Сет Грэм-Смит - Авраам Линкольн Охотник на вампиров Страница 10

Это кричали они.

2. Две истории

И теперь, если мы выбрали курс, не к ложной, но к чистой, безупречной цели, мы должны верить в Бога и идти вперед, без страха, с мужеством в наших сердцах.

Авраам Линкольн, послание Конгрессу

4 июля 1861 г.

Если Томас Линкольн и делал такое, что заставило бы его детей хоть немного ожить после смерти матери, если он спрашивал, как они себя чувствуют, либо сам делился с ними тяжестью своего горя, то этому не осталось никаких свидетельств. Такое ощущение, что следующие после ее похорон несколько месяцев он провел в абсолютной тишине. Просыпался до рассвета. Варил себе кофе. Ковырялся в тарелке с завтраком. Работал до сумерек и (гораздо чаще, чем каждый второй вечер) напивался до оцепенения. Краткое славословие на ужин было единственное, что в то время Эйб и Сара слышали от него.

Господь, за милость на миру,

За хлеб тебя благодарю.

Рукой святою я храним

И благо быть слугой твоим.

Однако, не взирая на все его недостатки, Томас Линкольн обладал тем, что старики называют «мозгА». Он понимал, что ситуация безвыходная. Он знал, что в одиночку не потянет семейное хозяйство. Зимой 1819-го, через год после смерти Нэнси, Томас внезапно объявил, что должен уехать на «две недели, или три» — и что, когда он вернется, у детей появится новая мать.

Он застал нас врасплох, учитывая, что мы слышали от него в течение года едва ли несколько слов, и потому не сразу поняли, что он имел в виду. Была ли у него на примете конкретная женщина, он не сказал. Я бы не удивился, узнав, что он полагается на объявление в газете, или просто будет ходить по улицам Луисвилля, делая предложение одиноким дамам. Уже ничто, уверен, не смогло бы меня удивить.

Ничего не сказав Эйбу и Саре, Томас имел конкретный план — знакомство с не так давно овдовевшей дамой из Элизабеттауна (там, где тринадцать лет назад впервые заприметил Нэнси). Он хотел по-простому, без предупреждения прийти к ней, предложить выйти замуж и забрать ее с собой в Литтл Пайджн Крик. Вот и все. В этом и состоял его план.

Для Томаса эта поездка была примечательна прекращением его молчаливого горя. Для девятилетнего Эйба и одиннадцатилетней Сары — то, что они впервые остались одни.

На ночь посреди комнаты мы оставляли горящую свечу, укрывались с головой одеялами и переставляли отцовскую кровать к двери. Я не знаю, от чего мы хотели защититься, но чувствовали, что будет лучше сделать именно так. Мы пролежали до поздней ночи, вслушиваясь в каждый звук. Дикие звуки. Далекие звуки, приносимые ветром. Потрескивание веток, похожее на шаги вокруг дома. Мы тряслись под своими одеялами, пока не догорела свеча, затем долго спорили шепотом — кому покидать укрытие и зажигать новую. Когда отец вернулся, то задал нам хорошую взбучку, что сожгли так много свечей за столь короткое время.

Томас сдержал слово. Когда он вернулся, его сопровождал фургон. В нем было все земное богатство (или все более-менее стоящее из вещей) их новоиспеченной родственницы Сары Буш Линкольн и ее троих детей: тринадцатилетней Элизабет, десятилетней Матильды и девятилетнего Джона. Для Эйба и его сестры вид фургона, до краев заполненного мебелью, часами и посудой было подобно тому, что некоторые зовут «сокровищами махараджи». У новой миссис Линкольн вид этих босоногих, в некотором смысле, грязных детей, вызвал потрясение. Они были раздеты и выскоблены добела лишь к наступлению темноты.

Двух мнений быть не может — Сара Буш Линкольн была женщиной четкой. У нее были глубоко посаженные глаза и узкое лицо, и вместе они придавали ей какой-то вечно голодный вид. Лоб был высоким и казался еще выше оттого, что ее жесткие русые волосы были зачесаны назад и стянуты в тугой узел на затылке. Она была костлявой, чуть кривоногой и у нее отсутствовали два нижних зуба. Но вдовец без перспектив, не имеющий доллара за душой вряд ли мог позволить себе разборчивость. Не могла и женщина с тремя детьми и кучей долгов. Это был хорошо продуманный, по сермяге, добротный союз.

Эйб приготовился возненавидеть мачеху. С того момента, как Томас обнаружил свои намерения жениться, его сын принялся измышлять планы, как извести ее. Для начала он решил найти в ней кучу недостатков.

Потому обескуражило, что она оказалась человеком добрым, нестрогим и бесконечно нежным. Нежность проявлялась, главным образом, в том, что за мной и моей сестрой признавалось право навсегда оставить в наших сердцах место для мамы.

Как и Нэнси до нее, новая миссис Линкольн поддерживала страсть Эйба к книгам и решительное желание учиться. Среди имущества, привезенного ею из Кентукки, нашелся и справочник Уэбстера, который оказался золотым колодцем для не посещающего школу мальчика. Сара (которая, как и ее новый муж, была совершенно необразованной) часто просила Эйба почитать из Библии после ужина. Он с удовольствием баловал свою новую семью отрывками из «Коринфян» и «Царей», о мудрости Соломона и глупости Навала. С тех пор, как не стало матери, его вера окрепла. Он любил представлять, как она смотрит на него с небес, перебирая его редкие коричневые волосы своими ангельскими пальцами. Защитит его во время опасности. Утешит во время нужды.

Эйб также проникся симпатией к своим сводным сестрам и брату, особенно к Джону, которого прозвал «генералом» за любовь к военным играм.

Я не мог долго стоять на ногах, Джон же не мог долго стоять на одном месте — все у него сразу либо превращалось в поле боя, либо поле боя создавалось совместно с другими ребятами, которые, в независимости от их числа, неминуемо были окружены и разбиты. Всегда требовал от меня бросить книги и присоединиться к веселью. Я отказывался, и это так его расстраивало, что он обещал сделать меня капитаном или даже полковником. Обещал делать за меня всю самую нудную работу, если соглашусь. Упрашивал до тех пор, пока у меня уже не оставалось выбора, кроме как оставить покой дерева, где обыкновенно читал, и предаться безудержному бегу. В то время я считал его кем-то вроде простофили. Теперь же я понял всю его мудрость. Для мальчишки гораздо важнее книг просто быть мальчишкой.

На одиннадцать лет Сара подарила Эйбу маленькую, переплетенную в кожу тетрадь (хоть Томас и возражал). Она заработала эти деньги уборкой и стиркой одежды мистера Грегсона, старика, живущего по соседству, чья жена ушла годом ранее. Книги для подобных семей находились где-то на границе между достатком и бедностью, но такие тетради были действительно роскошью — особенно для мальчишек. Только она могла вообразить счастье Эйба от такого подарка. Не теряя времени на обдумывание, он решил сделать первую запись в тот же день, как получил его.