Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха Страница 41

– Представляете: они завтра летят в Рим вместе с нами одним рейсом! Лиля тут в командировке, начальство московского метрополитена сопровождает… Такая болтушка! – говорил князь, заметив хмурый взгляд Насти. – Взяла с меня слово, что я ей Рим покажу…

– Мы туда, между прочим, не по городу шастать едем! – добродушно заметил Никита, исполненный мужской солидарностью с товарищем. Как старший на целых три года, он упивался ролью мудрого и опытного наставника. – Насть, да не злись ты так! Ну, дело молодое… И перстень успокоился, глянь! – он показал потемневший почти непрозрачный камень.

– А я и не злюсь, – пожала плечами девушка. – Только что-то не нравится мне эта неизвестно откуда выскочившая… Лилечка, да? Уж больно ее много… «Зона бикини» ходячая! Тревожно как-то… И я никак не пойму, сколько же ей лет? Временами то ли свет так падает, то ли что, но она кажется намного старше… И злее!

– Эффектная телка, чего уж там, но мне она тоже что-то не нра! – и тут же получил от благовоспитанной девушки сначала по кумполу, а потом нежный поцелуй в щечку. Ведь ревность еще никто не отменял!

– Да ладно, ладно, мы тихо растворимся в аэропорту, как… как яд миледи в бокале Констанции Бонасье! Я все понимаю! – отшутился смутившийся Данила.

А Настя подумала: «Мы изучаем древние языки, расшифровываем античные тексты, читаем всякие умные книжки, а любим при этом романы Александра Дюма. Все вы, Милославские, дети, и нет между вами старца…»

Но избавиться от Лилии просто так не получилось: утром она вытянула из чересчур воспитанного кавалера адрес их римского отеля, совсем задурила ему голову и только после решила наконец-то уделить внимание своей делегации, продолжая при этом все время говорить.

А когда вещи уже были собраны, Никита, заглянув к Даниле, нашел на тумбочке забытый впопыхах листок бумаги, исписанный стремительным почерком…

Игрушечные улочки Венеции,

Гондола тихо скользит по воде,

И я никак не пойму: здесь венец ли

Самой красоты, или краше где

Найдется город? И я воочию

Смогу сравнить через никогда,

Что вправду есть? Только не очень-то

Верится… Небо, дворцы, вода,

И день, что в лучшие я пожалую,

И мимо, мимо, скорей, пока

Его, как бабочку небывалую,

К листу не приколет моя рука.

Как бывший спецназовец, Никита в поэзии не разбирался и никогда ее не читал, но как человек – поразился, что рядом есть кто-то, пишущий стихи. Надо же! Он аккуратно сложил листок и спрятал его в карман. Мелькнула мысль: «И когда только князь успел? Небось, всю ночь корпел… Интересно, а почему он вчерашний день считает лучшим? Он же уже бывал в Венеции и не раз…»

Перелет в Рим занял немного времени – и вот уже их везли по Вечному Городу, до которого дотянулась и дорога Насти с Никитой… Уже и памятник Виктору-Эммануилу II проехали. Настя с Никитой прилипли к окнам автобуса, но Данила этот величественный «грандиозо-монументо» пренебрежительно обозвал «челюстью»… Стоило сказать, и ребята покатились с хохоту: ну, точно – челюсть!

Замок Святого Ангела – бывшая гробница римского императора Адриана – показался простеньким, да и маленьким… Ну, чего от гробницы и ждать? Любящая оперу Настя вспомнила трагический финал «Тоски»: несчастная обезумевшая певица, невольная предательница возлюбленного, бросается в Тибр со стен этого замка… До Тибра надо было лететь на дельтаплане. Да и сама знаменитая река, вроде как италийский аналог нашей Волги-матушки, произвела убогое впечатление: «по камешкам, по камешкам чего-то там течет, поганка мутно-серая, воды наперечет». На водопровод ее разобрали, что ли?

Остановились в отеле на виа дель Кастро. Не самый центр, но и не задворки. Пока туда-сюда, наступил вечер.

В дверь номера Данилы, одевшегося «на выход», постучали: на пороге нарисовалась Лилечка. Распахнутый жемчужно-серый плащ, бледно-лиловое платье, огненные локоны, вызывающий раскрас точеного личика… Бедного князя явно брали в нешуточный оборот с матримониальными перспективами… Но Его Светлость эротический крючок не заглотил, памятуя о наставлениях друзей, и от общения отказался, сославшись на слабое здоровье и… хм… мигрень: чисто школьный приемчик, так от физ-ры отлынивать хорошо. Правильно Настя говорит: «дитё-дитём»!

Разочарованная дама вертелась в номере, хватая и разглядывая все, что попадалось под руку. Уходить не торопилась. Щебетала.

– А если Ваша мигрень пройдет, найдете для меня часок? А вы всегда болеете в костюме и галстуке? Ой, а что это за футлярчик прикольненький? Я всегда мечтала такой иметь… А там буквы или как их… Иероглифы? А это у вас фамильный перстень? Вы и в самом деле князь? Никогда настоящих князей не видела! Вокруг одни крокодилы! – Лиля была из породы тех дам-щебетуний, что небрежно роняют перлы наподобие: «я пью вино и одновременно красивая».

Данила со страдальческой миной наблюдал за ней, проклинал тот час, когда с деланной скромностью сообщил о своем благородном происхождении, но вдруг обратил внимание на то, что не сразу бросилось в глаза: дивной длины и стройности ноги имели несоразмерно огромные ступни, просто лыжи какие-то… Высокий рост Лилечки скрадывал этот недостаток, но все же…

«Номер ее ботинка был слишком велик и в точности передавался голосом», – вспомнилось парню, любившему русскую литературу. «Где я такое читал? У Мандельштама?» Голос Лили, и правда, совсем не годился для женского щебета: низкий, с изумительными бархатными переливами, – просто Аманда Лир, если бы все это акустическое совершенство периодически не срывалось на какой-то глухой лязг при смене регистров…

Раздался очередной стук: в дверях возник – шире проема – тщательно одетый умопомрачительный Никита. Костюм на нем сидел как влитой – Настя выбирала! – но в целом богатырь все равно выглядел смущенно и непривычно, словно его дали в нагрузку к светскому прикиду. Впрочем, «непривычно» не значит – «не органично»! Вдруг вылезло то, что еще Хранительница заметила давеча: порода. Поморщился украдкой от слишком резкого и очень «вечернего» аромата духов. Еще одна Лилина странность.

– Здрассьте. Ну, так мы идем? – спросил «свежий кавалер», на что Их Светлость сделали страшные глаза.

– Ой, а Даниил у нас болеет, мигрень! – шаляпински-задушевно пропела кружившая по комнате рыжекудрая фея, которой сильно не хватало лыжных палок.

– Так, аристократ хренов, быстро оделся и построился! Мы же договорились! – командирским голосом рявкнул мигом нашедшийся Никита, привыкший называть вещи своими именами. – Мигрень у него! Ты еще эту… как ее… подагру вспомни! Через минуту жду на выходе!