Виктор Широков - Алтайская принцесса Страница 3

Посуетившись и потыркавшись, первоисследователи приняли самое разумное на тот момент решение: аккуратно закупорить люк, оставив все предметы и прежде всего хрустальный гроб с принцессой, покоящийся на столь же прозрачном подножье, в целости-сохранности внутри пирамиды, выставить несколько колец охраны и сохранить тайну открытия. Последнее, к сожалению, не удалось, ибо даже среди десятка первых посетителей-экскурсантов чуть ли не каждый второй оказался оплачиваемым агентом влияния той или иной иностранной державы, по совместительству, ради приработка, представляющий интересы различных агентств печати и телевидения. Утечка информации все-таки произошла, и фотографии алтайской принцессы на какое-то время заполонили первые полосы всевозможных газет. Но постепенно шумиха стихла, появились другие поводы для международных и внутренних сенсаций, скажем, ядерные взрывы в Индии и Пакистане, открытие подземных кладбищ глиняных солдат-зомби в Китае и Северной Корее, подводные вулканы-обсерватории таинственных океанических пришельцев — и принцесса снова ушла в пучину забвения.

Но только внешнего, ибо интерес к пирамиде остался и у ученых, и у руководства страны, и — волею случая — у моего давнего приятеля, ныне крупного бизнесмена и фотохудожника. Именно последнее обстоятельство и сыграло, в общем, роковую роль. Если бы не эмоционально-художественные особенности психики Риталия Красовского, может быть, развитие нашего сюжета и пошло по другому, более спокойному руслу.

Надо заметить еще, что находки древних животных в вечной сибирской мерзлоте, скажем, таких, как мамонты, давно никого уже не удивляли. Тем более — обнаруженные в ледяных капсулах рыбы и даже птеродактили. Когда-то мне приходилось уже читать о сенсационной находке в начале нашего века колоссальной глыбы льда, внутри которой была заключена прекрасно сохранившаяся нагая молодая женщина. Но публикация той давней истории попахивала откровенной фантастикой, и молодой немецкий репортер, специализировавшийся на ужасах, сообщавший об открытии русским зоологом Вадимом Аксеновым во льдах Колымы не только очередного мамонта, но и необычайно эффектной дамы (с молочно-белой кожей, даже нежно-розового, как персик, оттенка, с яркими голубыми глазами и белокурыми локонами, со стройным телом античной богини), потом плохо кончил, примкнув к гитлеровской своре недочеловеков, и в силу этого его журналистский и литературный архив был уничтожен, а на републикацию его работ было наложено строгое многолетнее вето.

В довершение своего рассказа Риталий показал мне свои снимки алтайской прелестницы, но все они оказались так или иначе неудачными. Видимо, преломляемость прозрачного материала кокона была настолько неподвластной даже импортной чудо-оптике, что блики и пятна повсеместно искажали облик алтайской принцессы на фотографиях. И все-таки со слов Риталия складывался отчетливый портрет гармонически сложенной девушки среднего роста со слегка скуластым миловидным лицом, на котором выделялись зеленовато-карие глаза; стройный, слегка вздернутый носик; пухлые чувственные губы кинодивы наподобие Мерлин Монро и черные коротко-остриженные волосы наподобие прически египетской царицы Нефертити. На запястьях рук и на лодыжках красовались золотые браслеты числом от трех до пяти. Пальцы рук были украшены золотыми и серебряными перстнями, в которые были вправлены самоцветы и бриллианты. На шее было застегнуто ожерелье, представляющее собою золотой обруч, от которого ниспускались семь золотых цепочек, заканчивавшихся треугольными пластинками с выгравированными внутри треугольников глазами, в зрачки которых были инкрустированы драгоценные камни; изумруд, сапфир, рубин и другие, переливающиеся всеми цветами радуги, несмотря на дифракцию кокона.

Красовский позвал меня поехать вместе с ним на Алтай, чтобы позже сочинить стихотворные тексты к его новым фотографиям алтайской принцессы, которые он уже договорился издать альбомом в «Пергамон пресс». Под сакэ и суши я все равно бы ударил по рукам, а уж обещанная публикация вообще меня окрылила; само же предстоящее путешествие вызвало в ресторанчике острый приступ ностальгии по стабильным временам «застоя», когда я был жизнеустойчив не менее Риталия и мог немедленно лететь куда угодно по первому порыву вдохновения. Я уже успел забыть, оказывается, как легко перемещался когда-то на далекие расстояния, совершенно не заботясь о деньгах и о быте.

Утро следующего же дня встретило нас с Риталием в салоне сверхзвукового самолета. Помимо нас двоих и утроенного числа охраны (не менее пятнадцати человек, вооруженных, что называется, до зубов), на Алтай летело несколько антропологов, двое врачей и историк, крупный специалист по Древнему Востоку, считавший, что, наконец-то, отыскано недостающее звено, соединяющее пирамиды Древнего Египта с пирамидальными постройками уничтоженных цивилизаций Латинской Америки. Перевернутая алтайская пирамида означала, по его квалифицированному суждению, памятник устремлению космических пришельцев-прародителей последующих земных цивилизаций досконально изучить новооткрытую планету, добравшись до её ядра, в отличие от небесной тяги их неблагоразумных потомков, строящих пирамиды уже с настойчивым желанием отыскания обратного пути.

Через восемь-девять часов комфортабельного полета с завтраком и обедом под традиционный французский коньяк (я с удовольствием воскресил эту традицию Красовского) мы приземлились на глухой военный аэродром, затерянный среди сопок, где на летном поле, помимо самолетов, виднелись и четко угадывались корпуса космических ракет. Еще через час вездеходный «джип» доставил нас в полевой городок на склоне горы, покрытой смешанным лесом.

Дружище, ты не будешь против поселиться со мной в одной секции трейлера? Здесь, в городке, царит форменный ажиотаж, правдами-неправдами набились корреспонденты, мест не хватает, люди живут не только в палатках, но даже и в импровизированных шалашах и землянках. Не успевают перебрасывать с большой земли трейлеры. Но жить нам Вова, от силы неделю, а может, даже и за несколько дней управимся, — уже мечтательно произнес Риталий, и я сразу же узнал характерное заикание сибирского юноши в момент наивысшего волнения, которым он когда-то останавливал полет своей или чужой фантазии во время нередкого, хотя и довольно скромного тогда застолья. Его разноцветные глаза сверкнули как самоцветы ожерелья принцессы, о котором он же и недавно рассказывал столь живописно.

Я только кивнул головой в знак совершенного согласия и стал распаковывать свой нехитрый скарб. Риталий предоставил аналогичное занятие человеку из своей свиты, а сам естественно, с охраной, отправился, сразу на свидание с околдовавшей его красавицею. Но я, как позже оказалось, ошибся. Посещение пирамиды было уже основательно забюрократизировано. Даже столь влиятельному спонсору, как финансировавший на шесть десятых проект Красовский, требовалось некоторое время для оформления нескольких пропусков, потому что алтайская пирамида была окружена несколькими кольцами охраны различных ведомств (причем, даже нескольких национальностей: так, самую приближенную к пирамиде караульную службу несли смуглые выходцы-наемники из Средней Азии. С лицом, обрамленным непременной могучей бородой, а уж внутреннюю службу — солдаты в мундирах явно «натовского» пошиба). Между собой эти ведомства не контактировали. Только ещё неизвестный мне главный распорядитель мог разрешить допуск к алтайской находке и тем более внутрь её, да координаторы в столице, о которых я так ничего и не узнал до самого, что называется, конца.