Наталия Земская - Анти-Авелин Страница 32

– Интересно сделано, – прокомментировал Саламатин. – Только я не вижу, чтобы на стене было что-то, на что можно повесить, к примеру, ту же картину. Все поверхности гладкие, и стыки внахлест.

– В этом доме все интересно. Средства поиска показали, что он весь нашпигован железом так, как если бы вначале он был наземным бункером на случай атомной войны, а потом этот бункер переделали под жилой дом.

– То есть сканировать стены бесполезно.

– Бесполезно.

– Надо поговорить с нашими технарями, наверняка есть какой-нибудь способ понять, почему здесь все так устроено.

– Наверняка есть, и наверняка поймем.

Надо было ехать в управление. У Петровича «чесались руки» по предстоящему разговору с доставленными для допроса.

– У меня еще есть здесь кое-какие дела, а потом на работу. Хочу поговорить с пристрастием с обитателями этого странного дома.

– Созвонимся, – ответил Саламатин, протянув руку для прощания.

Петрович отправился искать Айбике. В помещения для прислуги было безлюдно, на кухне кто-то гремел посудой.

– Айбике, – окликнул Петрович с порога кухни девушку, пытавшуюся справиться с большим котлом.

– Да, Иннокентий Петрович.

– Где твой паспорт?

– Он вам нужен? – покраснев от испуга, спросила Айбике.

– Не переживай. Я попробую решить вопрос с твоей легализацией. Ну, так где он?

– У тети Груни.

– Зачем ты ее тетей называешь? – поморщился Петрович. – Она тебе что, родная?

– Она всем обиженным и обездоленным – родная. Всегда у хозяйки наши зарплаты выпрашивает, слушает, жалеет нас. Когда Назира умерла, я видела, как она плакала украдкой.

– Крокодилы тоже плачут, когда заглатывают свою жертву.

– Она защищает нас всегда, – не унималась Айбике. – Вот и паспорта забрала на случай, если нами будут интересоваться миграционные службы, чтобы общаться с ними и не дать нас в обиду.

– Если бы она о вас так заботилась, то оформила бы разрешение на работу, а не держала бы здесь всех, как рабов. Где все паспорта хранятся?

– У нее в комнате. А разве можно, без ее разрешения?

– Можно. Я у нее лично разрешение попрошу, потом. Она не сможет мне отказать в такой мелочи.

Петрович испытывал какое-то животное удовольствие от того, что помогает Айбике. Ее хрупкая восточная красота рисовала в его воображении степи и заснеженные вершины гор, и желание быть там, среди пахучих трав, в той жизни, которая никогда не случится.

Красный ночник

В комнате было душно. Коммунальщики, как всегда «в своем репертуаре», усердно топили, не обращая внимания на то, что на улице установилась ранняя весна. Вероятно, грели впрок, чтобы всем хватило осенью терпения не умереть от холода до долгожданной подачи тепла.

Петрович смотрел в потолок. Накопившаяся усталость, вместо того чтобы сморить в сон, наоборот – не давала уснуть. Все мысли были в управлении, там его ребята проводили затянувшиеся оперативно-розыскные мероприятия, а он решил поспать перед взбучкой от начальства за недозволенные методы работы.

Показания опрашиваемых не давали желаемого результата. Борис Ким вполне правдоподобно не мог понять, о каком самопроизвольном открывании двери в гостевом домике идет речь. Назира представлялась как взбалмошная, истеричная девица, которая проходу не давала одному из работников усадьбы своими домогательствами из-за неразделенной любви. Этот сотрудник подтвердил, что из жалости имел с ней несколько раз связь, но потом отказался от близости, так как не испытывал к ней никаких чувств, а та, в свою очередь, грозилась, что покончит с собой и, вероятно, реализовала свою угрозу после нервного потрясения. Похоже, что рабы свято сохраняли тайну своих патрициев, – возможно, под страхом какого-то наказания.

Петрович почувствовал в своей ладони холодный нос Бонифация. Пес стоял около кровати, помахивая хвостом.

– Тебе тоже не спится, дружище? – Петрович ласково потрепал собаку за ухом. – А пойдем, прогуляемся. Может, пройдемся, и спать захочется?

Воздух был наполнен влажной прохладой. Где-то хохотала полуночная молодежь. Около входа в общежитие стояла служебный Москвич. Оглядев его со вздохом, Петрович прижался ладонью к железному боку машины. Холод металла напомнил ему такие же ощущения, как от гранита, которым была отделана стена около места, где был убит Габриэль Каре.

Почему они с Саламатиным решили, что убитый что-то рассматривал на стене? Быть может, под гранитными плитами есть тайник, и ему показывали его содержимое. Удобный момент для убийства, но тогда должно быть два участника преступления. Тот, кто отвлекает жертву, и тот, кто непосредственно совершал убийство. Надо бы рассказать эту версию Егереву.

Но ждать до утра не хотелось. От общежития до усадьбы Бжозовской каких-нибудь пятнадцать минут по ночным дорогам. Хозяев в доме нет, прислуга спит. Наверняка, сигнализацию трогать побоялись, и она не включена. Внешнее наблюдение ФСБ его не беспокоило, а наоборот – вселяло спокойную уверенность в себе. Завтра он задним числом оформит рапорт о необходимости несанкционированного проникновения в жилище, – все равно по шее получать. Желание еще раз рассмотреть гранитную стену было таким сильным, а ситуация и возможности такими заманчивыми, что логика перестала удерживать его поступки.

– Поехали, – скомандовал Петрович Бонифацию, открывая пассажирскую дверцу автомобиля.

Остановившись около знакомого забора усадьбы, он достал карманный фонарик из бардачка и, приказав Бонифацию ждать, направился к воротам.

Ворота усадьбы, как и рассчитывал Петрович на женскую «смекалку», были не заперты. Справиться с дверным замком входной двери помог богатый опыт оперативной работы.

В холле было тихо и темно. Притворив входную дверь, он постоял немного, чтобы убедиться в правоте своих соображений в отношении сигнализации.

«Соображения» себя оправдали, и он двинулся в сторону зала. Поравнявшись с лестницей, прислушался – показалось, что слышится тихая речь на французском языке.

Петрович шагнул в направлении голосов. Да, это был французский. Но откуда? Все основные действующие лица, связанные с французской эмиграцией, были доставлены в управление. Может, кого-то пришлось срочно отпустить? Выяснять было поздно. Идти на голоса, значит – обнаружить себя и не попасть к стене. И еще эти странные мягкие блики из-под лестницы. Возможно, что это был отблеск на мраморном полу от света, падающего из открытой двери, ведущей в помещения прислуги, и голоса были оттуда же, – больше неоткуда.