Алексей Маврин - Псоглавцы Страница 29

Кирилл двинулся по коридору, добрался до первой печи и захлопнул дверку, повернул чугунный запорчик. Ничего. Кирилл пошёл дальше и закрыл вторую печку, потом третью. Всего-то…

Впереди была прихожая — и выход на крыльцо. Выйти на улицу? Но выходить Кирилл не хотел. Это здание — как сундук с кошмарами. Здесь, в замкнутом объёме, он ещё может справиться с собой и со своим ужасом. А если ужас продолжится и снаружи? Значит, спасения нет. Только ложись и помирай.

Надо всё закрыть, закупорить здание. Тогда своему внутреннему страху некуда будет деться, а наружный страх в школу не проберётся. В закупоренном здании Кирилл выследит свой внутренний страх, как прячущуюся собаку, и убьёт его, а внешний страх останется на улице.

В этой школе выбитые окна все заколочены, через окно в школу не пролезть. Через крышу?.. Кирилл вспомнил, что видел люк на чердак. Он бросился к той каморке, где видел люк. Оказалось, что бежать легко. Когда он стоял, то не мог сдвинуться, а как побежал, так и стало легко. Крышка люка в потолке каморки и без Кирилла была заперта на висячий замок.

Теперь подвал… Надо найти спуск в подпол. Где он может быть? Кирилл метался из помещения в помещение, освещая половицы. Это? Нет, щель… И это щель… Вот он, люк, в какой-то кладовке!

Люк в полу был плотно закрыт, но без замка. Кирилл покрутился, соображая, и решил придавить крышку люка партой. Парта нашлась в соседнем кабинете. Кирилл с шумом поволок её в коридор, поднимая тучу пыли, всунул боком в кладовку и вколотил так, что потом и сам бы не вытащил. Забравшись на столешницу, он ещё попрыгал, вбивая парту между стенами на распор, и вроде успокоился.

И тут что-то легко прикоснулось к его голове. Кирилл поднял лицо и посветил над собой. Его волосы тронуло ветерком: в каморке совсем не было потолка, вместо него — чёрная дыра с обломками досок.

Кирилл слез с парты и в коридоре обессиленно сел на корточки. Всё напрасно. Дыру в потолке ему не закрыть, и кладовку не закрыть, потому что её дверь он намертво прижал расклиненной партой. Здание не загерметизировать, как подводную лодку. Страх всё равно просочится и затопит школу. Можно сделать только то, с чего он и начал: укрыться в своём классе, где остался ноутбук и чайник.

Прижимаясь спиной к стене, Кирилл пробрался ко входу в свой класс и юркнул за косяк. Сразу захлопнул дверь, чтобы ничто не проскользнуло вслед за ним, и опять задвинул её партой. Ноутбук на парте качнул экраном, и синий свет плеснулся, как вода в проруби.

Кирилл повернулся, и теперь окостенел по-настоящему. Посреди класса стояли и смотрели на него две собаки.

Это были те же самые собаки, которых он видел у промоины на откосе возле грейдерной дороги. Белёсая повыше, тёмная с пятнами пониже. Они не виляли хвостами, не улыбались, не вертели ушами. Не бери у нас ничего, вдруг всплыло в памяти Кирилла. Собаки глядели на него чёрными, разумными глазами. Ещё миг назад, когда Кирилл шнырнул в класс, собак не было, а пол под окнами был пустым и голым. Но вот теперь собаки стояли и молча смотрели на Кирилла, а потом обе разом пошли на него.

Он забыл и про фонарь, и про пистолет.

И в этот момент бликующее и мутное стекло в окне лопнуло, взорвалось осколками и разлетелось до самых ног Кирилла. Кирилл поневоле поднял взгляд на окно. А соседнее окошко тоже взорвалось, и в стену рядом с Кириллом ударил брошенный камень.

— С-суки! — заорали с улицы.

Новый камень разбил третье окно, последнее.

Кирилл снова посмотрел на собак. Собак не было. Кирилл промахнул взглядом от стены до стены — собаки исчезли.

— Пидоры московские! — орали на улице.

Кирилл узнал голос Лёхи Годовалова. Пьяный голос.

У Кирилла затряслись ноги, и он опустился коленями на пол.

Лёха, видимо, оклемался, опохмелился и рванулся к школе, где ночевал его обидчик. Стекло зазвенело в соседнем кабинете. Лёха камнями бил в школе все окна.

— Вали в Москву свою пидорскую! — орал Лёха. — Не жить вам, суки! Спалю на хер вместе со школой!

Улица в окне вдруг осветилась — это Гугер проснулся и врубил фары автобуса. Кирилл увидел гребёнку школьного забора, а за ней — растрёпанного Лёху Годовалова на фоне тёмного дома напротив.

— Тачку вашу всю на хер изувечу, в реке утоплю! — орал Лёха.

Где-то в конце коридора грохнуло — упала доска, подпиравшая входную дверь школы: сработала сигнализация Кирилла. В коридоре протопали шаги, дверь класса ударила в парту и могуче сдвинула её с места. Синий свет ноутбука опять плеснулся по комнате. В комнату ворвался Гугер — в трусах и в развязанных туфлях. Он в запале и не заметил, что Кирилл забаррикадировал вход.

— Пушку давай! — рявкнул он.

Кирилл тотчас протянул пистолет.

Гугер схватил оружие и кинулся к выбитому окну, протянул руку с пистолетом и бабахнул по Лёхе. Видимо, промазал.

— Всю икону вашу завтра топором порублю, чтобы дриснули отсюда все! — вопил Лёха.

Гугер снова бабахнул.

Кирилл увидел, как Лёха побежал по улице прочь от школы.

Гугер повернулся к Кириллу.

— Доигрался с местными, идиот? — яростно выдохнул он.

15

С утра появилась надежда, что ветер разгуляется и разгонит дым. Мгла над деревней волновалась, в её трясинах вдруг начинало светить солнце, но быстро гасло. Кирилл шагал по улице к дому Мурыгина. Всё. Он должен добыть замок и цепь, чтобы автобус ночью стоял в сарае. Больше ночевать в одиночку Кирилл не будет. Хватит ужасов. Проситься к Гугеру и Валерию в автобус Кириллу казалось чем-то детским, малодушным, стыдным, поэтому надо перевести парней в школу. Если, конечно, в эту ночь не придётся караулить церковь, чтобы козёл Годовалов не порубил фреску топором, как он пообещал.

За заборами пели петухи. Кирилл помнил, что петухи должны петь на рассвете, а не когда попало. Но на рассвете Кирилл никакого кукареканья не слышал. Видимо, крестьянский мир деревни Калитино деградировал уже так, что и петухи забыли своё святое назначенье.

Кирилл чувствовал решимость схватить Мурыгина за грудки и вытрясти из него замок и цепь. Ведь Мурыгин из одной компании с Лёхой Годоваловым и разными Санями Омскими, пусть и отвечает за своих. Он, Мурыгин, взял на себя обеспечение деревни Калитино плодами цивилизации, значит, обязан дать Кириллу цивилизованное орудие защиты от посягательств Годовалова.

Однако для претензий к Мурыгину Кириллу надо быть в деревне своим. Чужой не имеет права на претензии. Чужой должен вести себя тихо и смиренно, а не нравится — вали отсюда нафиг. Своим, конечно, Кирилл здесь не стал. Но и чужим уже не был. Как-то незаметно, бочком, он пристроился к деревне, вжился, вступил в отношения. Вот Гугер и Валерий — нет, они остались чужаками. Поэтому у них не было права трясти Мурыгина, а у Кирилла — появилось.