Олег Ёлшин - Охота на мамонта Страница 29

– Вот мы и дома! – воскликнул он, широко разведя руки в стороны и радостно улыбаясь. Они проехали через весь город, который успел погрузиться во мрак, потом нашли в заборе незаметную прореху и оказались на территории большого кладбища. Повсюду в сырой мгле мерцали фонари, отсвечивая памятники и монументы, которые зловещими тенями лежали на снегу, а Фимка весело перебегал от могилки к могилке что-то ища. Лея в ужасе поежилась, продолжая за ним наблюдать. Она замерзла, а Фимка в своем новом костюме холода и не замечал. Он пританцовывал, перелезая через низенькие ограды, похлопывал надгробья, словно с кем-то здороваясь. Потом вспомнил о ней и крикнул:

– Иди же сюда. Давай! Ну, что ты, глупая. Рано или поздно все окажетесь здесь! – и засмеялся. От этой фразы ей стало дурно.

– А вот и мой дружок! – воскликнул он, показывая на камень, на котором был изображен человек лет сорока.

– Заслуженный артист! Сыграл массу ролей в театре и кино. Почил, так сказать, на взлете, в совсем еще юном возрасте – не было и сорока пяти.

– От чего? – спросила она.

– На него упал кран, – захохотал Фимка, но, заметив ее изумление, добавил:

– На стройке – его плохо закрепили. А Колька мимо тащил ведро с раствором.

– Кого закрепили? Какой раствор? – не поняла она.

– Раствор цемента и песка, девушка. Какой же еще? А закрепили плохо кран, как ты понимаешь! Или не понимаешь?

– А причем здесь цемент – он же был артистом. Заслуженным!

– На стройке работал наш бедолага. Последние годы, как ролей не стало, а в театрах начали гнать всякую лабудень, ушел на стройку. Принципиально ушел! Не хотел мараться! А тут этот кран так кстати. Все проблемы махом и решил… Он уже там!.. ТАМ! – и Фимка поднял указательный палец. Я имею ввиду Кольку, а не кран. Ну, ты понимаешь? – и ехидно улыбнулся. Разговаривал с он ней, как с последней дурой, но был счастлив находиться в этом месте.

– А вот еще! Посмотри! Какой персонаж! Известный аферист! Любитель брачных дел. «Разводил» богатеньких матрон на деньги, а потом сбегал. Талант, умница! ГИТИС закончил! Герой-любовник. А как играл! И Хлестакова, и Волконского! Большой талант. Титан! Монумент! Глыба! В 90-е подался в бизнес. Гениальный парень! Доигрался, красавчик… Одна богатенькая вдова его разыскала и наслала на него своих парней. Ну, те и постарались. Хоронили его потом всем театром… Вернее, с теми, кто о нем вспомнил и еще остался… А вот еще… Бедняга! Спился! Ранимая, тонкая душа! Не выдержал нового времени. Не стал сниматься в рекламе и прочей ерунде. Сидел себе и тихо пил. И ушел тоже тихо-тихо. Спи, Ванек, спи родной. Нежная душа была у человека.

Вот еще парень. Интересная судьба. Когда из театра поперли, не стал искать другой площадки и терять время. Быстро заработал свой первый миллион, (иностранных рублей, естественно) потом второй. Пошел на третий, но в один прекрасный день достал пистолет и застрелился. С трудом его сюда на погост и определили. Теперь, встречаемся иногда. Болтается уже десять лет. Завис, конкретно завис. Я его спрашиваю – зачем? Ну, зачем? А он отвечает: «Тошно»! Не понимаю я таких людей. Не мог немного потерпеть? Не понимаю…

Потом Фимка долго водил ее по забытым, заброшенным могилкам, продолжая что-то рассказывать. Его экскурсии не было конца. Здесь находились актеры и певцы, бандиты и самоубийцы, художники и поэты. Все они когда-то работали в одном театре. Потом их разбросала жизнь, но вновь соединила в этом печальном месте.

– Не хватает только сцены, можно было бы разбудить этих усопших и сыграть целый спектакль. Только о чем? – подумала она.

– Да и зачем? – услышал Фимка ее мысли. – На кой черт сегодня что-то играть? Не к чему это. Пустое.

Потом снова уставился на могилы.

– Здесь наш уголок. Все наши, все родимые. Немного осталось в живых на земле грешной. А теперь посмотри сюда, – гордо произнес он, замолчал и уставился на маленький камень, на котором в свете ночного фонаря отсвечивала фотография.

– Узнаешь? – спросил он. На ней было видно лицо совсем еще молодого человека. Звали его Ефим Григорьевич, а ниже стояла короткая надпись: «Актер и Поэт. Вечная память тебе, дружище». Фимка был при жизни обаятельным человеком. Глаза его светились задорным огнем, за его спиной на портрете была видна кулиса, и дальше сцена, а он произносил какой-то монолог. Эту фотографию и запечатлели навсегда на каменной плите его друзья-актеры.

– Интересно, что он думает и что ощущает, стоя на собственной могиле?

Она посмотрела на него, но тот молчал.

– Интересно, если бы он знал тогда, что это мгновение навеки застынет на его плите – что он подумал, что сказал бы в своем монологе и как сыграл бы роль? – мелькнула дикая мысль в ее голове.

– Так или иначе, какая-нибудь фотография все равно окажется здесь, – философски заметил Фимка, снова прочитав ее мысли. А она уже вслух ответила:

– Никогда больше не буду фотографироваться! – и поежилась.

– И выкину все старые, – добавила она и подумала. Тихо-тихо подумала:

– Если останусь жива! – вспомнив о своем положении. Прислушалась и в ужасе застыла на месте:

– Что это? – закричала она.

А неподалеку раздался чей-то стон:

– Ну, когда же? Ну, сколько еще?

– Так, спокойно, тихо! – схватил ее Фимка за руку. А она уже собиралась бежать из этого гиблого места. – Привыкай. Ничего страшного. Свеженький. Видишь его? – спросил он.

– Вижу! – остолбенела она.

– Видишь, видишь, – повторил он мерным голосом, успокаивая.

Там был человек, который стоял у могилы и раскачивался на легком ветру.

– Этот еще не понял. Два дня всего прошло. Вот и мерзнет здесь.

Вдруг Фимка посмотрел на нее и удивился: – Неужели видишь? Ну, ты ведьма! То есть, я хотел сказать, ты молодчина, умница! Всего-то несколько дней с нами, а уже прозрела!

– Я не с вами! – закричала она, – и оставьте меня в покое!

– Нет, нет, не с нами! – спохватился он. – Просто, научилась видеть и открыла свои большие, красивые глазища… Но, как быстро! – поразился он. – Такое приходит намного позже! Ну, ты… Это Он тебе такое дал. Точно Он! Ты избранная! И за что Он тебя так полюбил? – изумился Фимка, – на моем веку такое впервые!

Успокоившись, произнес:

– Значит, будет еще интереснее! Пойдем! – и потащил ее за руку в дальнюю часть кладбища. Они прошли пару сотен метров, свет от фонарей сюда едва доходил, и фигуры их меркли в сумерках ночи.

– Иди сюда и не высовывайся! – прошептал он, затолкав ее в какой-то памятник, который был вылеплен в форме арки и молча уставился вдаль. Так они стояли несколько минут.

– Сейчас придет. Его время! – прошептал он.

Через несколько минут появилась большая, округлая фигура. Она медленно шла между могилами, очевидно, кого-то ища. Это был Палыч! Она узнала его. Он остановился и замер. Его тучный силуэт зловеще навис над каким-то надгробьем… И тут Лея чуть не закричала. Прямо перед Палычем возникло небольшое облако, а как на экране в объемном кино появилась фигура человека, который сидел за рулем автомобиля. Его раскачивало из стороны в сторону, он, едва держась за руль, уронил тяжелую голову, а впереди возникла яркая вспышка света. И удар! Человек за рулем пробил головой лобовое стекло. Его туловище, как тряпка, повисло, переломившись пополам, и осталось висеть – часть на капоте, а нижняя часть в салоне. Короткая судорога и человек замер. Замер навеки!