Моррис Уэст - Адвокат дьявола Страница 41

Тем временем Блейз Мередит продолжал:

– Из свидетельских показаний следует, что Джакомо Нероне вел переговоры с оккупационными войсками от имени крестьян. Что вы можете об этом сказать?

– Я думаю, это преувеличение. В основном переговоры велись через меня. Когда отношения ухудшались, слуги говорили мне об этом, а я шла к командиру гарнизона… Отношения v нас были сугубо деловые. Обычно он соглашался с моими просьбами. Нероне, возможно, преувеличивал свое влияние на немцев, чтобы не потерять уважения крестьян.

Слуги начали убирать грязные тарелки. Мередит не спешил задать следующий вопрос, поэтому Николас Блэк счел возможным заполнить паузу:

– Кто-нибудь знает наверняка, кто этот человек и откуда он пришел?

Анна-Луиза давала указания слугам. Мейер промолчал. Отец Ансельмо осушал очередной бокал вина. Так что отвечать пришлось Мередиту:

– Его личность не установлена. Поначалу его принимали за итальянца. Потом, похоже, у многих создалось впечатление, что он – дезертир из армии союзников, англичанин или канадец.

– Интересно, – насупился художник. – На итальянском фронте было несколько тысяч дезертиров.

– Да, необходимо учитывать и эту возможность, – кивнул Мередит. Я думаю, мне удастся узнать что-то более определенное.

– Если он – дезертир, то не может быть святым, не так ли?

– Почему же? – изумился Мередит.

Художник картинно всплеснул руками:

– Я, конечно, не теолог, но каждый солдат принимает присягу! Нарушение клятвы – грех, не так ли?

– Для неверующего у вас чисто христианская логика, – добродушно ответил Мередит.

За столом засмеялись, Блэк покраснел:

– Это логичное заключение.

– Несомненно. Но могут возникнуть особые условия. Человек не может совершать грех, прикрываясь данной им клятвой. Если присяга потребовала от него чего-то греховного, он был обязан нарушить ее.

– Как вы будете устанавливать подлинность тех или иных сведений? И мотивы?

– Мы должны полагаться на показания людей, лично знавших его. Суд установит их подлинность, – Мередит улыбнулся. – Это длительный процесс.

– В этом-то и беда римлян, – внезапно заговорил отец Ансельмо. – Вы не видите очевидного, даже если вам все подсовывают под нос, – он едва шевелил языком, выпив слишком много вина. – Послушав вас, можно подумать, что никто ничего не знает. Как бы не так. Мы все знаем, кем он был. Я знаю. Доктор знает. Гра…

– Он пьян, – прервала священника Анна-Луиза. – Извините, монсеньор, но его надо немедленно отправить домой.

– Он – старик, – добавил Мейер. – У него больная печень, и ему требуется совсем немного вина, чтобы опьянеть. Я отведу его домой.

Старик оглядел стол, ловя уходящую мысль. Но попытка не удалась, его седая голова упала на грудь.

– Пьетро вам поможет, – бросила графиня.

– Я тоже, – добавил Николас Блэк.

Мередит отодвинул стул и встал.

– Он, как и я, священник. Я отведу его домой, вместе с доктором.

– Возьмите мою машину, – предложила Анна-Луиза де Санктис.

– Ему лучше пройтись, – возразил Альдо Мейер, – Свежий воздух отрезвит его. Идти недалеко. Помогите мне, монсеньор.

Вдвоем они подхватили священника под руки, подняли на ноги и вывели из дома на посыпанную гравием подъездную дорожку.

Николас Блэк и графиня остались за столом. Первым подал голос художник:

– Тонкая работа, дорогая, очень тонкая, не так ли?

– Идите к черту! – И графиня выпорхнула из-за стола, предоставив ему право улыбаться самому себе.

Когда они шли по дороге, а отец Ансельмо бессильно висел на плечах провожатых, Мередит с изумлением отметил, что старик почти ничего не весит. В гостиной и за обеденным столом тот скорее производил впечатление человека грузного. Теперь же было видно, какой он хрупкий, тощий, за исключением толстого живота.

Отвращение к пьяному священнику, которое поначалу испытывал Мередит, скоро сменилось состраданием. Так вот что случается с людьми, открывшими ужас жизни. Вот в кого превращаются они, когда возраст подтачивает тело и душа сгибается под тяжестью времени и воспоминаний. Кто мог любить такую развалину? Кого волновало, жив он или умер, какая судьба в вечности уготована его душе, да и осталась ли вообще душа после стольких бесцельно растраченных лет? Похоже, Мейера волновало… Этот семит с подмоченной репутацией, должен понимать, что происходит с мужчиной, когда отказывает печень и подводит простата, когда из-за артрита трудно держать ложку в руке. Мередит с тревогой подумал, что в этом мире возможна более суровая смерть, более мучительный путь к господу Богу, чем его собственный.

Он все еще размышлял над этим, когда они подошли к дому священника. Осторожно привалили отца Ансельмо к стене, и Мейер громко постучал в дверь. Несколько секунд спустя послышались шаркающие шаги, на пороге появилась толстая старуха в бесформенной черной ночной сорочке, с засаленным ночным колпаком на спутанных волосах. Сонно уставилась она на них:

– В чем дело? Поспать не дадут. Если вам нужен священник, его нет. Oн…

– Он пьян, – прервал ее Мейер. – Мы привели его домой. Его надо уложить в постель, Роза.

Она сердито фыркнула:

– Я знала, что такое и будет! Я предупреждала. Ну почему они не оставят его в покое? Поздно ему общаться с господами. Он же старик – большой ребенок, который не знает, как обслужить себя. – Она взяла Ансельмо за руку и попыталась увести в дом. – Пошли, сумасшедший ты мой. Роза уложит тебя в кровать и присмотрит за то…

Тут ноги старика подогнулись, и он не упал лишь потому, что Мейер успел поддержать его.

– Помогите, монсеньор, – обратился он к Мередиту. – Придется нам уложить его в постель.

Они подняли отца Ансельмо за ноги и плечи, внесли в дом по скрипучей лестнице – на второй этаж. Роза со свечой в руке шла впереди, показывая дорогу. Пахло плесенью, гнилью, как в мышиной норе. В спальне стояла большая кровать, застеленная грязными покрывалами. На одной половине до их прихода, видимо, спала Роза, вторая оставалась нетронутой. Старика поднесли к кровати и уложили на нее. Мейер начал расстегивать ворот* ник, но старуха оттеснила его:

– Оставь! Ради Бога, оставь! Сегодня ты и так принес немало вреда. Я присмотрю за ним. Мне не впервой.

После короткого колебания доктор пожал плечами и вышел из комнаты. Мередит последовал за ним и, выйдя на улицу, полной грудью вдохнул свежего воздуха.

Мейер раскуривал сигару.

– Вы шокированы, монсеньор?

– Мне жаль его, – ответил Мередит. – Искренне жаль.

Доктор пожал плечами:

– Половина вины лежит на церкви, мой друг. Она послала бедолагу Ансельмо в самую глушь, полуобразованного, без средств к существованию, без уверенности в будущем, ожидая от него дисциплины. Он – обычный крестьянин, да еще не слишком умный. Ему чертовски повезло с такой женщиной, как Роза Бензони, которая держит его под каблуком и стирает ему носки.