Александр Птахин - СУРОВАЯ ГОТИКА Страница 19

Уф… Прошкин энергично встряхнул головой, чтобы побыстрее избавиться от навязчивой картины, и тоже отхлебнул вина.

– А куда они потом делись? Масоны, я имею ввиду – после революции… – вопрос Прошкина прозвучал настолько по-детски искренне, что даже не выглядел глупым.

Феофан ехидно ухмыльнулся, и посмотрел на Прошкина как на клинического недоумка:

– Эмигрировали. В Париж. В Харбин. В Америку наконец!

– Что все? – засомневался перепуганный Прошкин.

Феофан тревожно развел руками:

– Как я могу знать? Сам я теперь далек от масонства. В былые времена мне случалось несколько раз посещать подобного рода собрания – безусловно, с ведома Патриархии, так сказать с благой целью изучения сего феномена. Масонство не однородное движение. В нем есть множество направлений, враждующие группировки, своя сложная иерархия и жестокая борьба за влияние внутри системы. Система эта весьма функциональна, способна к быстрой мимикрии и самовоспроизводству – поскольку привлекает множество власть имущих, в силу своей порочности, быстро шантажом и подкупом превращая их в агентов влияния, оттого на редкость жизнеспособна – в отличии от прочих эзотерических доктрин! У масонов нет ни национальности, ни семьи, ни патриотизма – только ценности братства значимы для них, оттого они умеют хранить свои мерзкие тайны. Однако из века в век подтачивают могущество братьев – каменщиков не внешние факторы – а свои собственные внутренние интриги. Но сегодня – этот социальный феномен уже не церковная юрисдикция… Заговоры, всяческие тайные общества теперь вашего ведомства, Николай Павлович, парафия! Хотя – это все тщета. Тщета и миф… не берите в голову – просто, я – старик, по своему скудоумию тут разболтался…

9.

Прошкин в дороге попытался, как мог, систематизировать обрывки собранной информации, собственные соображения – и теперь, хотя все еще с тяжелым сердцем, при каждом шаге постукивающем – «масоны, кругом масоны…», шел на доклад к Корневу.

Но Корневу было не до мудрствований и исторических экскурсов. В кабинете резко пахло нашатырем, валерьяновыми каплями, еще какими-то лекарствами, у стола стоял перепуганный фельдшер Управления Серега Хомичев и дрожащими руками наливал в мензурку вонючую коричневую жидкость. На столе рядом с пузырьками лекарств лежало несколько скомканных белоснежных носовых платков и мокрое вафельное полотенце – а в любимом кожаном кресле Корнева полулежал заплаканный, бледный и совершенно измученный собственной истерикой Баев, прикладывая ко лбу еще одно полотенце. Сам Корнев нервно ерзал на казенном стуле. Прошкин хотел внести рационализаторское предложение – отвесить Баеву пару оплеух для восстановления внутреннего равновесия, но промолчал, заметив нешуточную озабоченность начальника.

– У нас тут Николай Павлович – очередное ЧП, – серьезно начал Корнев, – иди Сережа. Александру Дмитриевичу уже лучше.

– Так вот, – продолжал он, – извлекая из сейфа бутылку армянского коньяка, продемонстрировал ее Баеву, и после его слабого кивка, налил им, всем троим, в чайные стаканы с мельхиоровыми подстаканниками, – у Александра Дмитриевича с дедушкой прямо таки беда…

– Давайте без эвфемизмов, – Баев залпом, как лекарство, выпил коньяк, – мой дедушка, Александр Августович фон Штерн – сегодня утром обнаружен мертвым. На берегу реки – в нескольких километрах от города. Он утонул. Если верить этому тупому белобрысому коновалу, который делал вскрытие – уже больше недели назад…

– Но как же такое может быть? – Прошкин тоже залпом выпил коньяк, хотя предпочел бы водку, – мы ведь вчера только его видели – живого и здорового…

– Я именно это уже несколько часов пытаюсь растолковать вашему руководителю! Что вы теперь скажете – Владимир Митрофанович – возможно я – действительно человек эмоционально неуравновешенный – но товарищ Прошкин – обладатель крепкой психики, к галюцинанциям не склонен. Словом – безнадежно нормальный человек… Нам, что одновременно от жары привиделось? Может, вы предпримите, наконец, хоть какие-то меры и пригласите другого врача? Я уверен, что дедушку отравили! Этот моральный урод Борменталь…

– Так ведь действительно – Генрих Францевич, тоже там был, и тоже видел фон Штерна, как и мы! Может подтвердить, – радостно сказал Прошкин.

Корнев неприязненно поморщился:

– Борменталя будем подавать в розыск, его нет ни в квартире, ни в управлении, ни в городе. Нет ни его вещей, ни его документов. Никто не видел, как он выходил из управления. Ориентировку готовят уже для рассылки. Можно подумать этот специалист, по чем там он у нас был, – в воздухе растаял.

Прошкин тихо присвистнул…

Метод социалистической дедукции

Корнев взял листок бумаги, карандаш и начал ровным, рассудительным голосом:

– Давайте проанализируем ситуацию, как – будто бы мы сами в ней не участвуем – а совершенно объективно – как обычные сотрудники НКВД, которые лично не знакомы ни с Николаем Сидоровичем, ни с Сергеем Никифоровичем, ни даже с товарищем Баламутовым… – значит, Баев уже успел нажаловаться на Корнева своим высоким покровителям – ничего себе знакомые у скромного специального курьера – товарищи Власик, да Круглов, отметил про себя Прошкин.

Баев сдержано всхлипнул и кивнул.

– Что вы вчера собственно видели с Прошкиным? Как высокий пожилой человек в очках пьет чай с другим человеком – которого мы знаем, как Борменталя. При этом лицо, обозначенное как Борменталь, называло собеседника – Александром Августовичем. Все. Прошкин фон Штерна до этого видел пару раз мельком. Борменталь – тоже мог его видеть впервые… А вы, Александр Дмитриевич, часто видели покойного фон Штерна?

Баев задумался, грустно и плавно, как восточные танцовщицы, покачал головой:

– Нет, всего раза три или четыре… Еще в Москве – папа отправлял меня к нему с поручениями…Уже после того, как дедушку пытались ограбить и убить. А здесь – перед похоронами отца, профессор меня даже в дом не пустил – просто наорал через дверь, что бы я убирался и все.

– То есть, уверенно утверждать, что вы бы легко узнали фон Штерна, мы не можем. Человек, которого вы видели вчера, беседующим с Борменталем мог не быть фон Штерном, а просто иметь с ним некоторое сходство, достаточное для мало знакомого человека, чтобы принять этого гражданина за фон Штерна. Подумайте – Александр Дмитриевич, может быть, вы сами видели, или отец вам рассказывал, о каких то приметах фон Штерна, которые позволят идентифицировать тело как Александра Августовича без ошибки?