Игорь Каплонский - Ангелы Монмартра Страница 11

– Всё готово!

Мадам Донадье покинула убежище и едва не столкнулась с радостными рабочими, которые тащили к грузовику кучу смятых картонок. Надо полагать, щедрость заказчика превзошла их ожидания.

Уже спускаясь, женщина придирчиво осмотрела деревянные перила по обе стороны неширокой лесенки. Затем заметила мерцающий внизу красноватый свет.

Дежан поднимался навстречу.

– Прошу вас, – изысканно поклонился он. – Закройте глаза и готовьтесь увидеть чудо. Ведь мы, люди, должны удивлять друг друга… хотя бы иногда.

– Вы правы, – согласилась мадам Донадье. – Уже зажмурилась. Ведите осторожно.

Одиль почувствовала, как ее взяли под локоть.

– Теперь можно смотреть! – произнес Дежан, когда под ногой женщины скрипнула последняя ступенька.

Но мадам Донадье открыла глаза не сразу: ей понравился сам процесс игры, ощущение чего-то необыкновенного и очень приятного. Как в детстве…

Вначале она не поняла, что именно находится перед ней. И испугалась.

В тусклом сиянии свечей, на напряженных, словно перед прыжком, львиных лапах, стоял сверкающий грифон. Изогнутая шея естественно переходила в широкую, покрытую ровными рядами перьев, грудь. Массивная голова чуть приподнималась вверх. Крючковатый клюв открылся в готовности поразить незримую жертву. Сильные крылья прижимались к бокам. Хвост с мохнатой кистью на конце обвивал задние лапы.

Однако в чудовище что-то было не так. Оправившись от потрясения, мадам Донадье, наконец, поняла что именно.

У грифона отсутствовала спина. И… он был полым внутри.

– Там, откуда я родом, – заговорщицки произнес Дежан, – есть традиция обмывать приобретение, чтобы вещь долго и исправно служила владельцам. Я заказал бутылку шампанского.

– Это… ванна?! – выдохнула мадам Донадье.

– Ну что вы! – улыбнулся Дежан. – Это настоящий скифский грифон.

– Занятно. А сливное отверстие у него…

– По моей просьбе мастер сделал слив между передними лапами, – Дежан смутился. – Я объяснил ему, что это подарок для дамы.

– Тактично с вашей стороны, – кивнула хозяйка. – Благодарю за подарок. Работа тонкая и выполнена со вкусом.

– Ванна отлита по моим эскизам. Она чугунная и покрыта снаружи бронзовой пылью. Надеюсь, прослужит много лет.

– Париж начинает смывать грехи, – улыбнулась мадам Донадье. – Чистота снова в моде. Вы не даете мне отстать от современных увлечений.

– Например, Модильяни моется в тазу, а Пикассо по слухам тоже завел ванну на Монпарнасе, – с воодушевлением поддержал ее Дежан. – Представьте, говорят, он расположил ее на втором этаже, а воду поднимает в ведрах на веревке прямо в окно!

– Это ваши приятели? Кажется, художники?

– Насчет приятелей – вряд ли, – он пожал плечами. – Но живописцы очень и очень интересные.

– Ну, вот, – кивнула мадам Донадье. – А куда вы денете свой таз? Отдадите кому-нибудь из знакомых?

– Думаю, да, – пожал плечами Дежан. – К примеру, я давно собирался посетить «Бато-Лавуар» и «Улей». А право испытать этого грифона я уступаю даме. Хочется сделать вам небольшой праздник. Вы не против?

– Охотно помогу в испытании, – рассмеялась мадам Донадье. И подумала, что ее постоялец, невзирая на отталкивающую внешность, человек милый. Очень милый и немного наивный рыцарь. – Только давайте перенесем это ближе к вечеру: много домашних дел…

– Конечно-конечно! Я не спешу. И всё же предлагаю выпить шампанское. Кажется, лёд в ведерке уже подтаял.

Двумя часами позже, с душой, потеплевшей от двух бокалов шампанского и приятной беседы с мадам Донадье, Анжелюс Дежан поднялся к себе. Он занимал две комнаты второго этажа. Первая – гостиная с круглым дубовым столом, тремя стульями и задвинутым в угол большим бюро, выходила окном на восток. Шторы были желтые, почти прозрачные, а потому не сдерживали жаркие лучи летнего солнца. Под окном стояли два горшка с фиолетовыми соцветиями перуанских гелиотропов – гордостью мадам Донадье. В обязанности Дежана как постояльца входила поливка; обрезкой верхушек занималась сама хозяйка.

Вторая комната была заметно больше, с темно-красными, почти коричневыми, занавесками и объединяла в себе спальню и мастерскую. Мадам Донадье нравилась аккуратность Дежана, поэтому она смотрела сквозь пальцы на соседство кровати с холстами, масляными красками и олифой. Рядом с окном стоял платяной шкаф, который занимал едва ли не пятую часть комнаты. В нем висели костюмы: три одинаковых черных сюртука с тремя парами брюк того же цвета, песочный пиджак и белая английская пара в темную продольную полоску – для выходных. На шляпной полке покоились два цилиндра, соломенное канотье с желтой лентой и кремовый котелок. Решив, что мебель в мастерской также должна служить искусству, Дежан иногда использовал дверцы шкафа: вывешивал на них холсты для просушки.

Сегодня Анжелюс хотел полентяйничать. Он лег на кровать поверх вышитого покрывала и закрыл глаза.

С утра художник удивлялся легкому чувству тревоги. До сих пор всё было как-то неестественно хорошо и безоблачно. Но теперь созревает некое событие, которое изменит жизнь. Он волновался, размышляя, что принесет ему неожиданная и наверняка не слишком желательная перемена. Жить, заниматься живописью, думал он, отчего же не делать это спокойно в уютном домике на солнечном Холме? Всё так ладно сложилось, почти идиллия, но не хватает одной детали, не хватает… красного авто, летящего к закату…

…В то же мгновение Анж увидел красное такси с высоким, как у кареты, верхом. Оно пронеслось мимо с пугающей скоростью. Но художник успел рассмотреть женскую ладонь, затянутую шелком алой перчатки. И эта ладонь отчаянно билась в стекло изнутри салона. Такси летело вниз по склону к полной колышущихся теней бездне – бесшумно, призрачно, неотвратимо. Сознание Анжа пронзила мысль: за рулем никого нет!..

– Ее же убивают! – закричал Дежан, и голос его вонзился в безразличное небо. – Всеми именами всех богов заклинаю: смерти не бывать!

И красное такси замедлило полет.

Зато начала оживать разбуженная криком бездна. Нечто вязкое потянулось из провала, осторожно ощупало автомобиль и снова потащило его вниз. Колеса с едва слышным шорохом скользнули по пыли и застыли в воздухе. Анж понял, что в споре с бездной неминуемо проиграет.

Машина плыла над дорогой, желтые спицы колес не вращались. Кулачок в алой перчатке бессильно прижимался к стеклу. В салоне было темно, и Дежан не мог увидеть лица пленницы. Он знал: если позволить бездне заглотить жертву, тогда придет конец ему самому, картинам, надеждам, солнцу, Холму, миру…

Художнику остро хотелось заглянуть в бездну. Теперь то темное и живое, что было в провале, приближалось к такси: впереди, совсем близко, миллионами причудливо изогнутых ветвей колыхался древний лес.