Дмитрий Герасимов - Крест в круге Страница 16

– Вот и женись на мне, мой товарищ, – перебила Назима с жаром и неожиданно ухватила пальцы гостя своей ладонью.

Мужчина вежливо высвободил руку и опять откашлялся:

– Мне лестно ваше внимание, апа. Вы красивы и можете осчастливить любого достойного человека. А я… Я уже женат. И счастлив в браке. Моя жена…

– Ее зовут Гульбахор? – быстро спросила женщина.

– Да, – растерянно ответил гость. – А откуда вы…

– Посмотри на меня, мой товарищ! Разве я не лучше? Разве не красивее?

Мужчина почувствовал, что начинает злиться. Он взял папку со стола, сунул ее под мышку и направился к дверям. У порога он обернулся.

– Подумайте над тем, что я вам сказал, апа… Подумайте.

– И ты подумай над тем, что я сказала, мой товарищ, – ответила Назима. Улыбка исчезла с ее лица, а глаза вдруг стали еще чернее. – Приходи ко мне сразу после похорон. Я буду ждать тебя. Ты испытаешь со мной блаженство, о котором даже не смел мечтать.

Мужчина секунду помедлил, словно соображая, что ответить, потом надел кепку и быстро вышел. За ним, ухмыляясь, покинули дом и красноармейцы.

Как-то ночью, спустя неделю после этого возмутительного разговора, мужчина ласкал в постели свою жену Гульбахор. Он облизывал ее соски, шею, щекотал языком ухо, как вдруг почувствовал, что жена перестала отвечать на его ласки. Она уперлась обеими руками ему в грудь и застыла в испуге, пытаясь разглядеть что-то в его лице.

– Что с тобой, джаном? – спросил муж, переводя дыхание.

– Язык! – выдохнула она и еще сильнее уперлась ему в грудь кулаками. – Что с твоим языком?!

– А что такое? – не понял мужчина. – Тебе не нравятся мои поцелуи?

Он игриво высунул язык и вновь попытался приласкать жену. Но она закричала в ужасе, дернулась всем телом, высвобождаясь из его объятий, и, скатившись с постели на пол, судорожно переползла в другой конец комнаты. Ничего не понимая, охваченный страхом мужчина вскочил с кровати:

– Да что с тобой?!

Голая женщина сидела на полу и испуганно жалась спиной к ножке стола. Она в ужасе таращилась на мужа и едва могла говорить.

– Твой язык… Он… Он – как у змеи! Он тонкий, длинный и раздваивается на самом кончике!

Мужчина почувствовал приступ бешенства.

– Что ты болтаешь, несчастная?! Ты сошла с ума?

Он попытался подхватить женщину под руки, но она забилась в истерике:

– П-пусти меня! Помогите!

Ему требовалось больших усилий, чтобы удержать жену. Она вывернулась из его объятий и опять соскользнула вниз, увлекая со стола скатерть. С гулким стуком на пол посыпались коробочки из папье-маше, чернильница с перьями, мраморный бюстик Маркса и стальные длинные ножницы. Женщина схватила их и в отчаянии вонзила в ногу разъяренному мужу. Он взвыл от боли и ударил ее кулаком в лицо. Гульбахор упала навзничь, не выпуская ножниц из рук.

– Дура! – орал он, корчась посреди комнаты.

Из рваной раны хлестала кровь. Мужчина шумно опустился на пол, подвывая и матерясь.

– Сумасшедшая!

Но женщине словно придали сил. Она вскочила на ноги и бросилась на мужа, норовя ударить его ножницами в лицо. Он отпрянул назад и обеими ногами оттолкнул от себя обезумевшую жену. Гульбахор упала, громко стукнувшись головой об пол. Вскрикнула и затихла.

Первые рассветные лучи, несмело раздвинувшие застиранные занавески, скользнули по остывающему голому женскому телу, лизнули черную лужу на полу и отпрянули испуганно от мраморного бюстика Маркса, торчащего из пробитого виска.

Мужчина был безутешен. Сразу после похорон он закрылся в доме и пил несколько дней кряду в полном одиночестве. По ночам в тревожной тишине, дрожащей в белом свете огромной луны, до соседей доносились его сдавленные рыдания.

Утром пятого дня он побрился, надел свой льняной костюм-тройку, зарядил маузер и отправился в аул к дому «черной вдовы». Он постучался в ее дверь, сняв оружие с предохранителя и направив ствол прямо перед собой. Когда Назима появилась на пороге, холодная сталь уперлась ей в лоб. Огромные черные глаза не выразили ни испуга, ни удивления. Она обнажила белоснежные зубы и произнесла спокойно:

– Проходи, мой господин. Отныне ты – дома…

Они расписались через неделю в Городском совете.

Очень скоро молодая семья поселилась в бывшем доме иранца, отобранном у Назимы новой властью и этой же властью возвращенном. Должность мужа предполагала хорошие условия жизни. Прежние соседи опять смотрели на «черную вдову» с ненавистью и завистью.

– Не пропадет в жизни! При всех властях устроилась!

– А новый муж-то, слыхали, свою прежнюю зарезал! Или задушил!

– Да нет! Говорят, она покончила с собой…

– А сколько лет этой Назиме?

– Да уж скоро полвека, наверно.

– Женщины! Она ведь не стареет совсем!

– Ведьма!

А «черная вдова» стала постепенно выходить в свет. Она появлялась с начальственным мужем почти на всех торжественных мероприятиях. Ее черные глаза сверкали на банкетах и митингах. Она присутствовала на открытии музеев и институтов, на закладке первого камня строительства авиационного завода, про нее шептались за спинами хлопкоробов и заводчиков племенных жеребцов.

Однажды вечером, вернувшись с очередного заседания, на котором утверждали план мероприятий по празднованию 10-летия Советского Туркестана, уставшие супруги, даже не поужинав, стали готовиться ко сну. Назима разбирала постель, а муж вышел в сад покурить. Вдруг в темноте между деревьями он заметил чью-то фигуру. Какой-то человек стоял возле мраморной купальни и пристально смотрел на дом.

– Кто здесь? – с начальственными нотками в голосе спросил мужчина и отбросил папиросу.

Странная фигура не двинулась с места. Она лишь повернула голову на голос и осталась недвижимой. Мужчина сделал несколько шагов в глубь сада и остановился в нерешительности. Странный холодок пробежал между лопатками. Теперь он отчетливо видел силуэт незнакомца, застывшего возле купальни, и ему почудилось что-то знакомое в фигуре ночного гостя.

– Что вам нужно? – крикнул мужчина и машинально потянулся к боковому карману.

Незнакомец сделал, наконец, шаг в сторону дома, и слабая луна выхватила из темноты черный платок и длинное, тяжелое платье. Женщина протянула руку и поманила мужчину к себе. Но тот буквально окаменел от ужаса. Он хватал воздух ртом, словно шершавые сумерки царапали ему легкие, и во все глаза таращился в темноту сада.

– Гульбахор? – прохрипел он. – Ты? Зачем?

Женщина опять поманила его рукой, потом неспешно повернулась и двинулась в тревожную глубину ночи. Складки ее платья шевельнулись с громким шорохом, и деревья сада вздрогнули от внезапного порыва ветра. Мужчина пошатнулся, ухватился обеими руками за ствол молодого кипариса, боясь потерять сознание, и как загипнотизированный смотрел на удаляющуюся фигуру своей первой жены. Ему было страшно вновь произнести ее имя.