как мог сдерживал своих генералов под Вязьмой, куда безо всяких сражений добралась уже растаявшая на треть армия неприятеля. Он один говорил: «Французы еще до Смоленска будут лошадей жрать, а я одного русского не отдам и за десять французов». Но наши «герои» Ермолов, Милорадович, Платов и другие не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французских корпуса. Извещая Кутузова о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги. Открыто издеваясь. И сколько ни старался великий человек удержать войска, они атаковали. Дословно помню: «Пехотные полки… с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей. Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули». Только добавили русских смертей в котле.

Парень помолчал.

Этого никогда не будут преподавать в школе. Это стыдно вспоминать, потому что вся наша будущая история полна таких же фактов.

В зале послышались смешки. Девушки с первых рядов вопросительно уставились на Андрея. Тот оставался спокоен.

– А еще я читал толстенную книгу английского историка – «Компании Наполеона». Автор прямо пишет, что на переправе через Березину, есть даже такая картина, – он на секунду замолк, стараясь понять настроение зала, – Кутузов намеренно отпустил Наполеона – ведь капкан захлопнуть ничего не стоило. И даже приводит слова командующего: «На что нам пленение Буанопарте? Разве что на радость проклятым англичанам». Так что и здесь солдатушек пожалел, но был тут же отправлен в отставку.

– И к чему ты? Нарыл! Герой нашего времени! – посыпались возгласы. – Бедняга Наполеон не знал об этом! Иначе сразу вернулся бы!