Алексей Атеев - Тьма Страница 23

– Мать, жрать давай! – заорал Толик, едва открыл глаза. После того как он бросил пить, Картошкин стал поразительно много есть, чем умилял мамашу. В обычное время Толик едва притрагивался к хотя и не отличающейся разнообразием, но довольно вкусно приготовленной еде, в основном жареной картошке с соленой капустой или с огурцами.

– Все будет, вначале умойтесь, – ответствовала Картошкина.

Когда каждый, в соответствии со своими воззрениями на чистоту, привел себя в порядок, всех пригласили к столу. И хотя народу в доме значительно прибавилось, еды хватило на всех. Круглый стол пришлось раздвинуть, но и тогда он не смог вместить всего, что предлагалось на завтрак. Традиционная жареная картошка, само собой, присутствовала, но кроме нее на столе стояла масленка со свежайшим маслом, лежало десятка два вареных яиц, на тарелках имелись колбаса трех видов, ветчина и сыр, красная рыба, а в двух вазочках поблескивала красная и черная икра. На большом блюде навалом лежали бананы, апельсины, виноград и даже торчала колючая шишка ананаса.

– Кому чай, кому кофе? – возгласила мамаша.

– Откуда подобное великолепие?! – изумился Толик.

– Все он, – Картошкина указала на джинсового. – С утра, пока вы спали, куда-то ушел, а вернулся на машине. Шофер и выгрузил все это добро. Так что, пожалуйте к завтраку.

Присутствующие благоговейно воззрились на благодетеля, а тот вел себя, словно в этом изобилии не было ничего необычного.

– Чего глаза таращите? – с едва уловимой насмешкой спросил он. – Садитесь и ешьте. Кто хочет долго жить, должен хорошо питаться.

– Отродясь икры не ели, – заметил Славка, сооружая гигантский бутерброд из обеих разновидностей.

– Не ели, – подтвердил Валька. – А сейчас едим. Прогресс!

– А почему ты думаешь, что я хочу жить долго? – спросил Толик.

– Которые уже один раз умирали, после воскрешения обычно живут порядочно, – опередив нового кумира, сообщила Даша.

Шурик подтвердил эту мысль кивком.

Плацекин молчал, да в принципе и не мог ничего сказать, поскольку методично жевал хлеб с маслом и вареное яйцо. Однако изобилие стола потрясло и его. Хотя при наличии денег ничего в этом особенного не было. Вот только имелась во всем действе некая нарочитость, словно Шурик пытался продемонстрировать свои возможности. Вот только кому и для чего? Неужто этим маргиналам, ничего в жизни не едавшим вкуснее жареной картошки? Или ему, Плацекину? Но опять же, с какой целью? А возможно, ничего он демонстрировать не собирался. Просто есть деньги – вот и гуляет. Широкая, так сказать, натура. Для него не имеет значения – перед кем шиковать. Привычное состояние души.

Занятый своими мыслями, Плацекин не заметил, что Шурик едва заметно кивнул ему, словно прочитав мысли.

Примерно через полчаса завтрак закончился. Присутствующие наелись и напились до отвала. Они в свободных позах развалились на допотопных стульях, отчего те угрожающе потрескивали.

– Хорошо, – сыто рыгнув, заметил Славка. – Хаванина что надо!

– Напоролись от пуза, – поддакнул Валька, лениво пережевывая кусочек сыра. – Сроду так много не ел. Теперь опять на сон потянуло.

– Поэтому нужно прогуляться, – подсказал Шурик.

– Куда это? – Славке было явно лень двигаться.

– Да в церковь мы как будто собирались… Вот туда и направим стопы.

– Богу, что ли, молиться? – недоуменно произнес Славка. – Но зачем? Я лично ни в какого Бога не верю. А ты, Валька?

Братец неопределенно пожал плечами. Его телодвижения Славка счел за отрицание Творца, поэтому стал развивать свою мысль.

– В Бога кто сейчас верит? Старухи только. По привычке. – Он выразительно посмотрел на мамашу Картошкину. – Делать им нечего, вот по церквям и шляются. А что эта вера может им дать? – Славка с многозначительным видом развел руками. – Ничегошеньки! Молись не молись – дольше отпущенного не проживешь.

– Точно! – подтвердил Валька.

– Может, в тебе божественного больше, чем в ином святом, – заявил Славка, обращаясь к джинсовому. – Взял и оживил человека. Или вон этому, – он кивнул в сторону Плацекина, – помог. Рукой дотронулся, и он очухался. Вот это, я понимаю, чудесная сила.

– Богохульник ты! – с неожиданным для нее гневом произнесла мамаша.

– Да хоть горшком назови, только в печь не ставь, – захохотал Славка. – Вот на кого молиться нужно, – он указал на Шурика, – а не на эти картинки. – Новый жест в сторону висевших в красном углу икон.

– Кончай антирелигиозную агитацию! – вступился за мамашу Картошкин. – Да и вообще. Что ты в Боге понимаешь?!

– Может, ты понимаешь?!

– Да уж понимаю. Побольше твоего! Говоришь: Бога нет. А если есть?!

– Ты его видел?!

– Не видел, а осязал.

– Это как же?!

– Рассказывал уже…

– Это когда ты помер?

– Ну!

– И по трубе летал… – Славка хмыкнул.

– Ты вроде не веришь? – угрожающе произнес Картошкин.

– Хватит препираться, – Шурик лениво одернул готовых вцепиться друг в друга приятелей. – Встали и за мной!

Все поднялись, но выходить из дома никто не спешил. Даже Даша мешкала. Она нашла в углу свой серпасто-молоткастый флаг, развернула его и стала изучать, хорошо ли он прикреплен к древку.

«А ну их… – подумал Плацекин. – С кем я связался! Придурки какие-то… Одно слово: маргиналы». Словно пелена спала с его глаз. Он увидел себя в убогом домишке, среди таких же убогих людишек. Вчерашний спаситель, с его постоянной полуулыбкой, длинными сальными волосами и жиденькой бородкой, сильно смахивал на душевнобольного. В другое время он бы и разговаривать с ним не стал, а если и стал, то как солдат с вошью. К ногтю – и привет семье. И чего, скажите на милость, он сюда приперся? И что уж вовсе странно, ночь здесь провел. Благоверная супруга, наверное, трубку телефонную оборвала. Мужа нет, дочки нет… Что, собственно, происходит? Плацекин помнил: он пришел сюда, чтобы разобраться: с кем имеет дело. Разобрался! С придурками! Короче, нужно забирать Дашку отсюда. Тут Плацекин вспомнил свой сон. Заходишь в примерочную и проваливаешься в преисподнюю. А этот шут гороховый (так он обозначил Шурика) только ухмыляется. Нет, Людка, видимо, была права, определив в нем сумасшедшего.

Тут Шурик повернулся и взглянул на майора, будто кипятком ошпарил. И настроение Плацекина мгновенно изменилось. Ему вдруг захотелось встать по стойке «смирно» и преданно есть Александра Александровича взглядом. А ведь как будто ничего не произошло. И улыбка на лице по-прежнему неопределенная, и карие глаза смотрят все так же без выражения. Вот только мороз бежит по коже майора. Мороз восторга и собачьей преданности. И другие, похоже, чувствуют то же самое. Вон как восторженно засопели близнецы. И тихо охнула Даша. Не по-детски охнула. Уж больно чувственно. Насторожиться бы отцу. Схватить дочурку под мышку и бежать отсюда без оглядки. Но нет, нет!.. Воля майора вновь оказалась парализованной.