Жан Александр - Кровавая луна Страница 25

Не забывайте, что наша семья в те времена была богата и могущественна. Естественно, лорды никогда не пользовались любовью своих вассалов, и случай с вампиром давал законное основание такой неприязни. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно. На фамильном гербе появилось пятно. Положение усугубилось самоубийством одного из кузенов казненной.

Свести счеты с жизнью в те времена считалось равносильным подписанию договора с дьяволом. С тех пор наш род приобрел зловещую славу, которая сохраняется и поныне.

— Но это несправедливо! — горячо воскликнула Дженни.

— Моих предков это мало заботило, к сожалению, — он грустно улыбнулся. — Они замкнулись в своих поместьях, жили все более обособленно. Некоторые ветви семьи отправлялись в другие страны; так мы оказались в Америке. Среди оставшихся членов семейства обычными стали межродственные браки. Еще одна трагическая ошибка, допущенная по невежеству. Было несколько случаев безумия — не буйного помешательства, нет, слава Богу, — однако они серьезно ухудшили наше и без того незавидное положение. Какой-то из моих далеких дядюшек, поверив в старые предания, решил, что он вампир, и начал охотиться на своих крестьян. В результате его особняк спалили дотла.

Конечно, — продолжил он со вздохом, — к тому времени, как мы поселились на побережье, во всей округе не нашлось бы человека, знакомого с нашим прошлым. Но предания передавались от поколения к поколению в самой семье. И мы подходим вплотную к истории моего отца.

Дженни терпеливо ждала, пока он возобновит рассказ, понимая, как тяжело дается ему эта откровенность.

— Его главным недостатком была слабохарактерность и то обстоятельство, что ему пришлось наследовать дело, начатое дедом, суровым и решительным человеком. Ни отец, ни его брат не были рождены для сапог, в которых ходили их предки. Дела шли из рук вон плохо, и моему отцу стало казаться, что над семьей тяготеет проклятие. Погиб брат; позднее мы узнали, что это был несчастный случай, однако тогда все выглядело как самоубийство. Для отца его смерть оказалась последней каплей. Он начал пить, злоупотреблять лекарствами. Но хуже всего было то, что он полагал, будто семейное проклятие свершилось над ним самим и он — вампир.

По этой причине мы затворились на острове. Мама делала все возможное, но у нее не было ни подготовки, ни опыта в управлении поместьями. К тому же на руках у нее оставались больной муж и двое детей. Все обратилось прахом. Земли распродавались или закладывались, и к моменту смерти отца у нас практически ничего не оставалось от состояния.

Он закончил рассказывать. Несколько минут оба молчали. Дженни задумчиво смотрела на перекатывающиеся вдали волны.

— Я сожалею, — произнес он наконец, — если эта история показалась вам слишком мрачной. Мне хотелось, чтобы вы знали ее.

— Но ведь все эти предания в прошлом, — Дженни поднялась с каменного сиденья. — Почему они занимают такое место в вашей жизни?

— В прошлом? — он горько усмехнулся. — Эти предания составляют проклятие моей семьи. Кто может знать, когда оно проявится вновь? В чьих жилах течет проклятая кровь?

Его неожиданная горячность смутила Дженни.

— Это невозможно, — она порывисто взяла его за руку. — У вас прелестная дочь, и разве можно подозревать…

Она собиралась сказать: «что она не такая же, как и все?» — когда вдруг поняла, что не смеет произнести этого. Варда не была обычным ребенком, ее жизнь слишком отличалась от жизни других детей. Дженни вспомнила засов на дверях ее комнаты, требование Пауля не оставаться наедине с ней.

По его глазам она догадалась, что он прочитал ее мысли.

— Нет, этого не может быть, — умоляюще проговорила она. — Вы не позволите этим мрачным легендам вторгаться в ее жизнь. Варда отличается от остальных детей только тем, что живет не так, как они. Однако она вполне нормальный ребенок. К тому же эта болезнь не передается по наследству.

— Кто может утверждать это наверняка? — он сокрушенно пожал плечами.

Дженни лихорадочно искала слова утешения.

— Но… ведь она ничего не сделала из того…

Болезненная гримаса исказила лицо Пауля, как будто память помимо его воли подсказывала нечто ужасное. Пошатнувшись, он отвернулся от Дженни и, прежде чем она успела понять, что произошло, уже бежал вниз по тропинке, оставив ее наедине с тяжелыми мыслями.

Мгновение она стояла, глядя ему вслед. Первым побуждением было догнать его, попытаться успокоить, однако Пауль не принадлежал к породе людей, которые нуждаются в словах ободрения. Позже он сам придет к ней, а сейчас… он будет стыдиться собственного порыва. И все же Дженни была благодарна за его рассказ. На камне осталось лежать пальто Пауля. Подняв его, Дженни поспешила к туманной громаде замка. Пронизывающий ветер задувал с моря.

Глава тринадцатая

Дверь в комнату Пауля оказалась закрыта, когда Дженни вернулась в замок. Не получив ответа на стук, она поднялась к себе в спальню.

Слова Пауля неповоротливо переваливались в мозгу, рождая тревожный осадок. Он не рассказал ей всего, что намеревался. Что-то остановило его: какое-то зловещее воспоминание — неизъяснимое даже после того, как он открыл тайну проклятия, тяготеющего над семьей.

Верил ли он, что гибельное предопределение нависло над Вардой? Невероятное предположение, если рассматривать его с позиций здравого смысла. Но то, что она услышала, было лишено всякой рациональности. Слабые попытки объяснить прошлое выглядели неубедительно: мир реальности разбивался о каменные стены замка, безнадежно искривляясь в потусторонних измерениях.

Возможно, это была не Варда. Проклятие могло лежать на ком-то другом. Беатрис Лэнгдон не вызывала подозрений — безобидная как ребенок, хотя временами невыносимо высокомерная. Может быть, Рэй? Нет, представить его верхом на метле Дженни, как ни старалась, не могла. Оставались слуги. Но Пауль говорил о семейном проклятии, а слуги не были членами семьи.

В таком случае, с невеселой улыбкой подумала она, подозрение падало лишь на него самого. И тем загадочней представала причина, побудившая его к откровенности.

Дженни подошла к окну, выглянула наружу. Так ли необоснованны ее подозрения? Таинственная смерть Сюзанн, угрюмый характер хозяина замка, необъяснимый страх рыбаков перед островом… Наблюдения последних недель выстраивались в стройную цепочку. Предположения, одно ужаснее другого, ворочались в мозгу, не вызывая ничего, кроме головной боли. Об опасности, притаившейся на острове, предупреждала Мария, писала Сюзанн. Пауль требовал от нее осторожности, по собственной воле раскрыв тайну кровавого рока, с незапамятных пор преследующего его и его род. Пока следовали предостережения, но если действительно существовала опасность, она могла исходить только от одного человека — от самого Пауля.