Александр Птахин - СУРОВАЯ ГОТИКА Страница 40

– Ты бы, Прошкин, такую наблюдательность проявлял, когда Александр Дмитриевич у тебя из гостей поздней ночью один – одинешенек уходил! – замечания Прошкина не на шутку разозлили его шефа, – А еще лучше проявил бы бдительность и пошел, проводил его, вместо того что бы с Субботским сказки на ночь друг другу рассказывать! И вообще – что он у вас целый вечер делал и во сколько ушел?

Прошкин ответил на этот вопрос честно – как только мог. Он действительно не знал, что делал в его квартире Баев и о чем он говорил с Субботским до его возвращения.

– Не знаю, Владимир Митрофанович! Когда я приехал было двадцать часов пятнадцать минут, сколько он до этого с Субботским просидел, и о чем они говорили лучше у самого Алексея Михайловича спросить. Вот… А ушел он около одиннадцати – и провожать его было не зачем – он же поехал на машине Управления! Я сам лично ключи ему дал!

– И молчишь! – возмутился Корнев, – А где сейчас машина?

– Во дворе Управления стоит… – Прошкин чувствовал себя виноватым – действительно получалось, что Баев перед тем, как попасть к себе домой, аккуратно загнал автомобиль во двор Управления и пошел пешком. Хотя ему было едва ли не вдвое ближе от дома Прошкина до собственного жилья, чем до здания Управления.

– Пойдем, полюбуемся – может, по километражу сообразим, куда он ездил…

По километражу выходило, что некто ездил на машине Управления в Прокопьевку. К тому же в шинах застряла сельская грязь, травинки и соломинки.

– Вот видишь, Николай, – как все просто разъяснилось! – обрадовался Корнев, – Я ведь так сразу и сказал, что Феофана отравили, так же как и Баева. То есть дело было так – Баев взял у тебя машину и поехал в Прокопьевку, там о чем-то посудачил с многоумным старичком. Да только ничего хорошего из этого не вышло – обоих отравили. А что бы скрыть факт их встречи – Баева доставили домой, а затем, злоумышленник, воспользовавшись его формой, отогнал автомобиль на стоянку перед управлением…

На душе у Прошкина было скверно – он никогда не вводил руководство в заблуждение по существенным вопросам и сейчас сильно страдал, наблюдая как на этот раз, из-за недостатка информации, Корневу не удается своим привычно-дедуктивным методом выстроить  ни одной из тех безупречных логических цепочек, которые всегда приводили Прошкина в восторг. Поэтому Николай Павлович рискнул сообщить начальнику максимум информации, который было возможно – в конце концов, мог же он умолчать кое о чем без всякого умысла? Например, в суете просто забыть про эти дурацкие сабли, что Баев ему принес – ведь он лично убедился, что в саблях нет ничего мистического, опасного или антисоветского! А папка с записями Деева – вещь сугубо частная и к делу никакого отношения не имеет!

Приняв такое решение, Прошкин конфузясь и краснея, сознался начальнику, что никто иной, как он сам – Прошкин – имел неосторожность нанести визит отцу Феофану в Прокопьевку, и мысленно попросив у покойного прощения за частичное искажение фактов, присовокупил – мол, у бывшего служителя культа было накануне видение. И привиделось отцу Феофану, что жизнь Александра Дмитриевича будет подвергаться угрозе до тех пор, пока этот достойный молодой человек не отправится в длительное и далекое путешествие…

От таких новостей Корнев плюхнулся прямо на сиденье автомобиля, раскраснелся и расстегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, отдышавшись, устало спросил:

– И что тебе Баев на такую новость выразил?

– Туманно высказался в том смысле, что он уже уехал из Москвы, сюда, в Н., а судьба его вовсе не изменилась к лучшему. Он в пророчества не верит, Владимир Митрованович, и в Прокопьевку ехать не стал бы из-за этого. Тем более бензина оставалось на донышке – ему до дома добраться едва хватило бы… Вон, – Прошкин постучал ногтем по приборной доске, – бак совершенно пустой!

Корнев погрузился в размышления, потом резко велел заправить машину, и вызвать Субботского – но не в Управление. Встреча была назначена через полтора часа в особняке фон Штерна.

Прошкин сидел за рулем и раскатывал по пыльным улицам с максимально возможной скоростью, а Корнев с серьезным видом щелкал секундомером и записывал минуты и километры в блокнот. Экспериментальный заезд подтверждал, что на этот раз дедукция не подвела Владимира Митрофановича. Действительно, Саше как раз хватило бы бензина, что бы доехать до дома фон Штерна, а затем вернуть автомобиль во двор управления. Для того, что бы доехать до собственного жилища у него уже не было топлива, а заправить машину ночью ему было попросту негде. Посоветовавшись еще раз, Корнев и Прошкин решились все – таки потревожить останки отца Феофана, и, направив на утверждение соответствующие документы, отправились в особняк фон Штерна, где их уже должен был дожидаться Субботский.

18.

– Это, Владимир Митрофанович, самый форменный допрос напоминает, а никакую не дружескую беседу! Так вот время допроса людям хотя бы воды попить разрешают или сигарету выкурить! – возмущался Субботский. Уже несколько часов он общался с Корневым и Прошкиным, сидя в мрачноватой гостиной фон Штерна, и отвечал на удручающе однообразные вопросы о содержании недавнего разговора с Александром Дмитриевичем. По десять раз тыкал пальцем в одни и те же фотографии из бархатного альбома, перечислял фамилии и научные заслуги лиц на них изображенных, рассказывал, где и при каких обстоятельствах встречался с этими лицами, и конечно ж, многократно и на разные лады повторял легенду о золотом медальоне. Деликатно выпуская эпизод своего раннего знакомства с Баевым, Субботский всякий раз подчеркивал, что во время давешнего вечернего разговора Александр Дмитриевич решительно отрицал все возможные гипотезы о сокровищах или неких физико-геологических аномалиях, связанные с легендой о путешественнике, медальоне и тем более разработанной при помощи такого метафизического инструмента карте. По этой причине Субботский напрочь отвергал возможность того, что упомянутые медальон или карта могли хранится у Баева.

В конце концов, совершенно выведенный из себя этим разговором Корнев, упорно придерживавшийся версии, по которой Баева пытались убить и обокрали именно для того, что бы завладеть легендарным медальоном, раздраженно поинтересовался – где Субботский, будь он на месте покойного фон Штерна, спрятал бы столь ценную карту или не менее достопримечательный медальон?

Мучить Субботского ни Прошкин, ни Корнев, конечно, не собирались – они и сами страдали не меньше – о том, что в доме фон Штерна, после попытки поджога, поврежден водопровод их никто не уведомлял. И сигареты у обоих закончились как всегда не к стати…Но Субботского эти факты совершенно не примеряли с создавшимся положением и он продолжал возмущаться: