Наталья Иртенина - Зов лабиринта Страница 32

Милицейская машина стояла чуть поодаль, на границе поросшей травой земли и прибрежной песчаной полосы. Еще дальше начинался сосновый перелесок, полого поднимаясь в гору. «Кстати, как вы меня нашли?» Ее сопровождающий самодовольно усмехнулся в усы. «Такая наша работа – находить. Я заметил тут недалеко машину вашего приятеля. Дальше несложно».

«Однако, – думала Ди, усаживаясь на заднее сиденье. – Уже всему городу известно, что у меня есть приятель. Интересно знать, какую роль они ему приписывают. „Вдова убитого ищет утешения на груди бывшего монаха!“ Не удержавшись, она фыркнула. И увидела в зеркале водителя вопросительно-недоуменный взгляд детины. „Это я не вам“. Отрезала, как топором махнула. Отвернулась к окну. Окинула напоследок глазами пляж. Ника там уже не было. Почему-то от этого стало грустно до тошноты.

Лейтенант Куницын, чья фамилия некогда гордо звучала как Кауниц, не был белокурой арийской бестией – он был всего лишь образцовым потомком обрусевших немцев. То есть педантичным, исполнительным и прилежным молодым человеком с самыми серьезными видами на жизнь и обустройство в ней. Поэтому он мучительно переживал в тех случаях, когда дело не ладилось, зависая в мертвой точке, когда не удавалось проявить свои лучшие качества и когда не оправдывались чьи-то возложенные на него надежды. По счастью, в этих тупиковых ситуациях на помощь Куницыну приходили истинно русские хитрость и изобретательность, тщательно укрываемые обычно под видом русского же деревенского простодушия, – способности, унаследованные лейтенантом от славянской половины родни.

Вот уже больше трех недель Куницын героически выдерживал регулярные атаки старушки Иванцовой, лишившейся любимой кошки в результате памятно-печальных событий. Пожилая женщина навещала прокуратуру каждые два дня – ровно с той же периодичностью, с какой раньше выгуливала питомицу. Лейтенант удивлялся и восхищался старушкиными неуемностью и постоянством, но каждый раз вынужден был виновато разводить руками – кошечка на улицах ему не попадалась. По правде говоря, все кошки, и домашние, и бродячие, были для него на одно лицо, то есть морду, и он никак не мог понять, почему бабушка не возьмет себе любую бездомную. Но долг есть долг, тем более долг сотрудника милиции. Словом, Куницын страдал.

И когда пожилая дама в очередной раз предстала перед ним воплощенным укором, нервы лейтенанта не выдержали и он вынужден был проявить хитроумие.

«Стойте здесь, Дарья Петровна, никуда не уходите. Мы нашли ваше животное, сейчас будем проводить опознание». Куницын опрометью бросился в столовую прокуратуры, где жила, нахлебничая, ничейная, приблудная кошка. Была она серой с зелеными глазами, круглыми боками и большими лапами. Вытащив бездельницу из угла, где та мирно дремала после обеда, лейтенант придирчиво осмотрел животное. Он остался доволен: окрас – какой нужно, дымчатый, с глазами, конечно, натяжка, голубые они должны быть, но старушка, может, и не заметит пустяка.

Пока нес сокровище к обнадеженной женщине, кошка пригрелась у него на руках, громко заурчала, как хорошо отлаженный мотор.

«Вот, получите. Все приметы сходятся». И протянул драгоценную ношу Дарье Петровне.

Та в ужасе шарахнулась в сторону, всплеснув руками. «Что… кто… что это?» – «Ваша кошка. Вы разве не узнаете ее? Вероятно, это потому, что она пережила стресс – перемена обстановки и все такое. Но я думаю, уличная жизнь ее закалила. Вам не кажется, что в глазах у нее появилось даже нечто мужественное?» – «Ка… к… кажется». Женщина испуганно лепетала, сделав глаза блюдечками и пятясь назад от идущего на нее лейтенанта с мерно хрумтящим в блаженстве животным. «Что с вами, Дарья Петровна?» Старушка закивала, затрясла головой. «Мне кажется. Ко… конечно, мне кажется. Зачем вы суете мне этого ужасного кота?» Лейтенант очень удивился. «С чего вы взяли, что это кот?» Женщина порозовела лицом. «У… у него на морде написано. Молодой человек, я так на вас надеялась, я молилась! Что я вам сделала, что вы подсовываете мне эту серую пакость?» Куницын решил стоять насмерть. «Вы же сами говорили – окрас дымчатый». – «Блю-пойнт, молодой человек, блю-пойнт! О, дорогая моя Симона, как же тебя оскорбили, тебя смешали с уличной грязью, тебя грубо оплевали! Нет, это невыносимо! Я буду жаловаться! Я… я…» И всхлипнув напоследок, потрясенная женщина скрылась за дверью приемной прокуратуры.

Лейтенант Куницын и кот, уже переставший тарахтеть, переглянулись. «Не понравился ты ей, приятель. К сожалению, ничего другого предложить не могу. Может, хоть теперь она взглянет правде в глаза?» Безымянный кот моргнул, соглашаясь. Наверное, взглянет. Должна взглянуть. И тогда заведет себе приличного, большого и серого кота вместо своей недотроги-пигалицы блю.

В этот момент дверь снова распахнулась, и на пороге возникла подозреваемая в убийстве своего мужа Диана Димарина. Хотя обнаружившиеся новые улики и были косвенными, их очевидная чудовищность и дикость затмевали любые сомнения в виновности женщины. А то, как она ловко симулировала поначалу шизофрению, тем более говорило о ее однозначной причастности. К сожалению, произвести арест сейчас не было возможности. Лейтенант отпустил кота и сдержанно поздоровался. Вслед за женщиной в помещение протиснулся здоровяк Морковин и отрапортовался: «Свидетельница по делу Димарина. Дома не оказалось, пришлось искать. Я могу идти?» – «Идите». – «Послушайте, лейтенант, скажут мне наконец, зачем меня сюда опять привезли? Ничего нового я вам сообщить не смогу. Вам известно, что у меня амнезия?» Она была возбуждена и говорила на повышенных тонах. Куницын отметил это как благоприятный фактор. Нервничает – значит, на чем-нибудь да сорвется. А там уже дело техники – доводить сломавшегося клиента до кондиции, то есть полного признания вины. Филигранную технику допроса Куницын освоил до тонкостей – жаль, Остапчук до сих пор не позволяет ему брать инициативу в свои руки. «Нам это известно. И тем не менее. В деле об убийстве вашего мужа, госпожа Димарина, появились новые материалы. Мы обязаны довести их до вашего сведения и задать некоторые вопросы. Прошу, следователь ждет вас».

Они усадили ее на стул в центре кабинета. Толстяк-следователь мрачно пыхал трубкой в своем кресле. Долговязый лейтенант пристроился столбом за спиной, нервируя. Видимо, намеренно – филигранную технику допроса, небось, наизусть вызубрил. По изуверским учебникам – «как вынуть душу из человека, чтобы он при этом ничего не заметил?»

Следователь угрюмо смотрел на нее, по-всякому избегая встречного требовательного, упрямого, затравленного взгляда. Вялые, с усталой ленцой движения, серая кожа обрюзглого лица и серые же, но темнее, полукружья под глазами делали его похожим на пресыщенного вурдалака, которому опротивело его вурдалачье бессмертие.