Гордон Далквист - Черная книга смерти Страница 37

— Сордж может достать табак, — сказала Лина, не обращаясь ни к кому в особенности.

— Да неужели?! — срывающимся голосом проговорил Свенсон.

— Рыбаки его жуют. Но и курят тоже. Поговорите с Сорджем.

Лина пробежала глазами по столу — все ли, что нужно, она сделала. Резкий кивок Элоизе — да, все, — и Лина удалилась в комнату. Как только дверь за ней закрылась, Свенсон пододвинул стул для Элоизы, помогая ей усесться поудобнее. Потом он сел на свое место, но тут же вскочил опять, чтобы налить чай.

— Ну, похоже, вы спасены, — язвительно сказала Элоиза.

— Благодарение святому дурных привычек, — усмехнулся Свенсон.

Они молчали, разливая суп и передавая хлеб — каждый руками отрывал себе кусок.

— Как мисс Темпл? — спросил Чань.

— Все так же.

Свенсон обмакнул ломоть хлеба в суп и откусил намокшую часть.

— Ей снятся сны, — сообщила Элоиза.

Чань поднял на нее глаза.

— У нее бред, — жуя, пояснил Свенсон.

Элоиза покачала головой.

— Не уверена. Мы с ней почти не успели поговорить в Харшморте, я вовсе не знаю ее, но у нее твердый характер. Такая молоденькая — и такая целеустремленная…

Она подняла глаза и увидела, что мужчины внимательно смотрят на нее.

— Я ее ничуть не осуждаю, — сказала Элоиза. — Но знаете ли вы, что она заглядывала в книгу? В стеклянную книгу?

— Я — нет, — ответил Свенсон. — А вы уверены?

— Она ничего такого не говорила, — пробормотал Чань.

— Да у нее и времени не было, — заметил Свенсон. — А вам что она сказала?

— Только то, что заглядывала туда. И вообще завела об этом речь лишь для того, чтобы меня успокоить. Но книга, в которую смотрела я, была пуста — она сама смотрела в меня, хотя со стороны это кажется безумием…

— То же самое я видел в Харшморте, — вставил Чань. — Слава богу, что вы сохранили разум, миссис Дуджонг.

— Это едва не убило ее, — взволнованно сказал Свенсон.

— Дело в том, что моя стеклянная книга была пуста, — заметила Элоиза. — Она забирала воспоминания. А мисс Темпл смотрела в заполненную книгу.

Свенсон отложил ложку.

— Господи боже мой! Целая книга — а не случайные обрывки, запечатленные на куске стекла. Да ведь тут можно прожить не одну чужую жизнь… господи, эти воспоминания станут для человека наравне с его собственными. Целая книга… да еще вопрос, что там в ней… учитывая развращенные вкусы графа… — Доктор замолчал.

— А потому остается лишь догадываться, какие сны она видит, — вполголоса сказала Элоиза.

Свенсон посмотрел через стол на Чаня — тот хранил молчание, — потом перевел взгляд на Элоизу. Ее рука с кружкой дрожала. Женщина заметила его взгляд, снова улыбнулась на мгновение и поставила кружку.

— Никак не могу уснуть, — пожаловалась она. — Наверное, тут, на севере, слишком светлые ночи.

В комнате мисс Темпл горела единственная свеча, стоявшая в тарелке. Свенсон сел на кровать, поднес свечу поближе, чтобы лучше видеть больную, пощупал пульс у нее на горле, ощутил жар, идущий от потной кожи. Сердце девушки беспокойно и учащенно колотилось. Неужели больше ничего нельзя сделать? Доктор встал, открыл дверь и чуть не столкнулся с Элоизой, которая несла таз с водой и новые полотенца, висевшие на ее руке.

— Я думала, вы ушли с Сорджем, — сказала она.

— Совсем нет. Я заварил еще травы, скоро будет готово. Минутку.

Когда он вернулся с новым чайником заварки, Элоиза была по другую сторону кровати, обтирая мисс Темпл. Доктор размешал отвар и налил его в фарфоровую чашечку, чтобы охладить. Он отметил чувственную уверенность пальцев Элоизы — та осторожно согнула ногу больной в колене и принялась обтирать ее снизу влажной тряпицей; капельки воды бежали по бледному бедру в тень межножья. Элоиза намочила полотенце еще раз и осторожно пробралась под рубашку — Свенсон демонстративно отвернулся — между ног мисс Темпл. Рука ее под тканью совершала легкие движения взад-вперед и наконец вынырнула. Элоиза окунула полотенце в таз и отжала его.

— Так ей будет спаться лучше, — тихо сказала она, передала тряпицу Свенсону и кивнула на ту руку больной, которая была ближе к нему. — Протрете?

Он прошелся по бледной худенькой руке. Холодная вода скатывалась в выбритую подмышку, а оттуда текла под рубаху, на грудь.

— Мы говорили о воспоминаниях, — сказал доктор.

— Говорили.

— Любопытное… явление.

Элоиза не ответила. Протянув руку, она пальцем убрала прядь волос с лица мисс Темпл.

— Взять, например, мой случай, — продолжал Свенсон. — За последние недели я расстался с надеждой благополучно вернуться домой. На родине меня сочтут предателем. Да, я исполнял свой долг, но к чему все это? Принц убит, конвой уничтожен, дипломатическая миссия провалена…

— Доктор… Абеляр…

— Ваша очередь. — Он передал ей кусок материи и кивнул на другую руку. — Я не закончил. Пусть я пока что вне закона… но я пытаюсь представить себе жизнь в изгнании… Будет ли у меня работа, надежда… любовь… — доктор избегал взгляда Элоизы, — так вот, после всех этих событий мне стало ясно: последние шесть лет с Макленбургом, а точнее сказать с этим миром, меня связывали одни воспоминания. Женщина, которую я любил. Она умерла. Все было тщетно… но эта последняя потеря… значит, я потерял и ее тоже, окончательно. Я утратил все. Как могу я жить дальше, не предав то, чем я жил? Идиотская дилемма… ведь жизнь есть жизнь, а мертвецов позади не пересчитать… и все же вот так я устроен.

— Она была… вашей женой?

Свенсон пожал плечами.

— Ну, до этого не дошло… точнее, все оказалось еще нелепее. Она была моей кузиной. Коринна. Заболела лихорадкой. Уже много лет назад. Бесполезные сожаления. И знаете, я говорю это лишь для того, чтобы объяснить, почему я вам так сочувствую… ваша жизнь — эта жизнь, из которой столько вычеркнуто… воспоминания и время, все, что вы потеряли… и внутри этого утраченного времени — все, что вы, наверное, могли сделать…

Элоиза ничего не ответила, с отсутствующим видом протирая руку мисс Темпл.

Свенсон глубоко вздохнул.

— Я говорю это для того, чтобы вы поняли… когда я говорю о том, чтобы остаться здесь, когда я вижу ваши слезы… я хочу, чтобы вы знали… я готов…

Элоиза подняла взгляд, и он замолчал. Тишина затянулась и стала невыносимой.

— Не могу сказать, что не питаю к вам никаких чувств, — тихо сказала она. — Конечно питаю. И самые нежные. Это самое трудное… вы, наверное, считаете меня ужасной женщиной. Ничто не доставило бы мне такого удовольствия, как предложить себя вам, поцеловать вас вот в это самое мгновение. Будь я свободна. Но я не свободна. А мои мысли… они спутались…