Наталья Александрова - Талисман египетской царицы Страница 27

Закрыв флакон, Алиса взяла в руки ключик.

Что он закрывал? Какую дверцу? Какой ларец? Кто знает!

А шахматная фигурка? Что значила она для старой актрисы? О чем ей напоминала?

Последнее, что лежало на дне шкатулки, – замшевый мешочек.

Алиса развязала его, вытряхнула содержимое на ладонь.

Это был овальный камень, кулон в тонкой золотистой оправе. Темно-красный, как закатное небо над морем, как отсветы далекого пожара в ночной степи, полупрозрачный. В багряной глубине мерцали тусклые искры, как далекие ночные звезды.

Алиса замерла, восхищенно разглядывая камень.

Может быть, это дорогое старинное украшение, большая ценность, и она должна вернуть этот кулон наследникам Натальи Юрьевны?

Впрочем, сама актриса распорядилась, чтобы шкатулку отдали ей вместе со всем содержимым. Значит, этот камень она предназначала именно ей, Алисе. Скорее всего, камень не представляет собой большой материальной ценности, он был ценен для Натальи Юрьевны как еще один сувенир, еще одно напоминание о старой, утраченной любви, о каком-то важном эпизоде ее жизни…

Алиса в неожиданном порыве сняла со своей шеи тонкую золотую цепочку, которую не успела еще сдать в ломбард, продела ее в кольцо на оправе кулона и снова надела на шею. Камень как нельзя лучше подошел к цепочке. Алиса встала, взглянула в зеркало…

И почувствовала вдруг, как изменилась. Теперь из зеркала смотрела на нее не забитая, униженная, усталая женщина, а совсем другая – красивая, уверенная в себе. Волосы струились черной волной, глаза излучали таинственный блеск.

Алиса усмехнулась – это зеркало в свое время она выбрала удачно, оно всегда польстит.

Тем не менее кулон прекрасно смотрелся у нее на шее.

Ну что ж, она будет носить его в память о своей покойной подруге, о замечательной женщине и прекрасной актрисе…

Только под утро во дворце Клеопатры наступала тишина. Только под утро затихали звуки пира и последние гуляки разошлись по своим покоям. Скоро уже начнется новый день, поднимутся слуги, чтобы растопить кухонные печи, принести воду, скоро кухонные прислужники отправятся на рынок за свежей снедью. Скоро дворец заживет своей обычной жизнью – праздной и праздничной, суетной и нарядной.

Это будет совсем скоро, но пока во дворце царицы удивительно тихо, как бывает тихо на поле боя за полчаса до начала кровопролитного сражения.

Но в этот предутренний час не все спали во дворце.

В караульном помещении евнух Асменис, могущественный сановник, вполголоса разговаривал с начальником дворцовой стражи Деллием.

– Больше нельзя откладывать! – тихо, настойчиво говорил Асменис, пристально глядя на начальника стражи. – Ты знаешь, что из Рима прибыл этот новый полководец, как его… кажется, Юлий Цезарь. Клеопатра неглупа, она обратится к нему за помощью, и тогда у нас ничего не выйдет.

– Мне кажется, Бледнолицый, ты делаешь из мухи слона! – ответил Деллий, лениво потягиваясь. – Вряд ли римлянин станет вмешиваться в наши внутренние распри. У него и без того хватает проблем. Кроме того, у Цезаря здесь совсем немного войск, всего один легион. Он побоится рисковать…

– Сколько можно повторять, Деллий?! – прошипел евнух. – У Клеопатры достаточно сторонников, достаточно преданных ей войск, чтобы оказать нам серьезное сопротивление, и даже один римский легион – это большая сила. Если этот легион окажется на ее чаше весов, нам с тобой придется несладко. Нужно действовать быстро и решительно, пока на нашей стороне внезапность. Если мы потеряем время, среди наших сторонников начнутся неизбежные сомнения и колебания, а этого никак нельзя допустить. И сколько можно повторять – не называй меня этим отвратительным прозвищем!

– Хорошо, Бледнолицый! – усмехнулся Деллий. – Итак, чего ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты сейчас же отправился в покои Клеопатры и расправился с мерзавкой! – При этих словах лицо евнуха, бледное, как непропеченная лепешка, покрылось каплями пота, в глазах его сверкнула ненависть.

– То есть ты хочешь, чтобы я сделал все самое трудное, а сам ты будешь пожинать плоды!

– Не болтай глупостей, Деллий! – раздраженно оборвал его евнух. – Самое трудное – это привлечь на нашу сторону жрецов и чиновников, писцов и придворных, всех тех, в чьих руках сосредоточена власть в городе и стране!

– Настоящая власть в руках воинов! Настоящая власть у того, кому подчинены конница и пехота, гарнизоны городов и команды боевых галер! – Голос Деллия звучал гордо и высокомерно.

– Настоящая власть в руках чиновников, – вполголоса возразил ему Асменис. – Власть у того, кто распоряжается деньгами и провизией, складами и рабами. Впрочем, не будем впустую тратить время. Иди в покои Клеопатры и делай, что должен. Если же ты не решаешься сделать это сам…

– Ты что, Бледнолицый, хочешь сказать, что я трус? – рявкнул Деллий, схватившись за меч.

– И в мыслях этого не было! – Евнух смиренно опустил глаза. – Просто нужно действовать быстро, быстро и решительно. И еще раз прошу, не называй меня этим прозвищем!

– Хорошо, Бледнолицый! – ответил Деллий и покинул караульное помещение.

В сопровождении двух преданных воинов он пересек внешние помещения дворца, отведенные слугам и стражникам, прошел узким коридором и углубился в личные покои царицы. Перед тем как подойти к опочивальне, Деллий замедлил шаги и оглянулся.

Рядом с ним стояли грек Ипполит, молодой, бесстрашный воин, отлично показавший себя в сражении с нубийским царем Авокой, и римлянин Кальпурний, ветеран легионов, пятидесятилетний богатырь с изрубленным парфянскими мечами лицом. Оба воина были преданы Деллию и не раз доказывали ему свою верность.

Деллий почувствовал мгновенную робость.

Он никогда не трусил в бою, но сейчас ему предстояла не схватка с могучим врагом, с дикими нубийцами или опытными, беспощадными парфянами. Сейчас ему предстояло нарушить священную присягу, поднять руку на законную царицу, повелительницу огромной страны, и он понимал, что обратного пути не будет, что в это мгновение решается его судьба. Ему предстояло либо выиграть все, занять высокое положение при дворе юного, безвольного царя, разделив власть с Асменисом, либо потерять все, может быть, даже саму жизнь.

Деллий любил риск. Он часто играл в кости в портовых тавернах Александрии, часто ставил на слепой случай большие деньги, он любил выигрыш, но никогда не боялся проигрывать. И сейчас ему предстояло сделать самую большую ставку в своей жизни…