Мария Моисеева - Вампир Страница 3

Разумеется, меня потом выпороли. И девочка, сопровождаемая гувернанткой, пришла посмотреть, как меня пороли, как кнут оставлял сочащиеся кровью полосы на моей спине. Она даже радостно подпрыгивала при каждом взмахе кнута, встряхивая медно-рыжими волосами и заливаясь своим чудесным смехом. Ее детская жестокость что-то стронула в глубине моего существа, и я впервые за все годы своей жизни ощутил касание Того, Кто Есть Я. Я полюбил эту девочку, ее белые платьица и рыжину тугих кудряшек, ее нежные розовые губы и белизну тонкой кожи. Я знал, что когда-нибудь она будет моей. Поэтому меня так раздражали взгляды гувернантки, которая, очевидно, так и не могла забыть досадную случайность с ведром воды, стоившую ей платья.

Когда потом, через много лет, эту самую гувернантку насиловали солдаты, во дворе другого замка, растянув ее беспомощное тело на каменных плитах, я подошел, отбросил подол длинного платья, закрывающий ее голову, заглядывая в постаревшее, покрывшееся морщинами женское лицо, и неодобрительно поджал губы, глядя ей прямо в глаза, покачивая головой, имитируя гримасу неодобрения, с которой она в давние годы смотрела на мои рваные штаны и грязные руки. Меня обрадовали ее расширившиеся узнаванием зрачки. А крик, раздавшийся мне вслед, когда я отошел, оставляя ее своей судьбе, ласкал мой слух, как сейчас ласкает мою память.

Но это была только первая встреча с моей любимой. Тот день, когда она была маленькой девочкой, играющей во дворе замка моего князя, давно прошел. Но мы встречались множество раз, я и очаровательная рыжеволосая девушка. Знаете, что удивительнее всего в ней, моей любимой? То, что она сохранила пристрастие к белым платьям со времен своего детства. Сколько бы раз за свою жизнь я ни сталкивался с ней, неизменными были две вещи — медно-рыжий цвет вьющихся локонов и белое платье, всегда — белое платье. Цвет невинности и чистоты.

Я хочу рассказать о той встрече, которая перевернула окончательно мою жизнь. О том моменте, когда я слился одновременно со своей любимой и Тем, Который Есть Я. Это было осознанием моей личности, самой глубинной и потаенной ее сути. Это было — всем, открытием Вселенной, которая тоже была — мною. Самое важное событие в моем существовании, после которого я только следовал путем, указанным Тем, Который Есть Я.

Моя память бережно и трепетно сохранила вид того поля, на котором были одновременно посажены двадцать тысяч деревьев. Двадцать тысяч молодых саженцев, готовых раскинуть ветви-руки. И это произошло! Влад Тепеш был велик и не сожалел о гибнущих. Он желал, чтобы его боялись, и он добился этого. Я испытал блаженство легкости освобожденной от мыслей головы, когда увидел, как двадцать тысяч кольев приняли предназначенные им жертвы. Как это было прекрасно! Все эти люди, боящиеся даже вздохнуть, не то что закричать, сдерживающие стоны, сползающие медленно по длинным тупым кольям, всаженных в их внутренности. Гордые женщины, которые презрительно смотрели на таких, как я, не имеющих родителей и нищих. Эти женщины, пронзенные кольями, воткнутыми во влагалища. Мужчины, надменно отвергавшие мою дружбу, принимали эти колья в прямую кишку и одним взмахом взлетали над землей, символизируя справедливость великого Влада. И дети, там были и дети, корчащиеся на слишком толстых для их маленьких тел кусках дерева.

Знаете, как прекрасны потеки крови на теплом дереве? Когда эти тонкие темно-красные струйки впитываются в прожилки кола, когда тяжелые вязкие капли падают на жадную землю, оплодотворяя ее своей жизнью… Вам следовало бы быть на том поле, чтобы понять эту красоту и гимн настоящей жизни. Там я встретил свою любимую.

Я шел вдоль посаженного по приказу Влада леса, рассматривая людей, замерших на своих кольях. Были такие, которые умерли быстро, они не представляли интереса для меня. Я искал живых, впитывая их боль и страдания. Я чувствовал, что становлюсь сильнее, и ко мне приближается нечто, то, что я ждал всю свою жизнь, то, что я должен принять, как свою судьбу. И я увидел ее.

Медно-рыжие локоны моей любимой слиплись от пота. Один завиток волос приклеился ко лбу, рядом с грязной полосой. Когда я увидел эту серую полоску земли, прилипшей к белой коже, мне мучительно захотелось стереть ее, чтобы увидеть любимое лицо без малейших следов грязи. Она смотрела на меня безумным взглядом своих прекрасных голубых глаз, не узнавая того мальчика, которого когда-то давно пороли на конюшне под переливы ее чудесного смеха. Она просила о помощи. Очевидно, кол, на котором она висела, застрял, упершись в кость, что причиняло ей муки. Она боялась пошевелиться, так как любое движение вызывало вибрацию кола. Она молила меня о помощи. Меня! Наконец-то! Это было блаженство, видеть ее умоляющие глаза, знать, что только я могу помочь ей. Только я…

И я ударил ногой, обутой в тяжелый сапог, у основания кола. И еще раз… И еще… Я видел, как затрясся кол, как она начала сползать по нему вниз, захлебываясь беззвучным криком, хрипя распяленным ртом с потрескавшимися, искусанными в кровь, губами. И этот кол входил в нее, разрывая ее внутренности, заставляя ее корчиться от непереносимой сладкой боли, так, как я мечтал столько лет. Я видел ее кровь, стекающую по колу, я видел темный сгусток, тяжело вышлепнувшийся изо рта прямо на мою рубашку. Я потом долго хранил эту рубашку, не стирая, мне нравился вид кровяного пятна на плече. Ведь это была ее кровь…

Протянув руку, я прикоснулся пальцами к струйкам крови, сбегающим по ее ноге. Я провел ладонью, собирая эту кровь. Каким блаженством было слизнуть ее с ладони. Солено-сладкую, вкусную, теплую… Я прильнул губами к ее ноге, слизывая свежую кровь, льющуюся из ее разорванных внутренностей. Я наслаждался. Я покусывал ее бедро, впиваясь внезапно заострившимися зубами, разрывая нежную кожу, погружая лицо в алую дымящуюся мякоть. Я блаженствовал. Она была — моя. Вся моя, целиком и полностью. Та, которую я любил. Я дотягивался рукой до ее спутанных медно-рыжих волос, потемневших от пота, и тянул за прядь, стараясь вырвать клок для себя, чтобы оставить себе эту солнечную рыжину. Я наслаждался, когда меня пронзило еще большее блаженство. Я почувствовал Того, Кто Есть Я. Он проник в меня, нет, он — проснулся во мне. Окончательно слился со мной, как я слился с той, которую любил. И это было уже не просто блаженство, это был — экстаз высшего наслаждения. Я парил…

Они оторвали меня от нее, рычащего и задыхающегося. Они держали меня, но было видно, что им хотелось оказаться где угодно в этот момент, только не рядом со мной. Однако, они были солдатами и считали долг превыше своего страха. В тот момент они еще могли сдерживать свой ужас. Они отвели меня к Владу, продолжая держать, хотя я уже не вырывался. И великий Влад улыбнулся мне. А я — улыбнулся ему, сознавая свое превосходство. Потому что я уже знал, что Влад и такие, как он, существуют только для одного — для моего наслаждения. И он понял это, мой дорогой князь, он склонил передо мной голову, признавая меня над собой. И тогда я расхохотался, почувствовав ветер, который затряс все колья в этом прекрасном рукотворном лесу. От моего смеха порыв ветра усилился, разнося над полем вопли и стоны людей. Я впитывал каждой клеткой своего тела прекрасный запах крови и наслаждался, наслаждался, наслаждался…