Андрей Ваон - Чемпионат Страница 57

Как и говорила Лера, Бобров, как главный герой команды был сразу же окружён небывалым доселе вниманием журналистов и болельщиков. Юра проводил в этой стороне обширные работы. Оставаясь дружелюбным и открытым для всех, он выстроил высокую стену для тех, кто хотел непрерывного потока информации от капитана «Московии», подробностей личной жизни, как он, с кем спал, о чём думал. Адекватные люди это понимали и держали дистанцию, менее понятливые верещали или истерили. Наиболее буйных утихомиривали люди «Рыси». Фанаты опять же были в основном скромные, поэтому досаждали несильно.

К началу лета, когда минуло десять туров, «Московия» из тёмной лошадки превратилось в грозу авторитетов, которая уверенно обосновалась на шестом месте. Тактики они придерживались прежней — нет стратегии, есть ближайшая игра. Раз за разом они выдавали красивые спектакли, покоряя зрителя изящной и самобытной игрой. Конечно, молодёжи не хватало опыта. Матёрые игроки противника зачастую грубой силой ломали романтический настрой, а вместе с ним и игру «Московии». В одной из таких игр «Челси» жёстоко побил московитов у себя дома 3:0. Однако уже в следующей игре русские ребята воспряли, отведя душу на невнятной команде из Арабии.

В «Московии» продолжалась кропотливая работа, ребят старались ограждать от внимания, а если ограды рушились, то проводилась тщательная индивидуальная психологическая беседа. Игроков заражали идейно, они играли, а не боролись за очки. Конечно, вскорости должны были начаться перетягивания наиболее заметных ребят в финансово могучие клубы. И к этому Тимур и хотел подготовиться. Про Боброва речь, конечно, не шла. Этот был тот столп, на котором держалась вся команда, он сам был больше озабочен судьбами партнёров по команде, чем собственной. Никакой пряник или кнут не смог бы заставить его перейти в другой клуб. Угроз, по счастью, пока никаких не поступало, а вот «жучки» с «заманчивыми предложениями» уже всплывали. Юру такое внимание забавило.

Лера, не зацикливаясь на беременности, тем не менее, продолжала получать удовольствие от своего быстро меняющегося состояния. Живот у неё был уже довольно внушительных размеров. Юра говорил, что будет «крупняк», она же думала про двойню. Юра метался между своими футбольными делами и опекой жены. Она же в этом совершенно не нуждалась и с трудом успокаивала будущего папашу.

Каменная клетка Москвы начала раскаляться день от дня сильнее, и Юра решил переехать на лето к родителям в посёлок. «Всё же там посвежее и почище будет» — говаривал он. Конечно, у них с женой была особенная любовь к старой квартирке в Орехово-Борисово, но разумнее было хотя бы на жаркий период из Москвы сбежать. Конечно, на тренировку ему самому теперь предстоял более затяжной путь. Но ещё несколько человек из команды обитали по соседству, и клуб гонял за ними удобный автобусик. В пути Юра привычно развлекал себя своими книжками.

Дни потекли ровнее, потрясения и вечные пертурбации с бесконечными поворотами разровнялись мерной колеёй. С ходом Чемпионата как-то утихли и мировые склоки. Россия, заметно скукожившаяся, всё же замедлила свой осколочный разлёт. В отмежевавшихся государствах налаживалась жизнь. Прочнее всех на ногах стояла Сибирь, «европейцам» приходилось тяжелее. Зато из победневшей страны разбегались тараканами любители лёгкой наживы, мошенники и откровенное ворьё. Даже обыкновенных хулиганов и мелких бандитов и тех стало меньше.

Столица же заметно «ославянела». Граждане, окончательно «кинутые» властями (хотя какие-то подачки всё же спускались, жизнь, особенно в Москве оставалась более чем сносной) перестали озлобляться, а как-то наоборот, сблизились. «Прежде чем объединяться, и для того чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определённо размежеваться» — писал Владимир Ильич. И пусть сыграл роль не раздел страны (как раз даже вопреки такому разделу), а как раз уменьшение всякого рода нежелательных элементов в массе своей, люди стали подобрее друг к другу. Возможно, не последнюю роль сыграла в этом и «Московия».

Её положительное воздействие сводилась не только к ненавязчивой пропаганде (но упорной) всякого рода политических, патриотических и нравственных наветов. От команды веяло добром и чем-то родным. Игроки, хотя и не были аскетами, вели довольно скромный образ жизни. Особенно в сравнении с игроками других команд Чемпионата. Они были на виду, а Бобров их был флагманом.

Не только Москва, больше того, не только вся Россия, но и бывшие части Великой страны следили за успехами команды. «Московия», дабы вмещать всех желающих насладиться её игрой, переехала временно в «Лужники», пока родной стадион в Нагатино вновь расширяли до вместимости в восемьдесят тысяч человек. Каждые две недели город, последнее время непривычно пустынный, начинал бурлить и наливаться разношёрстной толпой. Красные цвета клуба наполняли улицы, парки и скверы. Поддержание порядка брала на себя не расхлябанная и вялая полиция, а дружелюбная «Московии» «Рысь».

Эти дни перед играми дома сильно беспокоили Боброва.

— Смотри, вот ведь неизжитая агрессия в людях жива непреоборимо! — говорил он Тимуру. — Люди-то энергией пышут, а выплёскивать куда? А тут мы подвернулись.

— Но ты же видишь, что есть положительные моменты в нашем влиянии?

— Есть! Есть! Я и говорю про то, что вот здесь тонко у нас. Что наряду с общим вливанием в этот «шоубиз» мы получаем фанатское движение, группировки, столкновения. Вот будет играть «Сибирь» — и что? Не сделай мы ничего, образуется два воинствующих лагеря, которые будут мечтать о поверженном враге.

— А тут мы должны ловить эти настроения. И возможны два радикальных варианта — либо наш противник — наш союзник. Тут демонстративные ничьи, несмотря на всякие жестокости в наказании о «договорняках». Либо наш противник — он наш противник и идеологический. Ну, например, «Сибирь» та же будет ножи точить, лишь обыграть своего бывшего «начальника». Естественно, всё это сопровождать идеологией. Пока, собственно, всё просто. Посмотри на остальные клубы — они все одержимы победой любой ценой. Ради денег и славы, конечно. А для зрелищности — играют «договорняки», подпускают скандальчики и устраивают жестокости прямо на поле. Вот поэтому они для нас соперники не только на поле. Соперники за зрительское внимание и обожание. Вот поэтому и будет наш болельщик терпим к другим, пока тот ведёт себя смирно. Потому что «каков поп, таков и приход». Играя мерзости на поле, невозможно требовать от зрителя ангельского поведения, напротив, ведя честную и красивую борьбу, мы вправе ожидать от своих почитателей схожего поведения. А энергия… энергия она может выплёскиваться и в простые переживания. А уж спектакль для этого мы им обеспечим.

— Эх, не знаю. Жутковато иногда становится, когда ощущаешь, насколько настроение такой огромной толпы зависит от тебя… Знаешь, я, бывает, выхожу на поле — озираюсь по сторонам — и меня прямо глушит этой волной людской. Я с трудом стряхиваю эту огорошенность до стартового свистка. Знаю-знаю, что обычно своих такая толпа только заводит и подгоняет вперёд. Есть такое и у меня. Но это… это что-то другое. Я как будто являюсь проводником чувств тысяч людей, вбирая их настроения и переживания. А ведь на стадионе нашем, на домашнем, они как никогда объединены в последние годы. Хотя вспоминаю события четырёхлетней давности — вроде всё похоже, а на самом деле всё по другому.

— Ну ты сравнил! Сам же ведь в протестах тогда участвовал. Тогда граждане размежёвывались. Кто во что горазд. Кто за отделение, кто против футбола, кто против понаехавших, кто против Запада, Востока… Тогда это мировое первенство, будь оно неладно, стало таким катализатором.

— Да, но не забывай, что из него вырос нынешний Чемпионат, — прервал шефа Бобров.

— Это ты к чему? Что нет худа без добра?

— Ну, в добре того, что сейчас происходит я, как минимум, не уверен. А футбол наш выглядит пиром во время холеры. Но вот нашу страну если брать, наш народ. Да-да, и твой татарский тоже в «наш», безусловно, входит. Тут, наверное, другого выхода и не было — рассыпалось и рвалось всё давно. Но, кажется, что шанс на Возрождение лезет к нам в руки. Не обжечься бы только…

— Кажется, «Возрождение» ваше движение и называлось? Тогда, в восемнадцатом?

— Да, почило оно в бозе тогда.

— Я тут подумал (перевожу тему), что надо бы движение общественное создать на базе клуба.

— Тимур! Это ж откровенная тогда политика начнётся. Народ оттолкнёшь! Многие бегут от этого к нам как раз. А тут и мы им ласковые речи начнём в уши лить. Устало отмахнутся, и пойдут наши планы все прахом.

— Ой, зануда! Политика политикой, а я для другого! Уже как-то проблематично напрямую через клуб проводить все наши акции и «разъяснения». А тут будет узкое направление. Люди специальные будут (немного и наших идей, конечно), мы будем меньше отвлекаться, лишь координировать. То есть общественная работа с болельщиком, не более. А игроки, ты, конечно (тебе, как всегда, главная роль — не спорь, тут уж ничего не поделаешь), иногда лишь выступать будете.