Деннис Этчисон - Калифорнийская готика Страница 24

«Жаль, что этого не видит сейчас Ева, — подумал Маркхэм. — Если я попробую рассказать ей об этом, поверит ли она мне?»

Кто такая Ева?

Огромным усилием воли он заставил себя подняться. В голове по-прежнему звенело, как будто нейропередатчики мозга, не выдерживая потока новой информации, то включались, то выключались. В этом звоне была какая-то тревожная настойчивость, словно на прямую линию связи вышел сам Господь Бог, посылавший Маркхэму сообщение чрезвычайной важности. Потом звон сместился куда-то за пределы черепной коробки. Прислушавшись, Дэн решил, что звук идет со стороны дома.

Впрочем, особой разницы он не ощутил.

Дэн отряхнул одежду, и золотистая пыль начала тускнеть.

Ему почему-то стало грустно.

Он вошел в дом, взял трубку и, держа ее в дюйме от уха, подождал, пока до него дойдет смысл происходящего.

— Алло, — сказал чей-то голос. — Есть кто-нибудь дома?

— Привет, — произнес наконец Маркхэм.

— Эй, Дэн!

— Я слушаю. — Он узнал этот голос, но не мог вспомнить, кому он принадлежит.

— Что случилось?

Маркхэм удивился тому, что его незримый собеседник задал именно такой вопрос.

— Все.

— Совсем плохо, да?

— Совсем, — согласился Дэн, чувствуя, как его губы расплываются в улыбке.

— Ты все-таки рассказал ей, да? Ну и дурак. Ладно, как все прошло?

Человек на другом конце провода явно пребывал в хорошем настроении.

— Не знаю.

— Так вы идете куда-нибудь? В ресторан?

— Не уверен.

— А в кино?

Вот и зацепка. Похоже, он вспомнил кое-кого, кто любил кино не меньше его самого, кто всегда по первому зову был готов идти на какую угодно картину. Она доверяла его вкусу. И не только в том, что касалось кино, но также и книг. Нет, насчет книг он ошибся. С книгами была связана другая... позже.

Другая?

— Даже не представляю, что там показывают, — честно признался Дэн. Трюффо? Бергман? Новый Антониони? Этот, должно быть, хорош. Он слышал столько хвалебных отзывов, что иногда ему казалось, будто он уже видел то, что хвалили. — Может быть, что-нибудь с Джеком Николсоном.

— Шутишь? «На языке нежности» или как там это называется? У него не было ничего приличного со времен «Короля Марвин Гарденс».

Может быть, и так, подумал Маркхэм, ведь это было не так давно. Что такое пара лет? Старине Джеку надо просто немного отдохнуть.

— Не важно.

— Когда вы уходите?

— Не раньше... — Он напрягся, старясь вспомнить имя собеседника. Ошибиться было нельзя. — Не раньше, чем она вернется.

— Я вот почему спрашиваю. Дело в том, что звонила Кэти. Она уже начала работать с собранием сочинений Бердуэлла. Я тоже хочу туда подъехать, но она говорит, что тебе стоило бы самому посмотреть. Должно быть, есть кое-что первоклассное. У тебя есть хотя бы час? Или лучше отложить это на потом?

— Нет.

— Нет в том смысле, что у тебя нет времени, или ты не хочешь откладывать дело в долгий ящик?

— А ехать далеко?

— На Сан-Фернандо-роуд. Не беспокойся, успеешь вернуться еще до того, как она приедет домой.

Ну вот опять. Она. Что ж, по крайней мере он знает. «Мне нужно поговорить с ним, — подумал Маркхэм. — Задать кучу вопросов».

— Как ты туда доберешься?

В трубке послышался смех.

— А как ты думаешь? Ну, мог бы сесть на ковер-самолет, но, наверное, лучше возьму «жука». В нем хотя бы магнитофон есть.

Он знает, подумал Маркхэм.

— Хорошо. То есть...

— Встретимся там?

— Не знаю, смогу ли я вести машину.

— Эй, а ты в порядке?

— Думаю, что да.

— Молодец... я заеду.

«Откуда я знал, что он именно так и скажет?» — удивился Маркхэм.

Он начал понимать, когда они свернули на бульвар Лорел-Кэньон. Фрагменты мозаики понемногу складывались в правильную картину на фоне начищенного до алюминиевого блеска неба. Близился субботний вечер, и деловая активность достигла своего пика. На территорию мебельных складов, баз пиломатериалов и строительных компаний то и дело въезжали старые «форды» и «шевроле», вперемежку с грузовиками, забитыми каким-то тяжелым оборудованием. За проволочными заборами тускло поблескивали груды шлакоблоков, похожие на недостроенные пирамиды государств доколумбовой Америки. Уходящая вдаль линия синхронизированных дорожных огоньков словно указывала посадочную полосу для приближающегося самолета. Маркхэм наконец все понял. Он не мог быть нигде еще, кроме как в долине Сан-Фернандо, и ни в каком другом времени, за исключением 1990-х. Выводы, сделанные им на основе наблюдений, дальше не пошли. В машине было душно и влажно. Дэн опустил стекло, разглядывая пролетавшие за окном «фольксвагена» разрисованные уличные киоски. Не 1973-й. И не 1974-й и 1975-й. С тех пор прошло много времени. Значит...

— С тобой все в порядке? — спросил Лен, переключаясь на вторую передачу.

— Сейчас — да.

— Это она треснула тебя по голове?

Лицо жены замелькало у него перед глазами: Ева в летнем платье с зачесанными назад волосами, Ева в длинном, почти до земли, пальто, Ева в куртке с меховым воротником возле горнолыжного подъемника — их медовый месяц в горах? — и, наконец, Ева в топике под горло, загорелые ноги и блестящая от кокосового масла кожа. Что ж, она не так сильно изменилась!

— Я не рассказал ей ничего.

— Молодец! Правильно сделал, дружище!

«Правильно ли?» — подумал Дэн.

Чтобы продвинуться в своих выводах дальше, Маркхэм сосредоточился на окружающем ландшафте. Когда-то, он это помнил, Долина была сонным, высушенным солнцем местечком, пустынные, длинные и узкие улочки которого переходили в новенькие автострады, заканчивавшиеся возле апельсиновых рощ и молочных ферм, пивоварен и фабрик. В те времена человеку ничего не стоило найти выход из густонаселенного центра города, соединенного тысячами кровеносных сосудов с питающим его телом пригорода. Пройдя по одному из многочисленных маршрутов, можно было оказаться в тихой общине, где не было ни ревущих автомобилей, ни молодежных банд, где было несложно найти работу и дешевое жилье, где люди оставляли машины на ночь прямо у тротуара и не запирали их на ключ. Здесь имелось достаточно места для отчаянного индивидуализма, приведшего сюда столь многих во времена Великой депрессии. Там вы могли начать все заново на своих собственных условиях, став при необходимости другим человеком. Но так было до той поры, когда на смену электричкам пришли чадящие автобусы, оставлявшие черные следы колеса и грязное топливо, благодаря которому они приводились в движение. Так было до того, как появились фабрики и заводы, а отдельные очаги смога срослись в одно громадное облако, накрывшее сотни квадратных миль, и все стало одним городом — исполинским спрутом, раскинувшим щупальца автострад, чтобы подмять всех под себя, не оставив нетронутым ни одного уголка.