Елена Гладышева - Проклятье на последнем вздохе или Underground Страница 24

Но не всем выжившим суждено было вернуться домой. Бывшие узники фашистских концлагерей, попавшие в плен ранеными или контуженными, ставшие врагами народа, теперь отбывали срок в наших концентрационных лагерях. Это клеймо, в основном неоправданно, жгло их долгие годы и сломало судьбы их детей, которых после окончания школы не брали ни на дальнейшую учебу, ни на более — менее приличную работу.

Так ни с кем не простившись, уехала на восстановление какого — то сильно разрушенного в войну города Нюркина одноклассница Оля, отец которой получил срок за немецкий плен, куда он попал вместе со всей Армией генерала Власова.

— Значит тоже, как и я на стройке теперь, — расстроился Олин отец, получив одно её письмо из двух, положенных ему за год. — А ведь училась хорошо. Жаль! Раствор таскать большого ума не надо. Вот ведь как оно повернулось. Жаль дочь!

Он шёл группе заключённых через бескрайнее заснеженное поле, переметаемое разыгравшейся метелью. Поднятый воротник и натянутая на глаза шапка — ушанка не шибко спасали от пронизывающего до самых костей морозного ветра. А, схваченныё за спиной, руки в дырявых рукавицах уже отмерзали.

По краям колонны на расстоянии примерно в двадцать шагов шли конвойные, одетые в тёплые полушубки. Но добрее от этого они не становились: шаг заключённого в лево, шаг в право считался побегом и у конвоира был приказ — стрелять на поражение.

Сегодня Олин отец опять проснулся в холодном поту и до сих пор не отошёл от сна, снившегося ему почти каждую ночь. Его лихорадило и он явственно ощущал тяжёлые, острые, впивающиеся в ладони камни, которые он опять перетаскивает в немецком концлагере. Камни очень тяжёлые, они тянут вниз, прямо в землю. В ушах до сих пор слышатся отрывистые окрики охранников под лай злых лагерных овчарок. И у него от страха перехватывает дух, когда немецкий офицер плёткой задирает рукав его грязной, вонючей полосатой робы, чтобы был виден на его руке, вытатуированный порядковый номер, который он недавно пытался свести кислотой.

Страшно и обидно получилось: за то, что он избежал у немцев газовой камеры, теперь он отбывает срок здесь!

Скупая слеза упала в затоптанный снег.

— Всё, хватит, надо очнуться! А то так и рехнуться не долго! — он тряхнул головой и пообещал себе думать о чём — нибудь хорошем.

— Жена вот писала, что Тимоха с войны пришёл, орденами, да медалями звенит. Конечно, Тимохин генерал его в плен не сдавал. Правда говорят, что рыжим везёт, — думал Олин отец под скрип снега под ногами, идущей в разброд, колонны. — И жена у него красивая, — позавидовал он бывшему соседу и тут же успокоил своё самолюбие: — Правда, стерва! Первая красавица была на их улице. И первая почти у каждого мужика на ней.

Олин отец вспомнил, как сам когда — то пытался ухаживать за Лизаветой. Но она его отвергла, потому что в это же время спала с женатым завскладом. И не только ему она отказала. Сватались к ней многие, но напрасно. Так ни с чем уехал в свой город и командировочный инженер. Только Тимохе — чёрту рыжему в чёсоночках с галошами как — то удалось её умаслить.

И детей Лизавета родила ему троих и все пацаны. Надо признать, что все рыжие — в Тимоху. А у него одна дочка. Каждый может обидеть, а защитить её некому. И ему ещё сидеть, да сидеть!

От этих мыслей Олин отец совсем загрустил. Да и чему радоваться — то? Идти ему по этому, насквозь продуваемому, полю ещё с полчаса, а потом ещё целый день работать на морозе.

— А как же хочется прижаться к тёплой печке! И щей похлебать из квашеной капусты, да грибков солёных под стаканчик холодной водочки. И ещё мягкую горбушку хлеба. Или хотя бы холодных лагерных сухарей, только побольше, — сглотнул он слюну, чувствуя, как от этих мыслей у него сводит голодом живот.

А метель вокруг становиться всё злее. Да ладно бы в спину подгоняла, а то била колючим снегом прямо в лицо.

Кто — то в колонне начал переговариваться.

— Молчать! — резко крикнул конвойный.

И снова тишина и тяжёлый топот множества ног под вой метели.

И Нюрка тогда очень расстроилась по поводу Ольгиного отъезда, потому что мечтала и дальше списывать у неё контрольные работы. На себя она не очень надеялась, но всё же, хотя и с большим скрипом и к немалому удивлению своего бывшего учителя математики, после окончания семилетки продолжила своё образование в лесотехническом техникуме на финансовом отделении.

И поступила лишь потому, что там преподавала дальняя родственница Александра.

Наталья с мужем в благодарность отвезли ей мешок картошки. Потом возили солёное сало, яблоки, свойский творог и сметану.

Утешало лишь то, что техникум находился в соседнем городке. Далеко от себя отпустить ещё молодую и несмышлёную дочь Наталья с Александром не решились. И так очень беспокоились, что Нюрке каждый день приходилось мотаться на автобусах туда и обратно. Дурочка она ведь ещё совсем, мало ли что?

24

Под строительство дома Истоминым выделили место в самом конце улицы на пустыре частично заросшем низким кустарником, высоким чертополохом и заваленное, как все окрестные пустыри, бытовым мусором. Раз в год ученики местной школы копашились в этом мусоре, выискивали, мало — мальски пригодные для сдачи в металлолом, железяки, а остальной хлам оставался гнить на долгие годы.

Александр с Натальей, Нюрка с подружками и Гриша с друзьями, расчищая свой участок, перетаскивали мусор на соседний пустырь. Потом выкапывали разросшийся кустарник, вырубали толстенные стебли репейника и граблями продирали траву, сгребая осколки стёкол и мелкую ржавчину.

— Ой, мамочка! — вдруг взвизгнула Нюрка, бросив грабли.

Через мгновение она стремглав понеслась вниз по улице — куда глаза глядят. Следом за ней сбежали и две её подружки.

Александр покосился в ту сторону, где валялись их грабли и осторожно подошёл ближе.

— Мать, неси лопату! — крикнул он жене. — А вы, пацанята, не подходите!

Наталья подбежала к мужу с лопатой и, переведя дыхание, вопросительно уставилась на него.

— А что там? — Гришкины глаза загорелись любопытством.

— Змеи тут! — Александр с остервенением рубил лопатой на куски, расползавшийся из разворошённого гнезда, клубок медянок.

Он сгреб корчившиеся куски в кучу, что бы сжечь их и тем самым навсегда отвадить змей от этого места. Но эта история нравилась ему всё меньше. Змеи устроили здесь гнездо совсем не случайно. На, расчищенном им граблями участке обозначились большие кости, а потом и человеческий череп.

Александр какое — то время смотрел на рассыпавшийся скелет с нарастающим ужасом. Затем, воровато озираясь по сторонам, старательно присыпал кости землёй и травой, насколько это было возможным, полил, принесённым Натальей, керосином змеиные останки и, когда они догорели, скомандовал: — На сегодня всё! Завтра продолжим. Идите отдыхать!