Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле Страница 63

Приникнув с несколькими добровольцами к нижнему иллюминатору, Харрул тщетно вглядывался во тьму внизу, пытаясь не думать о той силе, которая стремится раздавить их отважное суденышко, словно лапа элефанта, мифологического зверя бескрылых, скорлупку муравьинного яйца.

Сперва тьма становилась лишь гуще, но пока еще что-то можно было разглядеть, Харрул дважды замечал какое-то неясное движение рядом с батискафом, а однажды нос к носу с ним в иллюминатор уперлась тупая и злобная рыбья морда. Харрул, как и остальные, отпрянул от стекла, но рыбина, похоже, испугалась не меньше их и исчезла почти сразу.

Тьма сгущалась, но через некоторое время Харрулу показалось, что он видит слабое свечение на самом дне. Пятно света росло и росло до тех пор, пока взгляду притихших молодых махаонов не открылась величественная и прекрасная картина.

Прозрачные стены огромных четырехгранных хрустальных пирамид (их было пять), казались такими тонкими и хрупкими, что не верилось, что в действительности они противостоят навалившемуся на них поистине чудовищному давлению воды. Харрул знал, что перейти из одной пирамиды в другую можно было через тонели, прорубленные еще глубже – в каменистой земной коре. Но этих переходов, само-собой, видно не было, и пирамиды казались обособленными друг от друга драгоценными кристаллами, нечаянно оброненными в воду великанами древности, или же выросшими сами по себе.

Невозможно было заставить поверить себя в то, что эти светящиеся громадины – дело рук маленьких теплокровных бабочек. Но чем ближе опускался батискаф к строениям, тем больше деталей можно было разглядеть внутри. Было, например, видно, что пирамиды разделены на ярусы горизонтальными прозрачными плоскостями. А вскоре стало возможным увидеть и крошечные фигурки бабочек, чаще не летающих, а, за отсутствием достаточного для полетов пространства, передвигающихся пешком – в кущах обильно произрастающей на ярусах зелени.

Харрул ощутил гордость за своих соотечественников… Да и за себя: ведь ему и самому приведется участвовать в строительстве еще семи предусмотренных планом пирамид.

Батискаф опустился на самое дно, на ровную площадку между пирамидами, так, что окружность слегка выдающегося из корпуса нижнего иллюминатора пришлась точно в углубление того же диаметра. Раздалось сочное гудение, и иллюминатор, который был одновременно и крышкой люка, стал отвинчиваться под действием находящихся снаружи механизмов. Затаив дыхание, пассажиры батискафа наблюдали за этим процессом…

Наконец крышка провалилась вниз, с легким хлопком установился баланс давлений, и в проеме люка показалась седая голова пожилого самца. Оглядев вновьприбывших, он усмехнулся:

– Я – Дент-Зайлар, ответственный за ваше распределение. Спускайтесь за мной. – И голова исчезла.

Едва новобранцы очутились в Океанополисе, как тут же их развели по местам работ. Никто здесь не собирался тратить свое время на то, чтобы водить их из купола в купол в качестве праздных зевак… В курс дела им предстояло входить самостоятельно.

К магме с полонием пробивались, буря скважины прямо под пирамидами. Хотя наличие этого вещества именно в этом месте пока что и было лишь предположительным. Бурение шло круглосуточно, но реального результата пока не наблюдалось.

Харрул быстро втянулся в работу, тем паче, что была она скорее увлекательной, нежели тяжелой. Его молчаливый, но улыбчивый напарник Дент-Наймар управлял подводным вездеходом, сам же Харрул, вставив руки в специальные отверстия, распоряжался движениями наружных манипуляторов, при помощи которых подгонял друг к другу и скреплял между собой прозрачные блоки новой пирамиды.

На его объекте работало семь таких машин, и Харрулу было приятно замечать, что изо дня в день груда строительных материалов мало-помалу приобретает определенную стройную форму. Но в еще больший восторг приводили его живые организмы, которыми кишело дно. Когда-то давным-давно бескрылые, убив самих себя, прихватили в небытие и большинство сухопутных видов животного царства. Более того, они уничтожили и самою сушу, оставив бабочкам лишь ничтожный клочок ее… Но, похоже, трагедия почти не коснулась морских недр.

Тысячи видов водорослей, корралов, моллюсков, головоногих и рыб окружали строителей Океанополиса, поражая их великолепием красок, разнообразием форм и не обделяя своим вниманием ни единого движения вездеходов. Некоторые из них пробовали машины на ощупь, а то и на зуб, но, убедившись, что расколоть хитинопластовый панцирь невозможно, быстро теряли к ним интерес…

Если бы Харрул своими глазами не видел всего этого удивительного многообразия, он никогда не поверил бы в то, что оно возможно. В своей изобретательности природа дошла, например, до того, что создала рыбу, к голове которой был приделан небольшой фонарик!.. Иногда Харрул жалел, что своей строительной специальности не предпочел профессию гидробиолога.

Нравился Харрулу и тот нарочитый аскетизм, котрый буквально во всем проявляли отважные подводники. Он напоминал порядки Города махаон древности, о которых он знал из мнемолитературы. Каждый тут имел свое место и свою задачу, о развлечениях и отдыхе, напротив, не вспоминал никто… Ему, как ни странно, нравилось даже то, что тут он не мог летать. Это было романтично: не летать в банальном лазоревом небе, а ползать по беспросветному дну океана…

Он строил. Большая же часть жителей подводного города занималась бурением скважин на участках предполагаемых залежей полония. Поначалу Харрул не мог привыкнуть к непрекращающейся легкой вибрации стен пирамиды, но вскоре перестал замечать ее, и позднее, уже на суше, он нередко ловил себя на том, что не может заснуть именно от того, что неосознно пытается уловить привычную дрожь жилища.

Тут не происходило смены дня и ночи, и отсчет времени был достаточно условен. Вскоре Харрул уже не мог ответить даже самому себе, как долго он находится здесь. Порой ему казалось, что именно на дне океана он провел всю свою жизнь, а суша, родительское гнездо – не более, чем фантастические сны… Тем удивительнее ему было узнать, что с момента его прибытия сюда и до появления очередной партии добровольцев прошел всего лишь месяц…

В этой-то партии и спустилась в Океанополис та юная светловолосая зеленоглазая самка, на которую он обратил внимание на площади, возле цитадели Внука Бога, и которую уже успел позабыть.

Он увидел ее, когда новички, с любопытством таращась во все стороны и благоговейно перешептываясь, цепочкой шли по соединительному подземному коридору за старейшиной Океанополиса Дент-Зайларом. Сам Харрул как раз собирался на смену и шел в обратную сторону – к шлюзам. Его глаза встретились со взглядом самки, и он остолбенел. А та, неожиданно улыбнувшись ему, приветливо помахала рукой.

Неужели там, на суше, она тоже приметила его?

Он ответил ей дружеским жестом и вдруг понял, что прелестная девушка смотрит на него не столько с интересом, сколько с нескрываемым восхищением. «Нет, – понял он, – она не заметила его на суше, среди таких же доброволцев, как и она сама; там он ее не заинтересовал… А сейчас она приняла его за подводника-старожила… Что ж, он не будет ее разубеждать».

…По специальности Шиан была клаустроботаником, то есть занималась выращиванием растений в условиях герметично замкнутого помещения. Зелень в ярусных оранжереях требовала ухода, и штат ботаников в Океанополисе был довольно велик. Харрулу не составило труда выяснить, к какой из оранжерей прикомандировали Шиан, и вскоре он «случайно» столкнулся с ней. Девушка явно обрадовалась встрече, они разговорились, а затем стали видеться ежедневно.

Наблюдая за ними, коллеги не раз подшучивали над его стеснительностью. Еще наверху, на суше, Харрул много раз слышал о том, что во взаимоотношениях с противоположным полом аскетизм подводников выражается в крайней, почти циничной, простоте. Считалось, что на ухаживания тут времени нет, и если самка нравится самцу, он просто предлагает ей переселиться в его спальную ячейку. Но если та отвечала отказом, самец должен был раз и навсегда оставить свои притязания.

Харрул был бы рад воспользоваться этой удобной традицией, и часто, оставаясь в одиночестве, он на разные лады повторял: «Шиан, а не пора ли нам начать жить вместе?..», «Шиан, мы уже давно не личинки, и моя плоть требует тебя…» Однако что он станет делать, если вопрос этот окажется преждевременным, и она ответит отказом? Стоило им встретиться вновь, как его решимость улетучивалась, и он лепетал что-нибудь вроде: «Ты обещала показать мне магнолии на шестом ярусе…» И они отправлялись на очередную экскурсию.

Но однажды этот порядок нарушила сама зеленоглазка. «Мимозы?! – насмешливо воскликнула она в ответ на его предложение глянуть на эти цветы. – Хорошо! Я не против. Но учти, если ты прямо сейчас в конце концов не возьмешь меня, я отыщу для этой цели кого-нибудь другого. Я не собираюсь возвращаться на сушу девственницей».