Ярослава Лазарева - Любовник роз Страница 17

– А это продается? – чуть охрипшим от непрошеного волнения голосом спросил он.

Клод глянул на дисплей, его улыбка стала мечтательной. Он взял планшет из рук Виктора. Тот заметил, что краски энергетического поля вокруг художника начинают резко меняться. Зелень темнеет, появляются красные и голубые переливы. Но фиолетовых почти не остается.

«Это не абстрактная модель, – решил Виктор, – не воплощенная мечта, а реальная девушка».

Он сосредоточился на своих ощущениях, не спуская глаз с поля, окружающего Клода.

– Так что? Картину можно купить? – улыбнувшись, повторил он вопрос.

– Любую другую, – после паузы ответил Клод. – Эту хочу оставить себе!

– Знакомая? – осторожно спросил Виктор.

– Это Лиза, – прошептал художник и закрыл глаза.

– Кто?! – вырвалось у Виктора.

Волнение заставило колотиться сердце. Он глубоко вздохнул, быстро взяв себя в руки и машинально отметив, что реагирует на это имя неадекватно и без всякой причины. Лиза, его школьная любовь, давно забыта. Прошло десять лет, он многое переосмыслил. И уже давно понял, что его «первая любовь» была всего лишь фантазией, подпитанной буйными эмоциями на фоне гормональной бури. За эти десять лет он даже ни разу не попытался встретиться с Лизой или хотя бы найти в соцсетях, чтобы узнать, как она поживает. Тогда на мосту он будто отрезал эту часть своей жизни, мир разделился на «до» и «после», и Виктор никогда не переступал черту.

«А вообще, дурак я! – промелькнули мысли. – Давно бы надо встретиться, просто посмотреть ей в глаза. Интересно, что с ней стало, как сложилась ее жизнь после школы!»

– Этот портрет дорог мне, – после паузы сказал Клод. – Но вижу, что ты сильно им заинтересовался. Неужели так хорош? Мне всегда казалось, что я пристрастен, слишком много личного я вложил в эту картину!

– Я так и понял, – мягко ответил Виктор. – А портрет действительно тебе удался. На мой взгляд, шедевр! Нежное, воздушное, неземное создание и на таком романтическом фоне! Думаю, любой мужчина захотел бы украсить свой дом такой картиной. Но если ты не можешь расстаться с портретом, то настаивать не буду.

– Любимое творение, – тихо произнес Клод. – С таким всегда трудно расстаться. К тому же я так редко бываю доволен своими работами. А этой да!

– Я не удивлен! Сама нежность…

– И написан не так давно, уже здесь, в Венеции. Знаешь, пожалуй, мне нужно продать его! – нервно произнес Клод. – А то я будто застрял… возможно, поэтому и начался творческий кризис. Я будто не могу перепрыгнуть собственную планку, такой она кажется высокой.

Его буквально затопило волнами густо-фиолетового цвета. Виктор поморщился от мрачной безысходности чужого поля, накрывшего и его. Он умел защищаться и моментально выставил непроницаемый экран между собой и художником. Но чужие эмоции успели войти в него, даже начало тошнить. И Виктор встал. Он направился к морю, ощущая, как волны депрессивной энергии еще какое-то время цепляются за него, словно липкие лапы голодного чудовища. Но вот он у кромки воды, ветерок овевает лицо, разум проясняется, чужая энергия начинает рассеиваться.

Виктор обернулся. Ему хотелось уйти, инстинкт гнал прочь от нового знакомого, но он не мог оставить «клиента», не отработав до конца его случай. Клод все так же сидел на скамейке. Он смотрел на Виктора, лицо выглядело удивленным, волновое поле чуть обесцветилось и уже не было таким угрожающе фиолетовым.

«Я должен вернуться, – приказал сам себе Виктор. – И довести дело до конца. Конечно, я отправил инфу на него в базу, и она уже у Идриса, если что, он меня всегда подстрахует. Но никто не давал мне права бросать суицидника. Я должен!»

И он натянул на лицо улыбку и отправился к скамье. Клод начал улыбаться в ответ, его аура засияла зеленовато-бирюзовыми переливами.

– Что-то голова закружилась, захотелось подвигаться, – виновато сказал Виктор, подходя и садясь. – Наверное, много морского воздуха.

– Это да! – закивал Клод. – А ты когда приехал?

– Да с неделю как, – с улыбкой ответил Виктор. – А ты?

– Чуть больше месяца. Я решил пожить в Венеции, – охотно сообщил Клод. – Вообще я родом из Дижона, окончил Национальную школу изящных искусств, есть у нас такая и очень престижная!

– Сколько ж тебе лет? – удивился Виктор.

– Да уж двадцать два.

– Я думал, ты лет на пять моложе, – с улыбкой заметил Виктор.

– Это из-за моего свободного стиля… многие думают, что еще подросток! – сказал Клод. – Да и волосы вечно лохматые.

– Дижон… – задумчиво проговорил Виктор. – Да ведь там родился писатель Жак Казот! Я буквально сегодня получил в подарок антологию с его «Влюбленным дьяволом».

– Да, правда! – обрадовался Клод. – У нас был краткий курс по литературе, и о Казоте несколько лекций. Интересный писатель, своеобразный. Он впоследствии увлекся мистикой и каббалой и вошел в Орден мартинистов.

– Масоны, – прошептал Виктор, – как тесен мир! Multi multa; nemo omnia novit.

– Что? – удивленно спросил Клод.

– Не обращай внимания, это латинское изречение: «Многие знают многое, никто не знает все», – перевел Виктор и снова улыбнулся.

История Ордена была известна ему в кратком изложении высшего. Идрис рассказал, что ловцы появились намного раньше розенкрейцеров, и всем известный Орден Розы и Креста был своего рода ответвлением. Структура Ордена ловцов – низшая пятерка, высший, затем пятерка высших и над ними великий – была преобразована у розенкрейцеров в «мастеров», «подмастерьев» и «учеников», передающих тайны мастерства – сакральное знание – только посвященным. Появившиеся затем масонские ложи многое переняли и преобразовали. В настоящее время эти два движения обычно рассматриваются порознь, но посвященные знают, что масонство и розенкрейцерство – это две стороны одной медали. И только избранные в курсе, что фундаментом для обоих тайных братств служил Орден ловцов.

– Казот умер не своей смертью, – продолжил Клод.

Виктор не знал биографию писателя и сейчас предположил, что тот покончил с собой. Он внимательно глянул на собеседника, но фиолетовые волны почти совсем погасли.

– За осуждение революции он был казнен, – добавил Клод.

– Понятно, – после паузы ответил Виктор. – А я отчего-то подумал, что свел счеты с жизнью.

Произнеся ключевую фразу, он сосредоточился на художнике. Сейчас решалось многое. Он вышел на интересующую его тему.

– Странное предположение, – тихо заметил Клод и опустил голову.

– Для творческого человека, тем более такого талантливого, это в порядке вещей, – осторожно проговорил Виктор. – Примеров много. Плата за дар божий часто высока, и трудно смертному вынести испытания, которые Бог накладывает. И все это специально! Чтобы высечь искру из камня, необходимо сильно бить по нему.

Клод вскинул голову и внимательно глянул в лицо Виктора.

– Как ты правильно говоришь! – возбужденно произнес он. – Ты тоже творческий человек?

– О, нет! Бог не поцеловал меня при рождении! – ответил тот.

– Но ты же сказал, что приехал на Лидо за вдохновением!

– А ты думаешь, что оно нужно только творческим личностям? – резонно заметил Виктор.

– Наверное, ты прав… снова. Но откуда ты все знаешь? Кто ты? – не унимался Клод. – Еще полчаса назад я даже не подозревал о твоем существовании, а сейчас кажется, что ты близкий мне по духу человек, понимаешь все, тебе хочется верить и доверять.

– Так мы уже друзья! – с улыбкой заметил Виктор. – Забыл? Сам же добавил меня на страничке в фейсбуке.

Клод рассмеялся.

– Хорошо, раз ты так интересуешься, – продолжил Виктор, – то да, я знаю многое из того, что недоступно обычным людям.

– Я так и подумал! – обрадованно сказал художник и даже заерзал на скамье от волнения. – Ты необычный! Так кто ты?

– К примеру, я знаю, что происходит после смерти… – сказал Виктор.

Клод перестал улыбаться и сильно побледнел. Он смотрел недоверчиво, но в глазах было любопытство.

– Слышал когда-нибудь чешскую легенду о черной собаке? Весьма занимательное толкование того, что происходит с душами самоубийц.

Виктор замолчал. Художник начал грызть ногти, но тут же отдернул руки и опустил их на колени.

– Раз уж мы затронули тему суицидных наклонностей творческих людей, – спокойным тоном продолжил Виктор, – то на ум пришло именно это. По легенде душа самоубийцы превращается в черную собаку, и она неотступно бегает за своими близкими до тех пор, пока не придет земной срок ее естественного ухода. Представь, а если несчастный влюбленный покончил с собой? Тогда собака-душа будет там, где его возлюбленная. И придется ему наблюдать за тем, как она счастлива с другим. Наблюдать годами, десятилетиями. И он не сможет оторваться – так предопределено.