Елена Усачева - Большая книга ужасов 2015 (сборник) Страница 23

Известно зато, что утопленники, погибшие выше по течению Невы, всплывают именно у подножия сфинксов.

По легенде, сфинксы усмирили коварную и кровожадную Неву, передав ей человеколюбивый нрав благословенного Нила. С тех пор как они встречают здесь белые ночи, северная мутная река стала разливаться реже, а до того невские свирепые наводнения много уносили жизней. Хотите ощутить атмосферу потопа – милости прошу, читайте «Медного всадника» Александра нашего Сергеевича. Там все сказано.

Сам же Пушкин весьма любил прогуливаться по набережной у сфинксов и заглядывать им в глаза… но с ним египтяне в контакт не вступали. Вероятно, разглядели на руке у поэта «черное кольцо с изображением мертвой головы». А может, заметили длинный ноготь на мизинце с золотым наперстком – знак принадлежности к братству «ищущих света». Пушкин же обмолвился как-то: «Лица этих сфинксов стоят передо мной как загадка, которую нужно разгадать».

Но никто еще не разгадал загадку сфинксов.

Они самые древние существа на улицах Питера. Им больше трех тысяч лет. Может быть, они видели, как воды Нила стали красными и на черные земли пали десять казней египетских. А теперь они видят лед на Неве, нескончаемый поток машин и тени питерских мертвецов.

Сфинксы до сих пор защищают город от гнева воды. Конечно же, поговаривают и о мистической связи, возникшей между Санкт-Петербургом и Фивами, между Невой и Нилом. Согласно первоначальному проекту между двумя сфинксами хотели установить гигантскую статую бога Осириса. Полуобнаженный, он восседал на огромном каменном троне, ожидая, когда к нему на суд потянутся тени умерших. Осирис, по замыслу автора, выступал покровителем художеств и искусств, потому и намеревались поставить его напротив Академии художеств.

Но ведь известно, что Осирис – царь мертвых, его предназначение – вершить суд над тенями умерших.

Есть легенда, что в конце весны и в конце осени, в самые светлые и самые темные ночи, сфинксы слезают с гранитных постаментов и переплывают реку. Куда они отправляются – никто не знает. Те, кто видел шагающих по улице сфинксов, по слухам, сразу сходят с ума. Они уже ничего никому не расскажут. Но есть люди, которым удавалось мельком увидеть огромную тень, заглянувшую в окно, или услышать, как она царапает стены когтистыми лапами. Следы когтей растворяются в кирпичах к утру.

Говорят также, что священные кобры на головах сфинксов порой оживают, извиваются и шипят что-то звездам на своем змеином языке.

Девушка остановилась на мосту, ветер трепал ее длинные рыжеватые волосы, дергал полы светлого плащика. Она нервно поправила сумочку на плече, всмотрелась в ночную реку.

Как порой холодно на реке. Ветер, ветер… На всем белом свете.

Ветер остужал лицо, забирался в рукава ветровки. Внизу у быков моста Нева закручивалась в водовороты, сплеталась в жгуты. Качались отражения фонарей на поверхности, за спиной проносились машины. Скоро мосты разведут… Она подошла к гранитному бортику. Было пустынно. Днем еще ходят, фотографируются, а ночью кому охота пешком на мост лезть?

Гранит холодный. Она легла на него животом.

Недавно снилась умершая бабушка, шевелила в тишине губами, а она кричала в ответ: «Бабуля, не слышу! Ничего не слышу!» Та беззвучно плакала. Сверху падали огромные хлопья тополиного пуха, заметали город. В пуховых гнездах дремали серые дома, чуть светились синим огнем окна. А внутри, если присмотреться, все комнаты были забиты пухом, и у спящих чернели страшные разинутые рты.

Раньше говорили – не дай бог, попадешь в пухлый час.

Вода внизу завораживала, водовороты то исчезали, то снова выныривали из глубины.

Рыженькая обернулась – показалось, что кто-то встал сзади, – но пуст был мост, никто не шел мимо. Только ветер и вода внизу.

– Бабушка, ты меня слышишь?

– Бабушка не слышит, – отозвался вкрадчивый голос за спиной. – Ты тут совсем одна.

Она не стала оборачиваться. Последний месяц ей снились страшные сны. Белое лицо с той стороны окна. Ползущие по подушке рыжие волосы. Черная земля на страницах любимой книги. Плюшевый мишка с оторванной головой. Перевернутый портрет бабушки на мокрой стене.

– Бабушка-а-а-а, я боюсь! – всхлипнула она в пустоту.

– Не бойся, – голос стал нежнее.

Мимо, вертясь, пролетела тополиная пушинка.

– Посмотри вниз, просто посмотри вниз…

Она увидела, как в неверном свете фонарей речные струи складываются в огромное лицо. Два черных водоворота вращались на месте глаз, а белая пена растягивалась в зубастой улыбке. Водяной человек поднялся ей навстречу, разевая черный текучий рот. Она дернулась – и полетела сквозь ветер вниз.

Сердце ее разорвалось еще до того, как рыжие волосы коснулись воды.

Под утро Питер становится пустынным и тихим. Около четырех с улиц исчезают прохожие. Машины, конечно, шарахаются туда-сюда по центру, но все равно город глух и одинок. Макс с Ильюхой как раз возвращались пешком с вечеринки, дурачились на пустой улице. Макс щелкал фотиком, Ильюха охотно позировал.

– Айда к сфинксу! Лезь туда. Супер картинка будет.

– Супер!

– У-у-у, какая киска… Эй, киска, сожри сосиску!

Они долго по очереди кривлялись у статуй. Вспышка била в глаза.

– Давай у этих еще зверюг. Шо за твари? Химеры?

– Грифоны.

– Эй, грифон, сожри айфон!

Спустились к бронзовым грифонам пониже. Тут, у воды, было свежо, волны терлись о длинные ступени.

– Слушай, давай я на эту крылатую собачку верхом сяду.

– Во тема! Тагил рулит!

– Круть…ммааааа! А-а-а!

Макс выронил фотик от неожиданности. Илья, визжа, сползал с грифона.

– Ты че? Эй! Че за приколы?!

– Валим!

Ильюха проворно, на четвереньках, ломанулся вверх по лестнице.

– Очумел?!

– Она смотрит!.. На меня!.. Она… там!

Макс уставился в морду сфинкса – кто она? куда смотрит? – но Ильюха, подвывая, ткнул рукой в воду.

У ступеней качалось что-то длинное, вроде бревна. Потом Макс разглядел белое лицо с ямами глаз, змеящиеся по щекам волосы, водоросли… и сам взвизгнул:

– Трупак!

– Ут-топ-лен-ни-ца! – лязгнул зубами Ильюха.

Макс подхватил фотик, перегоняя друг друга, парни бросились подальше от проклятого места.

И снова на набережной стало тихо.

Только машины неумолчно гудели неподалеку да плескала о ступени вода.

А потом по стене скользнула огромная черная тень.

Утром в пятницу Ника первым делом полезла смотреть, в Сети ли Тишка.

Мама неслышно заглянула к ней в комнату, увидела, что дочка азартно стучит по клавишам, и тихонько, с облегчением, прикрыла дверь. А Ника увлеченно выстукивала: «Высокий, на целую голову выше меня, представляешь, а глаза – чума всей бабки! бабка всей чумы! Он меня давно заметил… тьфу, это даже не важно. Вечером мы…»